Рожденный для любви

Мысль о том, что его богиню можно любить так же, как любую другую женщину, пока не приходила ему в голову.

Эшли не обманывалась на его счет. Как ей ни хотелось поверить в то, что Джек Денвер влюблен в нее, она запрещала себе предаваться бесплодным мечтам. Выздоравливающие после тяжелой болезни пациенты склонны все преувеличивать. Даже унылые больничные стены кажутся им прекрасными, что уж говорить о медсестрах? Сколько признаний в любви выслушивала Эшли в подобных обстоятельствах, и часто несчастный влюбленный забывал о своих чувствах, как только покидал больницу!

Она видела, что с Джеком творится то же самое. Он словно заново открывал для себя мир, неотъемлемой частью которого являлась женская красота. Эшли замечала в его глазах лихорадочный блеск и знала, что он точно так же относился бы к любой другой медсестре, если бы она оказалась на ее месте. Она не разрешала себе мечтать о нем, улыбаться ему, поощрять его, хотя с каждым днем это становилось все труднее. Ее сердце отказывалось терпеть такое насилие, ведь Джек был совсем рядом. Ей стоило лишь руку протянуть, чтобы коснуться его отросших волос, впалой щеки, упрямых губ…

Но чем все это закончится? — с горечью спрашивала себя девушка. Через некоторое время он выздоровеет окончательно и навсегда уйдет, а она останется и будет собирать по кусочкам свое разбитое сердце. Этого нельзя допустить. Слишком высокая цена за короткие минуты блаженства.

Джек не догадывался о том, что творится в душе Эшли. Она всегда была с ним такой невозмутимой, такой выдержанной! Ее улыбка была искренней и радушной, но не более того. Она проводила с ним много времени, но не дольше, чем требовали ее обязанности. Она была ему рада, но Джек не сомневался, что точно так же она обращается и с остальными пациентами. Самый проницательный взгляд не заметил бы в ее поведении ничего особенного.

Вскоре он окреп настолько, что ему разрешили самостоятельно выходить в сад при больнице. Джек радовался возможности побыть на свежем воздухе, но буквально на третий день обнаружил, что эти прогулки превратились для него в пытку. Видеть Эшли в обществе других пациентов и сотрудников больницы было ему почему-то очень неприятно. Ее нельзя было ни в чем упрекнуть, она была со всеми мила и приветлива, и не это вызывало у Джека столь жгучее беспокойство. Каждый раз, когда в устремленном на Эшли взгляде Джек подмечал мужской интерес, его сердце сжималось от ревности. Как они смеют так смотреть на нее, на его королеву, его богиню! Ее красота не для плотоядных улыбок и вульгарного заигрывания, она достойна неизмеримо большего! Но чего именно достойна Эшли, Джек затруднялся сказать. Ему казалось, что все эти заинтересованные взгляды и фривольные замечания оскверняют ее, и ему хотелось спрятать девушку от наглых глаз других мужчин, спрятать от всего мира…

Однако, несмотря на мучения, которые доставляли ему эти прогулки, Джек несколько раз в день обязательно спускался в сад. Иногда Эшли останавливалась рядом с ним, и они разговаривали. Джек обнаружил, что ее глаза, такие темные в помещении, при ярком свете обладают способностью менять свой цвет. Солнце зажигало в них золотистые огоньки, а зелень листвы добавляла изумрудный оттенок. Непослушные пряди волос выбивались из прически, и Джек любовался смоляными завитками на висках девушки, где под гладкой кожей билась тоненькая синенькая жилка.

Джек открывал для себя красоту Эшли с новой стороны. Он еще не думал о ней, как о женщине из плоти и крови, но его пульс учащался, когда Эшли проходила мимо и улыбалась ему. Он долго смотрел ей вслед и удивлялся внешней хрупкости ее тела. Такие изящные руки с тонкими запястьями, а сколько силы они в себе таят! Прекрасное создание, рожденное для пылкой любви, а не для тяжелой работы в госпитале… Джек в испуге оглядывался, словно боялся, что кто-то прочтет его смелые мысли. Рожденная для любви! Ему не хотелось уподобляться тем, кто преследовал Эшли похотливыми ухмылками, и он смущенно отворачивался и старался утихомирить свое неразумное сердце.

И все же Джек ничего не предпринимал. Эшли нравилась ему, но ему нравилось и предзакатное солнце, которое он видел из окна своей палаты, и бледно-розовые цветы в саду, и проливной дождь, после которого так хорошо дышится… Случайно подслушанный разговор открыл ему глаза на многое, в первую очередь на его собственные чувства.

В госпитале св. Женевьевы работал младшим хирургом некий Хью Говард, симпатичный молодой человек с широким веснушчатым лицом и добродушной улыбкой. Он был одним из тех приятных людей, которых редко замечают, когда они находятся рядом. Джек знал, что Говард обручен с дочерью начальника местной полиции. Он повсюду носил с собой фотографию невесты и с удовольствием показывал ее всем, кто неосторожно заговаривал с ним о его предстоящей женитьбе.

В тот злополучный (или, наоборот, счастливый) вечер Джек сидел в саду, надежно укрытый от любопытных взглядов густым кустарником. Он любил уединенные местечки, где можно было спокойно помечтать. Джек уже собирался пойти обратно в палату, когда до него донесся негромкий женский голос.

— Прошу вас, не надо об этом…

Джек услышал шаги. По песчаной дорожке, идущей мимо его убежища, медленно шли двое. Первым побуждением Джека было выйти и обнаружить себя. Подслушивать чужую беседу он не собирался. Но слова второго человека буквально пригвоздили его к месту.

— Эшли, красавица моя, ну разве можно быть такой недотрогой? — проворковал мужчина.

Джек похолодел. Этот голос был ему знаком, но никогда прежде он не слышал в нем таких мерзких интонаций. Вальяжные нотки уверенного в своей неотразимости самца звучали в нем. Самца, не сомневающегося в своей победе.

— Доктор Говард, я же просила вас…

Голос женщины задрожал, стал очень знакомым, и Джека прошиб холодный пот. Так вот с кем посмел таким пошлым тоном разговаривать Хью Говард…

— Но это же просто ребячество, милая моя, — сказал мужчина, и Джек безошибочно понял, что Говард начинает злиться. — К тому я столько раз говорил тебе, что наедине ты можешь называть меня Хью.

Джек сжал кулаки. Ревность бушевала в его сердце, колотилась в его висках, искала выхода. Его настигло запоздалое осознание того, что за Эшли можно ухаживать как за любой женщиной, что ее можно любить, обнимать, целовать… Ах, слишком поздно! Другой держит сейчас ее руку, заглядывает в ее глаза, нашептывает слова любви…

Но то, что говорил Говард, меньше всего было похоже на слова любви.

— Эшли, ты же взрослая девушка, — услышал Джек. — Почему ты не разрешаешь мне позаботиться о тебе? Ты же знаешь, я неплохо зарабатываю, да и моя семья…

— Потому что мне не нужна такая забота! — перебила его девушка, и ее голос зазвенел от ярости.

Джек вздрогнул. Кажется, с выводами он поторопился.

— Эшли, на дворе двадцатый век, а у тебя какие-то средневековые понятия, — успокаивающе проворковал мужчина. — Я безумно люблю тебя, а ты сопротивляешься и не даешь мне доказать тебе это.

— Хороша любовь! — с горечью воскликнула Эшли. — Я представляла ее иначе.

Джек и не думал, что она способна говорить с таким чувством. Его сердце заныло.

— Ну ты же прекрасно понимаешь, что я не могу на тебе жениться, — с досадой пробормотал Говард. — Брак — это деловое мероприятие, между моей семьей и семьей моей невесты существует давняя договоренность… Не могу же я все разрушить!

Подлец, какой подлец, шептал Джек.

— Но мое сердце всегда будет принадлежать только тебе, Эшли, — продолжил Говард уже другим тоном. — Я буду любить тебя, и ты не будешь ни в чем нуждаться. Согласись, это очень хорошее предложение… Для такой, как ты…

Раздался звонкий удар пощечины. Говард чертыхнулся, и Джек услышал звуки борьбы. Размышлять о том, насколько корректным будет его вмешательство, времени не было. Джек выскочил на дорогу. Хотя он был более-менее подготовлен к тому, какая картина сейчас предстанет перед ним, все равно кровь бросилась ему в голову, когда он увидел Эшли, бьющуюся в руках Говарда. Лицо мужчины покраснело от натуги, но он крепко держал девушку и явно намеревался сломить ее сопротивление.