Страница 29 из 32
— Но ведь потом ты выздоровела и все объяснила?
— А меня уже никто не хотел слушать. Оказалось, что тяжкие испытания повредили мой рассудок. Джон, как великий психолог, даже опасался душевной болезни.
— И твой отец ему поверил? — удивился Алекс.
— А что ему оставалось делать? Наверное, я действительно выглядела так, будто постепенно схожу с ума. К тому же я едва выносила присутствие Джона, и это было очень странно. Ведь вся моя семья не сомневалась в том, что я безумно его люблю. Крошка Мэй шарахается от своего дорогого Джона, значит, крошка Мэй сошла с ума. Все очень просто, не правда ли?
— Бред, — фыркнул Алекс. — Зачем Шепперду было выставлять тебя сумасшедшей?
— Он всеми силами пытался избежать развода.
— Ты хотела с ним развестись?
— А как я могла жить с этим человеком? — ответила Мэй вопросом на вопрос. — Даже звук его голоса вызывал у меня дрожь. Я вспоминала время, которые мы провели на острове, и мне было противно смотреть на Джона. Хотя он вел себя точно так же, как до свадьбы, представляешь? Он с невероятной легкостью вычеркнул эти месяцы ужасов из своей жизни… Был со мной очень внимателен и предупредителен, поступал как джентльмен. Им нельзя было не восхищаться… Но для меня он был чудовищем. Хитрым и кровожадным чудовищем. Поначалу я наивно полагала, что он не будет препятствовать разводу. Когда мы жили на острове, я неоднократно слышала от него, что он проклинает тот день, когда познакомился со мной…
— Вот негодяй! — вырвалось у Алекса.
— Но в цивилизованном мире родство со Стенли Фоссетом немаловажная вещь, и Джон решил, что ему ничто не мешает жить так, как он планировал до крушения самолета. Мои желания в расчет не принимались.
— Он же не мог удерживать тебя силой…
— Еще как мог! — усмехнулась Мэй. — Когда он понял, что я серьезно говорю насчет развода, он начал мне угрожать. Сказал, что его совершенно не волнует, какие я испытываю к нему чувства, и что он не для того терпел лишения на острове, чтобы сейчас лишиться всех благ, которые ему сулит родство с моим отцом.
Алекс стиснул зубы. И такого мерзавца Мэй любила!
— Если бы я была тогда поумнее, я бы поступила иначе. Мне надо было затаиться, перехитрить его, но я была не в состоянии притворяться. Мои нервы были на самом деле расшатаны, и своим глупым истерическим поведением я только дала Джону лишний козырь. Дочь Стенли Фоссета сходит с ума! И я действительно сходила с ума, когда видела, как он опутывает меня тенетами лжи!
Мэй всхлипнула, и снова Алексу пришлось прибегнуть к поцелую, чтобы успокоить ее.
— Джон вел очень тонкую игру. В сообразительности ему не откажешь, и мой отец вскоре не сомневался в том, что я нуждаюсь в лечении. Каждый раз, когда я заговаривала о разводе, мне грозили сумасшедшим домом. Конечно, ради моего же блага! Отец был уверен в том, что только любимый муж может вернуть мне рассудок…
Не знаю, сколько бы продлился этот ужас, но Джон не стал дожидаться конца. Рано или поздно отцовское сердце Стенли Фоссета могло принять мою сторону, и партия Джона была бы проиграна. Ему нужно было меня изолировать, и он прибегнул к крайним мерам. Джону было мало, что все считали меня ненормальной. Ему понадобилось доказать, что я опасна. Что я пытаюсь его убить. Он стал провоцировать меня, дразнить. Конечно, когда никто не мог его слышать! Джон был очень осторожен, и ему удалось довести меня до такого состояния, что я была готова удавить его голыми руками. Но этого не понадобилось, потому что он удачно подсунул мне нож, а потом подставил руку для удара…
— Ты ударила его ножом?
— Господи, Алекс, я же была не в себе! Затравленное существо с кошмарами во сне и наяву. Каждую ночь мне снилось, как тигр разрывает Чарли на куски, а днем… днем меня преследовали насмешки Джона и недоверие родных. Наверное, я бы убила его, если бы не подоспела помощь. Он как всегда действовал с большим расчетом, и свидетелей у моего поступка было предостаточно. На крики Джона сбежали все, кто был в тот момент в доме, в том числе и мой отец. На следующий день меня поместили в частную закрытую лечебницу для душевнобольных.
Алекс закрыл глаза. Все это просто не укладывалось в голове!
— Но зачем ему все это было надо?
— Деньги, — грустно ответила Мэй. — Как он сам мне говорил, у него были не слишком хорошие отношения с его состоятельной семьей. Пока он был зятем могущественного Стенли Фоссета, перед ним все преклонялись, но после развода со мной его тут же выбросили бы на улицу. Джону понравилась слава, понравилась власть. И расставаться с ними он не хотел. Куда проще было пожертвовать мной, раз уж я не желала быть благоразумной.
Первое время в больнице было так ужасно, что я на самом деле чуть не сошла с ума. К тому же меня усиленно лечили, и от всех этих лекарств у меня начались галлюцинации. Отец перестал меня навещать. Во время его визитов мне становилось хуже. Еще бы! Я же пыталась объяснить ему, что со мной все в порядке…
— А что делал Шепперд?
— Привыкал к роли правой руки Стенли Фоссета, — усмехнулась Мэй. — Папа всегда хотел сына, продолжателя своего дела, и теперь он его получил. Во мне необходимость отпала.
— Ты не должна так говорить, — с упреком сказал Алекс.
— Может быть, — согласилась она. — Но я до сих пор не могу простить его.
— Как же ты выбралась из больницы?
— Очень просто. Я пришла в себя и поняла наконец, что мне нужно делать. После первых четырех месяцев в больнице я начала умнеть или, выражаясь языком моих врачей, пошла на поправку. Причем так стремительно, что уже через полтора года меня выпустили. Я уехала из штата и стала Мэй Делано. Придумала свои курсы и с тех пор так и живу…
— И твой отец отпустил тебя? — изумился Алекс.
— А я его не спрашивала, — жестко ответила Мэй. — Ни его, ни Джона. Если хочешь знать, я от них сбежала. Правда, отцу я иногда пишу, чтобы не разыскивал меня по всей стране… Он просит меня вернуться обратно… Идеальный Джон Шепперд уже разочаровал его, и он хочет, чтобы я снова поселилась в его доме и мы зажили как раньше…
— А ты?
— Я? — Мэй рассмеялась. — Ты не поверишь, но мне так нравится моя жизнь, что я не хочу ее менять. Вот только не могу оставаться в одном городе больше двух-трех месяцев. Возникает слишком много вопросов… Но это не страшно, страна у нас большая, и я всегда найду себе местечко. Вот вам и моя ужасная тайна, мистер Броуди. Вы довольны?
И да, и нет, хотелось ответить Алексу. Приключения Мэй взволновали его, но главное заключалось в том, что Мэй по-прежнему была дочерью очень богатого человека и женой Джона Шепперда. Она может сколь угодно долго уверять его, что ценит свою свободу превыше всего и навсегда разорвала отношения с отцом, но от этого Мэй не переставала быть наследницей миллионов Стенли Фоссета. А ведь он сам всего лишь журналист, у которого даже нет постоянного дома…
— Да, захватывающая история. Хоть завтра в газеты, — протянул Алекс, пытаясь шутливой небрежностью замаскировать свои мрачные мысли.
— Тебе отвалят за нее немало денег, — сказала Мэй, резко отодвигаясь от него.
Алекс хлопнул себя по лбу. Когда же он начнет следить за тем, что говорит?
— Мэй, я не имел это в виду, — виновато пробормотал он.
— Почему бы и нет? — Она поправляла воротничок рубашки, и Алекс видел только темные пушистые завитки на ее затылке. — В конце концов, ты ведь журналист…
— Мэй!
Но она не желала его слушать и лихорадочно одевалась.
— Черт возьми, зачем ты тогда откровенничала со мной, если не доверяешь мне? — разозлился он.
— Сама не знаю, — выдохнула она, и прежде чем Алекс успел что-либо сделать, Мэй открыла дверцу машины и выскочила на улицу.
Алекс не шевелился. Фигурка Мэй уже скрылась за пеленой дождя, но странное оцепенение все еще не отпускало его. Ему требовалось время, чтобы переварить услышанное. История Мэй, такая запутанная и невероятная, вызывала у него двойственное чувство. Ему было бесконечно жаль ее, заплутавшую в лабиринте ненависти и разочарования, но ее непримиримость пугала. Кого она наказывает, не желая признавать отца, начисто отрицая свою прошлую жизнь? Только себя. Ведь она не может не знать, что Стенли Фоссетом двигала забота и отцовская любовь, когда он распорядился отправить ее в больницу. Мэй ничего не простила и предпочла обречь себя на добровольное изгнание. Сколько времени это будет продолжаться? Когда она перестанет терзать себя и наказывать других?