Любимая балерина

Мать провожала Джулиана со слезами на глазах. Если бы не Аманда, она бы уговорила его взять ее с собой. Ну почему Люси родила ребенка? Если бы не эта маленькая девочка, в их доме не осталось бы напоминаний о несчастном браке ее сына, никаких свидетельств того, что он влюбился и привел в дом чужую женщину.

Ни разу за все эти месяцы после того, как сын расстался с женой, она не испытала угрызений совести из-за того, что сама разрушила их брак. Если Люси и страдает, что из того?

Она еще молода и сможет начать жизнь заново. Ни одна женщина не будет хозяйничать в КумбХаус и отнимать у нее сыновей.

Женитьба Фрэнсиса была тяжким ударом для миссис Саммерфорд, поскольку все ее надежды на то, что удастся управлять невесткой, разбились о твердый характер Энн. В конфликте между женой и матерью он занимал линию наименьшего сопротивления. Но с Джулианом все было по-другому. Он слепо повиновался матери, и она отказывалась думать о том, что когда-нибудь сын может опять жениться. Достаточно того, что теперь он свободен или скоро будет, как только получит развод. Пока же она ни на что не могла повлиять, поскольку его отправили за границу.

Несмотря на свои опасения, Джулиану понравилось в Буэнос-Айресе. Работа была интересной, светская жизнь насыщенной, а женщины необыкновенно красивы. Было легко увлечься, и хотя порой его искушали взгляды темных глаз или прикосновения нежной руки, решимость не повторить ошибку удерживала его. После крушения своей семейной жизни Саммерфорд целиком отдался работе и преуспел в долгих и трудных переговорах, что не прошло незамеченным в Лондоне. Сэр Джон Рэнкен поздравил его, выразив надежду, что он добьется такого же успеха и в Америке. Джулиан с сожалением покинул Буэнос-Айрес и после недельного отдыха на Ямайке отправился в Вашингтон.

Ритм жизни в американской столице остался для него таким же, как и в южноамериканской. Здесь каждый день тоже был полон работой и не хотелось отдаваться праздным развлечениям. Но американцы, как никакая другая нация, умели хорошо провести свободное время, и вскоре он понял, что усталость мешает ему столь же полноценно наслаждаться жизнью. У всех на устах был балет Деннисона и особенно успех молодого хореографа Пирза Беллами. Но о Люси Джулиан ничего не слышал.

Глава 9

Первое выступление балета Деннисона было тепло встречено в Филадельфии, и американские критики на все лады расхваливали его труппу.

После роскошной жизни в Майами пыльная и жаркая Филадельфия стала настоящим испытанием, но постепенно дето уступило место осени, и можно было по достоинству оценить всю прелесть Фермонт-Парка и элегантную красоту одного из старейших городов Америки.

Признание Пирза в любви намного повысило самооценку Люси, и отношения между ними несколько изменились. Если раньше она не осознавала его близости, то теперь остро чувствовала руку партнера на своем плече или талии во время танца. Примерно в это же время Люси наконец сумела полностью отдасться балету, и Деннисон уже наблюдал за ней с пристальным интересом. Пирз уговаривал Джека дать балерине главную партию в его новом балете «Золотое руно», и мэтр с радостью бы согласился, если бы не страх вызвать гнев Аданы. Позволить молодой балерине забрать партию примы было бы некрасиво и опасно, и Деннисон нехотя сказал, что сначала танцевать будет Адана.

Люси обрадовалась, когда та дала согласие, потому что еще не чувствовала себя вполне уверенной и втайне надеялась, что Пирз будет слишком занят, чтобы думать о своих безответных чувствах. Но вышло по-другому. Долгие репетиции с ним вызвали раздражение у Аданы, и, поняв, что она может испортить его балет из-за уязвленного самолюбия, он принял решение попробовать примириться с ней. Будь он меньше влюблен в Люси, Пирз нашел бы приму неотразимой, но рядом с хрупкой деликатностью одной другая казалась вульгарной и наглой. Когда она подставляла ему ярко накрашенные красной помадой губы для поцелуя, он делал над собой усилие, надеясь избежать скандала. Ведь если приме взбредет в голову неправильно истолковать роль, то его репутация хореографа будет основательно подмочена.

К несчастью, за три дня до представления «Золотого руна» Адана решила отбросить остатки скромности. Поведение мужчины, который держится на расстоянии, было настоящим вызовом ее тщеславию. После представления она настояла, чтобы он пришел в ее гостиничный номер на ужин.

Она встретила Пирза в пеньюаре, позволявшем выставлять на обозрение все дамские прелести.

За ужином с шампанским он развлекал Адану забавными рассказами, но потом было уже немыслимо избежать неизбежного, поскольку она прилегла на кушетку и похлопала рукой рядом с собой.

– Садись сюда, дорогой. Уже поздно, и ты устал. Тебе нужно отдохнуть.

– Да, я чертовски устал. – Пирз зевнул. – Наверное, я лучше пойду.

– Глупый, зачем уходить так рано? Сядь и забудь обо всем. – Она снова похлопала рукой по кушетке, но Пирз сделал вид, что не понял намека. – Милый Пирз, не бойся меня. Почему ты так нервничаешь? Я не кусаюсь! – Она потянулась к нему. – Не будь таким жестоким. Ты не хочешь меня поцеловать?

Не зная, как отказаться, Пирз легко прикоснулся к ее губам, но, когда попытался отойти, девица притянула его к себе. Возможно, она и была изящной балериной, но в любви привыкла брать то, что ей хочется, и предлагала себя нагло и открыто. Сбросив ее руки и оторвавшись от жадных губ, он оттолкнул обольстительницу на подушки и встал. Та посмотрела на него из-под полуопущенных век и поняла, что человек не шутит. Ее щеки залил уродливый румянец.

– Ты не собираешься меня оставить, негодник?

– Именно это я и намерен сделать.

Понимая, что если сейчас же не покинет эту бесстыдную, сильно надушенную женщину, то уже не сумеет скрыть отвращение к ней, Пирз двинулся к двери. Трепеща от гнева, Адана преградила ему путь.

– Как ты смеешь так оскорблять меня? Это ведь все из-за Люси, да? Везде, куда я ни пойду, попадается эта бледная крошка! Утром, днем и вечером ты танцуешь с ней, вы всегда вместе. Это уже слишком. Я убью ее, предупреждаю, убью!

– Замолчи, мерзавка!

Пирз зажал ей рот рукой, но девица отшвырнула ее, оставив на ладони красные следы.

– Я не буду молчать! Как ты смеешь защищать это ничтожество и оскорблять меня, приму? Твоя протеже должна была оставаться со своим мужем там, где ее место, – на кухне!

Только на это она и способна – мыть посуду! И учти, если ты меня оставишь, я не буду выступать в твоем балете!

Пирз молча уставился на нее. Потом, пожав плечами, открыл дверь и вышел.

Вернувшись в гостиницу, он не мог поверить, что сцена, которой так боялся, произошла.

Если бы Адана отказалась от партии месяц назад, насколько проще бы все было! Но сейчас, когда до премьеры осталось всего три дня, перед ним встала почти неразрешимая проблема. С той минуты, как замысел балета родился лишь в голове, он мечтал, чтобы Медею танцевала Люси, но разучивание партии за такой короткий срок может навредить ей. Лучше пока отложить балет.

Однако Люси и слышать об этом не хотела.

– Нельзя откладывать его, Пирз! Если ты это сделаешь, Деннисон не даст тебе второго шанса. Ты уверен, что Адана не передумает?

– Если только сам не передумаю, а я не могу заниматься любовью с женщиной, которую ненавижу.

– Значит, взять эту партию остается только мне.

– Я не хочу, чтобы ты соглашалась на нее, если не готова, это рискованно.

– Ты как-то сказал, что уверенность в себе – самое важное для танцора, а я уверена именно в партии Медеи. Если ты позволишь, мой друг, я возьму ее.

Пирз порывисто обнял свою ученицу.

– Я надеялся, что ты это скажешь, милая! Спасибо тебе.

Следующие три дня прошли в непрерывных занятиях. Когда общих репетиций не было, Пирз с Люси работали одни, останавливаясь, только чтобы что-то обсудить. Люси слишком уставала, чтобы спокойно спать по ночам, каждая клеточка тела болела, но на следующее утро балерина вставала и безропотно шла на репетицию.