Час близнецов

Так, замирая от счастья, Тас бродил по коридорам и в результате едва не забыл, зачем он, собственно, явился сюда в этот ясный, погожий день. Ему предстояла наиважнейшая миссия! Между тем на него никто не обращал внимания.

Все, с кем он ни встречался, были увлечены предстоящими торжествами, государственными или делами Братства, а возможно, и тем, и другим, и третьим.

Редко кто бросал на кендера взгляд вторично, чего Тасу, собственно, и следовало ожидать. Правда, ему пришлось все же пережить несколько неприятных мгновений, когда на него пристально уставился какой-то стражник, однако кендер в ответ приветливо улыбнулся и помахал рукой. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы усыпить бдительность охранника. Древняя мудрость народа кендеров гласила: не стоит перекрашиваться в белое, чтобы слиться со стенами; сделай вид, что ты здешний, и стены сами поменяют цвет, чтобы соответствовать твоему костюму.

В конце концов, миновав многочисленные повороты и лестницы (разумеется, он делал остановки, чтобы получше рассмотреть кое-какие безделицы, причем некоторые из них в итоге случайно упали в его кошельки), Тас оказался в коридоре, где не было ни украшений, ни оживленных и смеющихся жрецов или гостей. В этом коридоре было сумрачно и тихо, особенно в сравнении с остальными галереями и переходами Храма.

Тас прокрался к уже знакомой двери. Таиться не было необходимости, просто все вокруг выглядело таким зловещим, что кендер невольно стал ступать осторожнее, стараясь ничем не нарушить царившую здесь тишину. Разумеется, у него и в мыслях не было неслышно подкрасться и застать Рейстлина за каким-нибудь магическим экспериментом.

Остановившись у дверей, Тас, однако, расслышал доносящийся из комнаты голос Рейстлина и по тону понял, что у него посетитель.

«Проклятье! — подумал кендер. — Теперь придется ждать, пока его гость не наговорится всласть и не уйдет. А я, между прочим, не просто так здесь гуляю. Я пришел по наиважнейшему делу. Экое неудачное совпадение! Интересно, как долго они проболтают?»

И Тас приложил ухо к замочной скважине, единственно затем, чтобы попытаться определить, сколько ему придется ждать, однако, услышав женский голос, ответивший магу, кендер вздрогнул и насторожился.

«Этот голос мне знаком, — отметил он про себя. — Ну конечно, Крисания!

Интересно, что она тут делает?»

— Ты прав, Рейстлин, — услышал Тас голос Крисании, — это куда как спокойное место, в сравнении с теми роскошными коридорами, где кишат жрецы.

Хотя, признаться, когда я только попала в Храм, я пугалась этого-закоулка. Ты улыбаешься, а я действительно боялась. И мне не стыдно в этом признаться. Твой коридор казался мне заброшенным, холодным и угрюмым. Но теперь сам воздух Храма — горячий и душный — угнетает меня. Я не в силах радоваться даже тому, как дивно преобразился Храм к праздникам. Вся эта роскошь, цветы, фрукты — сколько денег на это ушло… а вокруг столько нуждающихся…

Крисания замолчала, и Тас услышал легкий шорох. Поскольку разговор не возобновлялся, он рискнул заглянуть в замочную скважину. Плотные шторы на окне были раздвинуты, однако в комнате ко всему еще и горели свечи. Крисания сидела в кресле лицом к двери, а шорох, который услышал Тас, был, по всей видимости, вызван се нетерпеливым движением. Жрица подперла подбородок рукой, и кендеру показалось, что она немного смущена и растерянна.

Но не это удивило Тассельхофа. Крисания изменилась! Куда подевались ее простые скромные одежды и строгая прическа. Теперь она была наряжена так же, как и остальные жрицы Храма, — в белое платье с богатым золотым шитьем и отороченную белым мехом накидку. Руки ее были обнажены, а на правом запястье Тас разглядел тонкий золотой браслет, который удачно подчеркивал белизну ее кожи. Пышные черные волосы Крисании, расчесанные на прямой пробор, свободно ниспадали на плечи, щеки разрумянились, а блестящие глаза были устремлены на Рейстлина, который сидел перед нею спиной к двери.

— Гм-м-м… — прошептал Тас. — Тика была права!

— Я не знаю, зачем я пришла сюда… — вновь заговорила Крисания.

«Зато я знаю!» — не без удовольствия подумал кендер и прислонился ухом к замочной скважине.

— Каждый раз. при встрече с тобой я исполнена больших надежд, — продолжала жрица, — но потом я всегда испытываю разочарование. Я хочу показать тебе, насколько прекрасна истина, и доказать, что только этим путем мы принесем мир обитателям Кринна, но ты всегда переворачиваешь мои слова с ног на голову и выворачиваешь их смысл наизнанку.

— Твои вопросы, Посвященная, — это твои сомнения, — услышал Тас скрипучий голос Рейстлина. Затем раздался еще один шорох — маг подался вперед, к Крисании. — Я просто хотел помочь тебе услышать собственный голос. Несомненно, Элистан предостерегал тебя от слепой веры.

Тас услышал в голосе мага язвительную нотку, но Крисания, по-видимому, этого не заметила. Она ответила Рейсшину быстро, искренне и горячо:

— Конечно. Он поощряет вопросы и часто приводит в пример Золотую Луну, сомнения которой помогли вернуться на Кринн истинным богам. Но вопросы должны помогать человеку лучше понять то, что происходит, я же, слушая твои ответы, запутываюсь еще больше.

— Что ж, это мне знакомо, — сказал Рейстлин так тихо, что Тас едва расслышал его слова.

Кендер рискнул на мгновение оторвать ухо от замочной скважины и заглянуть в комнату. Маг стоял возле жрицы, положив руку ей на плечо. Когда Рейстлин произнес свои слова, Крисания подалась к нему и быстро накрыла рукой его ладонь. Когда она заговорила, в ее голосе было столько радости, любви и надежды, что Тас почувствовал, как у него самого что-то оттаяло в душе.

— Ты тоже чувствовал это? — спросила жрица. — Неужели мои слова затронули в твоей душе какую-то струнку? Нет, не отворачивайся! Я по лицу вижу — ты думал о том, что я тебе сказала. Мы с тобой очень похожи — я поняла это, как только увидела тебя… Ах, ты снова улыбаешься, снова смеешься надо мной? Ну что ж, говори! Я-то знаю правду! Ты сам открылся мне тогда, в Башне! Ты сказал, что я столь же тщеславна, как и ты сам, — и это правильно. Я много думала об этом и поняла, что хотя наши устремления внешне различны, на самом деле они не так сильно разнятся, как я когда-то считала. Мы оба жили одинокой, уединенной жизнью, оба безраздельно посвящали все время служению своим идеалам. Ни перед кем мы не раскрывали того, что таилось в наших сердцах. Даже наши близкие не знали этого. Ты окружил себя тьмой, Рейстлин, но я сумела разглядеть сквозь мрак тебя самого. Твои тепло и свет…

Кендер снова заглянул в замочную скважину. «Сейчас он поцелует ее! — с волнением подумал Тас. — Ну и дела! То-то Карамон удивится!»

«Ну давай же, давай!» — мысленно подстегивал он Рейсшина, который по-прежнему недвижимо стоял над Крисанией. «Чего он медлит?» — размышлял кендер, глядя на сияющие глаза и приоткрывшиеся губы молодой жрицы.

Рейстлин неожиданно убрал руку с плеча Крисании и отошел от ее кресла.

— Тебе лучше уйти, — хрипло пробормотал он. Кендер даже сплюнул с досады и отскочил от двери в сторону. Прижавшись к стене, он покачал головой.

Из-за двери донесся надсадный кашель мага и заботливый голос Крисании, обеспокоенной его здоровьем.

— Это ничего, — открывая дверь, сказал Рейстлин. — Вот уже несколько дней я чувствую себя скверно. И ты, видимо, догадываешься о причинах моего недомогания…

Он остановился на пороге, держа дверь перед Крисанией открытой. Тас, затаив дыхание, прижался спиной к стене — ему очень не хотелось мешать разговору, к тому же он боялся упустить хоть словечко.

— Разве ты ничего не чувствуешь?

— Я что-то почувствовала, но не совсем поняла… — прошептала Крисания почти неслышно. — Что это было?

— Гнев богов, — ответил Рейстлин, и даже Тасу стало ясно, что это не те слова, которые надеялась услышать Крисания. Казалось, она совсем упала духом.

Рейстлин, однако, этого не заметил. — Их ярость сказывается на всех нас, я чувствую, как огненная гора приближается к этой проклятой планете. Возможно, именно из-за этого ты чувствуешь себя подавленной и угнетенной.