Страница 4 из 16
Марго вошла в туннель и направилась к стеклянной будке. Старый Керли, охранник, в это время обычно дремал на своем стуле, привалясь к углу, со свисающей изо рта на широкую грудь почерневшей деревянной трубкой. Но сегодня он стоял.
– Доброе утро, доктор, – поздоровался он, открывая дверь. Старик называл “докторами” всех, от директора музея до аспирантов.
– Что случилось? – спросила Марго.
– Не знаю, – ответил Керли. – Они приехали пару минут назад. Но сейчас я хотел бы взглянуть на ваше удостоверение.
Марго принялась рыться в сумке. Предъявлять пропуск никто не просил уже несколько месяцев.
– Не уверена, что удостоверение у меня с собой, – сказала она, недовольная тем, что так и не собралась выкинуть всякий накопившийся за зиму хлам. Друзья из отдела антропологии недавно присвоили ее сумке звание “самой захламленной в музее”.
В будке зазвонил телефон, и Керли потянулся к трубке. Марго наконец обнаружила документ и поднесла к окошку, но охранник не взглянул на него – он с широко раскрытыми глазами слушал, что говорят по телефону.
Трубку он положил молча и застыл всем телом.
– Ну? – повторила Марго. – Что случилось?
Керли ответил:
– Вам незачем знать.
Телефон зазвонил снова, и охранник поспешно протянул к нему руку.
Марго в жизни не видела, чтобы Керли двигался так быстро. Она пожала плечами, бросила удостоверение в сумку и пошла дальше. Ее поджимал срок – надо было заканчивать очередную главу диссертации, и каждый день был на счету. Предыдущая неделя была тяжелой – поминки по отцу, формальности, телефонные звонки, – не до научной работы. Больше времени она терять не могла.
Пройдя через дворик, Марго вошла в служебный вход, свернула направо и быстро зашагала по цокольному коридору к отделу антропологии.
В многочисленных служебных кабинетах было темно, как всегда до половины десятого или до десяти.
Коридор повернул под прямым углом, и Марго остановилась. Дорогу ей преградила желтая пластиковая лента. Марго разобрала печатные буквы: “НЬЮ-ЙОРКСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ, МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ – НЕ ПЕРЕХОДИТЬ”. Джимми, охранник, обычно назначаемый в зал перуанского золота, стоял перед лентой, как и Грегори Кавакита, молодой помощник хранителя из отдела эволюционной биологии.
– Что здесь происходит? – спросила Марго.
– Типичная музейная неразбериха, – отозвался Кавакита с кривой улыбкой. – Нас не пропускают.
– Никто мне ничего не объяснил, только велели никого не пускать, – раздраженно произнес охранник.
– Послушай, – сказал Кавакита. – На будущей неделе у меня презентация в Национальном научном фонде, дел по горло. Если пропустишь меня...
На лице у Джимми появилось выражение замешательства.
– Я просто выполняю свою работу.
– Идем отсюда, – сказала Марго Каваките. – Выпьем кофе в комнате отдыха. Может, узнаем у кого-нибудь, что случилось.
– Сначала я хотел бы зайти в туалет, если найду такой, куда вход не перекрыт, – раздраженно ответил Кавакита. – Иди, я тебя догоню.
Всегда распахнутая дверь комнаты отдыха для служащих в тот день оказалась закрытой. Марго взялась за шарообразную дверную ручку, думая, не лучше ли дождаться Грегори. Потом открыла дверь. Уж без его-то поддержки она как-нибудь обойдется.
Внутри двое полицейских разговаривали, стоя к ней спинами.
– Это уже который раз, шестой? – хихикнул один.
– Потерял счет, – ответил его напарник. – Но желудок у него должен наконец опустеть.
Когда полицейские расступились, Марго увидела комнату отдыха.
Просторное помещение было безлюдным. В дальнем конце, возле кухни, кто-то склонился над раковиной. Человек сплюнул, вытер губы и обернулся. Марго узнала Чарли Прайна, нового специалиста по консервации, которого взяли на работу полгода назад, чтобы восстановить экспонаты для новой выставки. Его ничего не выражающее лицо было пепельным.
Полицейские, подойдя к Прайну, мягко подтолкнули его к двери.
Марго посторонилась, пропуская группу. Прайн шел скованно, будто робот. Марго инстинктивно опустила взгляд.
Туфли Прайна были в крови.
Рассеянно глядя на Марго, Прайн заметил, как изменилось выражение ее лица. Последовал за нею взглядом; потом остановился так внезапно, что шедший сзади полицейский наткнулся на него.
Глаза Прайна расширились и побелели. Полицейские схватили его за руки, он стал сопротивляться, заскулил. Его быстро вывели из комнаты.
Марго прислонилась к стене, пытаясь справиться с сердцебиением, тут вошел Кавакита и с ним еще несколько человек.
– Перекрыта, должно быть, половина музея, – сказал он, покачивая головой и наливая себе кофе. – Никто не может войти в свои кабинеты.
И словно в ответ на его реплику система общественного оповещения с хрипом заработала. “Внимание! Всех находящихся в здании служащих просим пройти в комнату отдыха”.
Когда они сели, по двое, по трое стали входить служащие. Главным образом лаборанты и помощники хранителей без полномочий: время для появления важных лиц было еще ранним. Марго бесстрастно смотрела на входивших. Кавакита что-то говорил, но она его не слышала.
Через десять минут помещение наполнилось людьми. Все говорили разом: возмущались, что не могут войти в свои кабинеты, обсуждали каждый новый слух. В музее никогда не происходило ничего сенсационного, и теперь настроение у всех было приподнятым.
Кавакита отпил кофе и скорчил гримасу.
– Сплошная гуща. – Повернулся к Марго. – Онемела? С тех пор как мы сели, рта не раскрыла.
Она, запинаясь, стала рассказывать о Прайне. Красивое лицо Кавакиты вытянулось.
– Господи, – наконец произнес он. – Как ты думаешь, что случилось?
Когда прозвучал его баритон, Марго осознала, что все разговоры в комнате стихли. В дверном проеме появился крепко сложенный лысеющий мужчина в коричневом костюме, из кармана его плохо сидящего пиджака торчала полицейская рация, изо рта – незажженная сигара. За ним вошли двое полицейских в форме.
Мужчина встал перед сидящими в комнате, вынул изо рта сигару, снял табачную крошку с языка и откашлялся.
– Прошу внимания, – сказал он. – Ситуация такова, что вам придется потерпеть наше присутствие еще какое-то время.
Внезапно из глубины комнаты раздался громкий, укоризненный голос:
– Прошу прощения, мистер... Марго вытянула шею и оглянулась.
– Фрид, – прошептал Кавакита. Марго была наслышана о вспыльчивом характере Фрэнка Фрида, хранителя ихтиологического отдела.
Мужчина повернулся и взглянул на Фрида.
– Лейтенант д’Агоста, – отчеканил он. – Нью-йоркское управление полиции.
Такой ответ заставил бы умолкнуть большинство людей. Но худощавый, седовласый хранитель был не из пугливых.
– Надеюсь, – произнес он саркастически, – нам дозволено будет узнать, что здесь происходит? Полагаю, мы имеем право...
– Я хотел бы подробно осведомить вас о том, что случилось, – ответил д’Агоста. – Однако в настоящее время могу только сказать, что в здании музея обнаружен труп, обстоятельства случившегося расследуются. Если...
Все разом зашумели, д’Агоста поднял руку, призывая к тишине.
– Могу только сказать, что бригада из отдела расследования убийств находится здесь и занята делом. Музей закрыт. Пока что никто не может ни войти, ни выйти. Надеемся, такое положение продлится недолго.
Он немного помолчал.
– Если произошло убийство, то есть вероятность – вероятность – того, что убийца все еще в музее. Мы просим вас побыть здесь час или два, пока ведется поиск улик. Полицейский запишет ваши фамилии и должности.
Никто не произнес ни звука. Д’Агоста вышел и закрыл за собой дверь. Один из оставшихся полицейских придвинул к двери стул и грузно сел на него. Разговоры стали понемногу возобновляться.
– Мы арестованы? – воскликнул Фрид. – Это возмутительно.
– Господи, – чуть слышно произнесла Марго. – Неужели Прайн – убийца?
– Ужасная мысль, правда? – сказал Кавакита. Встал, подошел к кофеварке и сильным ударом выбил из нее последние капли. – Но то, что я не подготовлюсь к своей презентации, еще ужаснее.