Страница 6 из 80
Никаких признаков, указывающих на то, что могло его убить, Тас не заметил.
– Что происходит, Карамон? – спросил кендер дрожащим голосом. – Если это ты, значит, ты умер и поэтому не можешь сейчас стоять здесь рядом со мной...
Внезапно ему в голову пришла новая мысль.
– О боги! А что, если тебя тут нет? Вдруг я просто тебя выдумал?! – Он в отчаянии вцепился в хохолок на макушке и принялся крутить его с такой силой, словно хотел оторвать. – Вот не думал, что у меня такое живое воображение! Ты выглядишь как настоящий!
Кендер протянул руку и потрогал Карамона дрожащими пальцами.
– Да и на ощупь ты живой. Прости меня за такие слова, но и запах от тебя совсем как от настоящего Карамона, разве что спиртом не пахнет! – Тас в отчаянии заломил руки. – Карамон! Я схожу с ума! Как темные гномы из Торбардина!
– Нет, Тас, – пробормотал Карамон. – Все происходит на самом деле. Все реально, я бы сказал – даже слишком.
Он быстро заморгал глазами, но справился с собой и посмотрел сначала на труп, потом на обелиск, который был уже едва виден в неожиданно подкравшихся грозовых сумерках.
– Мне кажется, я вот-вот пойму, в чем тут суть, – неожиданно добавил Карамон и пристальнее всмотрелся в надпись на камне. – Ага! Вот оно! Тас, взгляни скорее на дату!
Кендер вздохнул и нехотя поднял голову.
– Триста пятьдесят восьмой, – тусклым голосом прочитал он. Затем его глаза широко раскрылись. – Триста пятьдесят восьмой! – воскликнул он. – Но мы же вышли из Утехи в триста пятьдесят шестом!
– Мы попали в будущее, – с благоговейным трепетом прошептал Карамон. – Мы забрались слишком далеко!
Грозные тучи, которые собирались над горизонтом, словно армия, готовящаяся к решительной атаке, оказались у них над головами незадолго до наступления вечера, милосердно прикончив умирающее над низким горизонтом, дрожащее, будто студень, солнце. Буря налетела с неистовой яростью. Порыв горячего ветра вырвал Тассельхофа из грязи, а Карамона швырнул спиной на каменный обелиск. Хлынул дождь, крупные капли которого были горячими и тяжелыми, как расплавленный свинец. Потом из туч посыпались градины величиной с кулак кендера, нещадно молотившие по головам и оставлявшие синяки на плечах.
Однако страшнее всего были извилистые разноцветные молнии, впивавшиеся в обгорелые пни, расщеплявшие их в клочья или превращавшие в пылающие костры, видимые, наверное, за сотню миль. Гром, сотрясая землю, гремел без малейшего перерыва, так что Карамон и Тассельхоф в конце концов наполовину оглохли.
Пытаясь найти хоть какое-то укрытие от дождя, они забрались в яму, которую Карамон выкопал в сочащейся влагой глине под огромным упавшим стволом. Из этой ямы они смотрели на неистовую ярость стихии и не верили своим глазам. Огонь, казалось, поднимался до самого неба, а ноздри и глаза ел горький дым полыхающих деревьев. Молнии были совсем рядом, вонзались в мертвую почву и выбрасывали в воздух огромные комья земли и обломки вывороченных с корнем гигантских пней.
Гром ударял по их барабанным перепонкам, словно огромный молот по наковальне.
Единственной радостью во время небывалой бури была вода. Карамон выставил наружу свой шлем и меньше чем за минуту набрал воды достаточно, чтобы напиться.
Вода, однако, отдавала тухлыми яйцами – так заявил кендер, с отвращением зажимая нос, – и почти не утоляла жажды.
Никто ничего не сказал вслух, но каждый подумал, что у них нет возможности запастись этой мерзкой водой впрок, как нет возможности раздобыть хоть какую-то еду. Тем не менее Тассельхоф, впервые почувствовавший себя самим собой с тех самых пор, как понял, где находится, отчасти даже наслаждался свирепой бурей.
– Я никогда не видел, чтобы молния была такого цвета! – прокричал он, перекрывая грохот грозы и не отрывая взгляда от невиданной картины. – Очень похоже на фокусы, которые показывают бродячие факиры.
Однако гроза скоро ему наскучила.
– В конце концов, – снова закричал Тас, глядя, как в небо взлетает объятое пламенем бревно толщиной в три Карамоновых обхвата, – все приедается, особенно если видишь это в пятнадцатый раз. Если тебе не будет слишком одиноко, – прибавил он и зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть, – я, пожалуй, вздремну.
Ты не против, если тебе придется немного покараулить?
Карамон покачал головой, собираясь что-то ответить, но мощный удар грома заставил его вздрогнуть. Меньше чем в тридцати шагах от их убежища вспыхнул голубым огнем огромный пень.
«Это могли быть и мы, – подумал гигант, глядя на тлеющие обломки и морщась от резкого запаха серы. – Впрочем, мы можем быть следующими!»
Его охватило отчаянное желание куда-то бежать и что-то делать. Оно было таким сильным, что мускулы гиганта непроизвольно напряглись, и ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы усидеть на месте.
«Там, снаружи, – верная смерть, – сказал он себе. – Здесь, в яме, мы, по крайней мере, находимся ниже уровня земли».
Однако, словно в ответ на его мысли, лимонно-желтая молния выбила совсем рядом с ним глубокую яму, и гигант с горечью улыбнулся. Нет, нигде они не могли чувствовать себя в полной безопасности. Оставалось только ждать, уповая на милость богов.
Карамон посмотрел на кендера, собираясь сказать что-нибудь утешительное для своего маленького друга, но слова будто замерли у него на губах. Вздохнув, Карамон покачал головой. «Есть все же на этом свете кое-что неизменное, например, кендеры», – подумал он, глядя на Тассельхофа. Кендер крепко спал, свернувшись калачиком и не обращая никакого внимания на разбушевавшуюся стихию.
Карамон тоже забился поглубже в яму, но заснуть не мог. Его глаза неотрывно следили за черными тучами, в непрерывном сверкании молний проносившимися у него над головой. Чтобы отвлечься от этого ужасного зрелища, он попытался разобраться в том, что же, собственно, произошло и как получилось, что они оказались в этом гиблом месте. Он даже закрыл глаза, разболевшиеся от ослепительного света, и снова увидел своего брата, стоящего перед жуткими Вратами, вновь услышал его голос, обращенный к страшным драконьим головам и приказывающий им подчиниться и пропустить их – Рейстлина и Крисанию – в Бездну.
Вспомнил он и молодую жрицу Паладайна, молившуюся своему богу, полностью отдаваясь экстатическому блаженству собственной веры и не ведая о том, что тогда представлял собой Рейстлин, служащий силам зла.
Карамон вздрогнул, услышав слова Рейстлина так ясно, как если бы тот стоял сейчас рядом с ним.
– Да, Карамон, она вступит в Бездну вместе со мной. Она пойдет впереди и будет сражаться за меня с черными магами и жрецами, с призраками и духами умерших, обреченными вечно скитаться в этом царстве ужаса и теней. Ей предстоят самые невероятные мучения, которые только способна изобрести моя Королева. Все испытания искалечат ее тело, лишат разума, в клочья изорвут и изранят ее плоть.
В конце концов, когда Крисания не сможет больше выносить страданий, она упадет к моим ногам...окровавленная, растоптанная, умирающая. Из последних сил она будет протягивать ко мне руки, прося одного – утешения. Она не станет молить меня о спасении – для этого у нее слишком твердый характер. Она будет просить лишь о том, чтобы я был рядом в ее смертный час.
Но я пойду дальше, Карамон! Я не задержусь даже для того, чтобы сказать ей хоть слово, бросить на нее один-единственный взгляд. Почему? Да потому, что она больше не будет мне нужна. Я пойду вперед, к своей цели, и моя сила возрастет тысячекратно...
После этих слов Рейстлина Карамон понял, что ему не вернуть брата. И оставил его в покое...
Оставил в покое и позволил войти в Бездну и бросить вызов самой Владычице Тьмы. Позволил Рейстлину стать богом.
«Для меня это не имеет никакого значения, – с горечью подумал Карамон. – Мне все равно теперь, что с ним случится. Наконец-то я освободился от него, а он – от меня...»
Тас и Карамон включили тогда магическое устройство и прочли рифмованное заклинание, которому научил гиганта Пар-Салиан. Потом Карамон снова услышал, как поют камни, – точно так же, как и в предыдущие два раза, когда он отправлялся в путешествие во времени.