Страница 29 из 43
— А что представляет собой ваш дом, из которого вы к нам приехали, мисс Гринслейд?
Софи опять запоздала с ответом, и Тинеке Пеннинк поспешила первой нарушить возникшую паузу:
— Я сказала что-нибудь оскорбительное? Может быть, порой я и делаю ошибки. Видите ли, у меня очень мало практики в английском.
Софи очаровательно улыбнулась ей.
— Дело совсем не в этом, просто из вашего вопроса нельзя понять, что вас интересует — моя семья или дом, в котором я живу.
— И то и другое, — ответила дама, — и особенно ваши собака и кошка. — Увидев, что Софи удивлена, она поспешила пояснить: — Мой внук Макс, знаете ли, как-то рассказывал мне о них.
Софи приятно было поговорить о доме и о семье с человеком, который, казалось, искренне интересуется этим, и, потом, ее родные были сейчас так далеко от нее. Они мило беседовали, пока не подошел Макс и не прервал их:
— Бабушка, мы пойдем немного потанцуем. Ты не обидишься, если мы оставим тебя здесь одну? Ну, Софи, пошли — на тебя возлагается обязанность открыть бал.
Кто-то скатал красивый выцветший ковер и положил его под большими окнами; включился проигрыватель, и Макс пригласил Софи на танец. Они почти не разговаривали во время танца, только однажды Макс поинтересовался, весело ли ей. Когда танец закончился, он передал ее Яну, а сам закружился с Тинеке — Софи видела, как увлеченно они болтали о чем-то, совсем как в том уличном ресторанчике, где она не так давно застала их вместе. Возможно, из-за этих воспоминаний она несколько раз танцевала с Гарри. Конечно, Софи не могла сказать, что была в восторге от него, но он так неистово ее расхваливал, пел ей такие замысловатые дифирамбы, что она не усмотрела в его поведении ничего оскорбительного, как раз наоборот. Даже когда он отходил, она не испытывала недостатка в кавалерах. Неизвестно откуда возникший барон ван Эссен — он был необыкновенно оживленным в этот вечер — посетовал на то, что популярность Софи так высока, что нет никакой возможности пригласить ее хотя бы на один танец. Конечно, это было не совсем так — барон привирал, но ей приятно было слышать это, и она по-дружески обняла его.
Вечеринка закончилась только к полуночи. Гости направились в прихожую за своими пальто и манто. Все уже были одеты и прощались друг с другом, когда Софи услышала позади себя голос Гарри.
— Я отвезу вас, — бодро сказал он. Тогда Софи стала возражать и говорить, что ее подвезет доктор ван Стин, однако докучливый кавалер ни о чем не желал слышать. Ее уже начинала раздражать его настойчивость, но тут откуда ни возьмись появился Макс.
— Софи, я отвезу вас. Видите ли, Тинеке хочет поговорить с Карелом о каком-то концерте или о чем-то в этом роде, и Ян пожелал к ним присоединиться. Ты не подождешь несколько минут, пока все разойдутся? — Он посмотрел на Гарри. — Гарри, как мило с твоей стороны было все бросить и приехать сюда. Ты сам прекрасно знаешь, что за вечеринка без тебя!
Макс продолжал стоять рядом с ними, а Софи принялась так тепло и дружелюбно прощаться с Гарри, как будто была его лучшей подругой. Она никогда не простилась бы с ним подобным образом и не дала бы своего телефона, если бы не наблюдавший за этой сценой Макс.
Гарри присоединился к остальным гостям, и Макс, выйдя проводить их, остался в парадных дверях и помахал им на прощанье рукой. Потом попросил Годена подвезти к дому его машину и вернулся обратно, застав Софи у огромного камина, изучающую изображенное над ним родословное древо. Только занимало ее сейчас совсем не это, а предстоящая дорога в больницу с Максом. Она была уверена в том, что Максу нет до нее решительно никакого дела, а ей бы так хотелось, чтобы это было не так. Вдруг вспомнилась пословица, которая гласит, что половина буханки лучше, чем совсем без хлеба, — видно, такая уж у нее судьба — довольствоваться половиной.
— Это очень интересно, — сказала как ни в чем ни бывало Софи подошедшему к ней Максу, указывая на непонятные для нее письмена.
Он равнодушно посмотрел на них:
— Я думал, вы будете более благоразумны и не позволите такому пустому ветренику, как Гарри, вскружить вам голову.
Сначала она подумала, что он шутит, но, когда взглянула на его лицо, поняла, что это не так, — оно было рассерженным. Софи снова перевела взгляд на его семейное древо, а он язвительно продолжал:
— Да, он, конечно, находка для молоденьких легкомысленных барышень, но для вас... — Он не закончил мысли, и этот его утонченный выпад против ее беспечности повис в возникшей вдруг тишине.
Софи внимательно вглядывалась в черные, причудливых форм буквы, нарисованные на стене, пытаясь составить из них слова. Максимилиан ван Остервельд, прочитала она, родился в 1569 году, женился на Юлиане Ван-дер-Пост. Она прочитала это несколько раз в надежде, что ее рассерженное лицо примет свое обычное спокойное выражение, потом слегка вздохнула и сказала безразличным тоном:
— Я нахожу его забавным. А вы, доктор, забыли, что я не являюсь ни молодой, ни легкомысленной, а даже если это было бы и так, то знайте, что не так-то просто вскружить голову дурнушкам.
— Я что-то не припомню, чтобы хоть раз назвал вас дурнушкой, — сказал он взволнованно.
Софи усмехнулась:
— Да я не вас вовсе имею в виду, а себя. Но как бы то ни было, доктор, я не понимаю, какое дело до всего этого лично вам. — Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, обрамленными длинными ресницами, — он мог заметить, что она злится.
Макс отпрянул назад, и его глаза сузились до такой степени, что она не смогла понять, что они в данный момент выражают.
— Я все равно что loco parentis, пока вы в Голландии, — холодно произнес он.
Краска опять залила ее щеки.
— Вас никто не просил об этом, да и никакой необходимости в этом нет, — огрызнулась она. — Я в состоянии и сама о себе позаботиться.
Он засмеялся:
— Интересно, что бы на все это сказал ваш дорогой мистер Джон Остин?
Софи презрительно посмотрела на Остервельда — он все еще продолжал усмехаться.
— Джон Остин, он же Моррис, — ласково сказал Макс. — Вы могли бы придумать что-нибудь более оригинальное, Софи, но я вас не виню: ведь я совсем не дал вам времени для этого. Надо же было додуматься — банковский служащий из Харрогита! О, моя дорогая, ваше воображение так разыгралось.
Софи замерла. Она опять остановила взгляд на родословном древе семьи Остервельд — похоже, она скоро будет знать наизусть все, что там написано.
— Как вы об этом догадались? — резко спросила она.
Макс пожал плечами:
— Вы никудышная лгунья. Что касается Гарри...
Софи проглотила комок в горле: она чувствовала себя донельзя глупой и оскорбленной. Как же он посмеялся над ней! Ей было так плохо, что впору разреветься. Она решительно сдержала слезы и вскоре была вознаграждена за это — в прихожей показался Годен, мерной поступью направляющийся к ним.
— Интересно, как выглядела Юлиана Ван-дер-Пост? — спросила Софи первое, что пришло ей в голову.
Макс усмехнулся:
— Если верить портрету, что висит в нашей фамильной галерее, она была курносой и у нее косил один глаз. Ее муж Максимилиан любил ее до безумия.
Софи ничего не сказала на это. Попрощавшись с Годеном, она вышла из дома и пошла к ожидавшей ее машине. По дороге в больницу она разразилась длинной тирадой о всякой всячине, делая небольшие паузы лишь для того, чтобы Макс мог вставить односложные «да» или «нет». Но когда они уже подъезжали к Утрехту, он внезапно воскликнул:
— Дорогая! Ну сколько можно болтать? Прошу, остановись!
Она замолчала. Потом дрожащим голосом проговорила:
— Меня всегда учили, что это грубо — говорить подобные вещи своему попутчику.
Макс остановил машину на обочине полупустой дороги.