Битва близнецов

— В городе мне ничего не грозит, — отрезал Карамон. Он резко повернулся и пошел по коридору, стараясь не обращать внимания на мерцающие глаза, бесшумно плывшие в воздухе на уровне его плеча.

Рейстлин дождался, когда Карамон и его жуткий провожатый исчезнут в темноте, и только после этого вернулся в кабинет.

Крисания сидела в кресле и без особого успеха пыталась расчесать пятерней свои спутанные волосы. Рейстлин ступал почти бесшумно, и жрица не услышала, как он приблизился и встал сзади. Опустив руку в карман своего черного плаща, он достал пригоршню мелкого белого песка. Подняв ладонь над головой Крисании, маг потихоньку начал сыпать песок ей на голову.

— Аст тасарк симиралан кринауй! — прошептал Рейстлин. Глаза Крисании мигом смежились, а голова поникла. Жрица погрузилась в крепкий магический сон.

Рейстлин обошел кресло и, встав напротив Крисании, долго смотрел на ее склоненную голову.

Крисания смыла с лица следы сажи и крови, однако под глазами ее залегли глубокие синеватые тени. Нижняя губа была рассечена, а щеки казались бледными и запавшими. Черные пряди спутанных волос упали ей на лицо, и маг осторожным движением отвел их в сторону.

Согревшись у огня, Крисания отбросила в сторону бархатную штору, в которую куталась, спасаясь от холода. Белое платье и накидка — изорванные, опаленные огнем и испачканные в крови — распахнулись на ее шее, и Рейстлин видел, как высокая грудь ее поднимается и опадает в такт спокойному, мирному дыханию.

— Будь я такой, как другие мужчины, она принадлежала бы мне уже сейчас, — прошептал Рейстлин.

Его рука задержалась перед лицом жрицы и снова коснулась черных волнистых волос.

— Но я не такой, как все, — пробормотал Рейстлин и убрал руку.

Наклонившись, он поднял штору и накрыл ею жрицу. Крисания улыбнулась во сне и, положив руку на подлокотник кресла, опустила голову на руку.

Рейстлин слегка коснулся пальцами ее гладкой щеки и задрожал от нахлынувших воспоминаний. Ему захотелось отменить сонный заговор, обнять жрицу, прижать к себе, как он прижимал ее при чтении заклинания, перенесшего их из гибнущего города в иное время. У них будет целый час до возвращения Карамона, может быть, даже больше…

— Я не такой, как другие! — хмуро повторил Рейстлин и взял себя в руки.

Он отошел в сторону и оглядел темные углы кабинета.

— Охраняйте ее в мое отсутствие, — приказал маг колыхавшимся во мраке бледным теням. — Вы двое, — обратился он к тем ликам, которые оказались рядом, когда Рейстлин пришел в себя, — пойдете со мной.

— Да, Хозяин! — Призраки покорно приблизились. Свет магического посоха, упав на их невидимые во тьме фигуры, обозначил полупрозрачные очертания черных мантий.

Очутившись в коридоре, Рейстлин плотно закрыл за собою дверь. Затем он произнес магическую формулу и в мгновение ока был перенесен в лабораторию, расположенную под самой крышей Башни Высшего Волшебства.

Не успел он перевести дух, как из темноты на него что-то набросилось.

Визги и пронзительный вой разорвали столетнюю тишину лаборатории, крылатые черные тени ринулись на мага, протягивая к его горлу костлявые скрюченные пальцы, хватая его за одежду и с треском раздирая ткань плаща. Чудовища не испугались даже магического света посоха, и Рейстлин, которого захлестнула волна их жгучей ненависти, едва не потерял самообладание.

Однако он быстро взял себя в руки. Посох со сверкающим хрустальным шаром на конце описал в воздухе широкую дугу, а хриплый возглас на языке магии заставил призраков отступить.

— Поговорите с ними! — приказал Рейстлин сопровождавшим его хранителям. — Скажите им, кто я такой!

— Фистандантилус! — прошипел один.

— Фистандантилус! — прохрипел другой, заглушая глухой ропот опаленных магическим светом тварей. — Его время еще не настало, и предсказание не сбылось… это магический эксперимент…

Чувствуя слабость и легкое головокружение, Рейстлин нащупал стул и тяжело опустился на сиденье. Он укорял себя за то, что не сумел предугадать нападение.

Проклиная свое слабое тело, которое едва не подвело его, маг вытер кровь, выступившую из раны на лбу, и сосредоточился.

«Это твоих рук дело, моя владычица! — мрачно подумал он. — Ты не посмела схватиться со мной в открытую. Здесь — в моем мире — я тебе не по зубам! Но ты уже вновь проникла сюда. Уже возведен в Нераке твой Храм. Злые драконы гнездятся в нем и пожирают яйца драконов светлых. Но дверь еще закрыта, ибо Краеугольный Камень заперт великой жертвенной любовью. В этом твоя ошибка, Такхизис. Явившись через Врата в наш мир, ты показала нам дорогу в свой мир!

Правда, пока я не могу дотянуться до тебя… и тебе нет дороги по эту сторону… но придет время…»

— Тебе нехорошо, Хозяин? — послышался рядом встревоженный голос. — Прости нас, что мы не сумели защитить тебя, однако ты слишком быстро перенесся.

— Вы ничем не сможете помочь! — прорычал Рейстлин и закашлялся. — Оставьте меня на время… Мне нужно отдохнуть. Но прежде уберите отсюда всех этих…

— Да, Хозяин.

Ожидая, пока пройдет головокружение и стихнет боль в груди, Рейстлин просидел в тишине почти час, снова и снова возвращаясь мыслями к задуманному.

Чтобы как следует подготовиться к воплощению своих планов, ему понадобится как минимум две недели отдыха и тщательного изучения необходимых записей. Время это он проведет здесь, в Башне. Крисания была на его стороне

— он не сомневался, что жрица пойдет за ним без принуждения и в нужный момент призовет мощь Паладайна, чтобы помочь ему открыть Врата и сразиться с их ужасными Стражами, поджидающими дерзких с другой стороны.

У него было знание Фистандантилуса, — знание, которое тот скапливал веками, и у него была сила собственного молодого тела. Перед тем как войти во Врата, он обретет невиданное могущество — он станет величайшим магом из всех, какие только существовали на Кринне!

Мысль эта успокоила Рейстлина, и он почувствовал прилив сил.

Головокружение прошло, боль в груди улеглась, и даже рана на лбу стала затягиваться. Маг поднялся и оглядел лабораторию. Она выглядела точно так же, как и тогда, когда он впервые вошел… Она будет точно такой же, когда он войдет в нее через двести с лишним лет. Тогда он вступит в Башню в соответствии с предсказанием — могучим Владыкой настоящего и будущего. Тогда ворота Башни откроются перед ним сами, и мрачные хранители будут почтительно приветствовать своего господина — никому из них и в голову не придет напасть на него…

Рейстлин машинально потрогал шрам на лбу и пошел в дальний конец лаборатории, освещая себе путь посохом. С любопытством оглядываясь по сторонам, он, однако, заметил несколько странных вещей, которые сбили его с толку. Все здесь должно быть в точности так, как он увидит это в будущем, однако сейчас на столе стоял целехонький сосуд, который Рейстлин видел уже разбитым, а книга заклинаний, которую он подобрал… подберет с пола, лежала сейчас на массивном каменном столе.

— Разве стражи трогают вещи? — спросил маг у двоих хранителей, которые уже вернулись к нему. Он медленно шел к дальней стене лаборатории, к Дверям, Которые Никогда Не Открывались.

— Нет, Хозяин, — откликнулся один из стражей. — Нам нельзя здесь ничего трогать.

Рейстлин пожал плечами. Мало ли что могло произойти за два столетия?

— Должно быть, землетрясение, — пробормотал он себе под нос, теряя всякий интерес к этим мелким несоответствиям. Впереди его ждала загадка более грандиозная.

Подняв повыше светящийся кристалл магического посоха, чтобы рассеять тьму, окутывающую Врата с платиновой резьбой, изображающей пятиглавого дракона, Рейстлин приблизился к дальней стене, где помещались тяжелые двери из стали и серебра, которые не мог отпереть ни один ключ на Кринне.

И… ахнул.

Несколько минут он стоял совершенно неподвижно — ярость клокотала в его горле, легкие пылали. Наконец маг набрал в грудь побольше воздуха, и живую тьму Башни взорвал его гневный вопль.