Страница 23 из 84
Меньшиков остановил взгляд на командире батальона аэродромного обслуживания.
— Быстро грузите имущество. Все, кто не летит, на погрузку. Сигнал к отправке — две красные ракеты.
Меньшиков направился было в землянку, как его остановил голос руководителя полетов, находившегося на «вышке» — деревянной будке, откуда в мирные дни осуществлялось руководство полетами.
— Товарищ майор, к аэродрому приближаются мотоциклисты, целая колонна. Похоже, немцы.
Меньшиков рванулся сам на «вышку». То, что он увидел, поднимаясь по ступенькам, стиснуло его ознобом, и ноги мгновенно одеревенели, стали чужими. Он так и не смог подняться на площадку, застыл на предпоследней ступеньке. Да и незачем было подниматься, все хорошо видно отсюда: по шоссе со стороны Сак мчались мотоциклисты. Один за другим. Да, это были немцы: мотоциклы с колясками, с двумя седоками — один за рулем, второй за пулеметом, в касках, в очках. Где-то, значит, должны двигаться и танки. Точно: на самом горизонте он различил темные коробки, окутанные клубами дыма и пыли.
— Дождались, — простонал Меньшиков и глянул вниз, где с него не спускали глаз начальники служб: не услышали ли? Кажется, нет. Крикнул:
— По самолетам! Запускать моторы и взлетать без команды. Ведущий тот, кто взлетит первым. Курс — на Керчь. Наземному эшелону отходить на восток вдоль побережья. Я взлетаю последним. — Он взялся за перила и почти скатился вниз, где уже никого не было, кроме капитана Петровского. Оперуполномоченный поджидал его.
— Поздно, Федор Иванович, — сказал он категорично и безжалостно. — Наземный эшелон отойти не успеет, если не выделить группу прикрытия.
Капитан был прав, и Меньшиков позвал с «вышки» руководителя полетов.
— Разыщите начальника штаба, передайте мой приказ: группу прикрытия — к шоссе. Держать немцев, пока не взлетит последний самолет и не отойдет последний грузовик. Потом отходить на восток.
— Я останусь с группой, — сказал Петровский, когда руководитель полетов убежал. — За меня поработает Завидов.
— Можешь лететь на моем самолете, — без особой радости предложил Меньшиков.
— Мне надо остаться.
— Тогда другое дело. Жену не успел отправить?
— Нет… Группой командует Деревянко?
— Да, наш начхим. Дело он знает, и человек смелый. Постараюсь, как только взлетим, прикрыть бортовым огнем вашу группу. Это будет сигналом для отхода.
Они зашагали к бомбардировщику Меньшикова, стоявшему недалеко от землянки, у которого уже выстроился экипаж. Их догнал оперативный дежурный.
— Товарищ майор, связь со штабом дивизии прервана. Видно, немцы перерезали провода.
— А радиостанция?
— Немцы забивают ее: такой треск, что ничего не разобрать.
— Ясно. В распоряжение капитана, — кивнул Меньшиков на Петровского.
— Есть!
Оперуполномоченный протянул Меньшикову руку:
— Счастливо, Федор Иванович.
— И тебе, Виктор Васильевич.
Меньшиков уловил в голосе оперуполномоченного грусть и теплоту. Капитан понимал, на что идет: мало кому из тех, кто остается прикрывать отход полка и батальона, удастся остаться в живых. И Меньшиков простил ему его прежнюю холодность; черствость. Уж такое суровое время, не до деликатности.
А треск мотоциклов уже катился на аэродром, и вот с северной стороны донеслись первые выстрелы. Им ответили автоматные очереди. Заглушая их, взревели моторы бомбардировщиков, два самолета тронулись со стоянки и порулили к взлетно-посадочной полосе. К ним выбежал лейтенант Пикалов и знаками показал, чтобы открыли огонь по мотоциклистам.
«Молодец, — подумал о нем Меньшиков, — правильно сообразил».
Мотоциклисты скатывались уже с бугра и, как саранча, рассыпались в разные стороны, охватывая аэродром с запада и востока. Воздушные стрелки со многих самолетов открыли по ним огонь. Треск пулеметов, рев моторов, одиночные выстрелы слились в единую вызывающую озноб какофонию. Недалеко от бомбардировщика Меньшикова вспыхнул бензозаправщик. Пламя с такой быстротой охватило машину, что шофер едва успел отогнать ее. Меньшиков видел, как вывалился он из кабины и стал кататься по земле, гася загоревшийся на нем комбинезон.
Вокруг все ревело, гудело, трещало, стонало, и никаких команд уже дать было нельзя, никому и ни в чем помочь теперь не могли ни командир полка, ни командир дивизии…
Меньшиков в последний раз окинул аэродромное поле взглядом. Первый самолет уже оторвался от земли, второй бежал следом за ним. К взлетной полосе один за другим рулили четыре бомбардировщика. На остальных моторы работали. Кое-где суетливо бегали люди, заканчивая последние приготовления к взлету.
«Хорошо, что немецкой авиации нет, — подумал Меньшиков, — а то бы наделала она бед». Пора было и ему садиться в свой самолет. Он махнул экипажу рукой — «По кабинам!» — и, дав команду технику провернуть винты моторов, ступил на крыло.
Лейтенант Пикалов — он снова летел в экипаже Меньшикова воздушным стрелком-радистом — уже крутил турель влево-вправо и бил со стоянки по появлявшимся то там, то здесь мотоциклистам. А их становилось все больше. Огонь пулеметов, взрывы гранат опрокидывали мотоциклы, сбивали с них седоков, заставляли их искать укрытия, но сдержать такую лавину, казалось, ничто было не в силах.
— Запуск! — крикнул Меньшиков заученное скорее для себя, чем для техника, который, конечно же, не услышал его, но по взмаху руки понял команду.
Моторы, словно почуяв опасность, запустились с первой же попытки. Техник выдернул колодки из-под колес и, пока Меньшиков надевал парашют, пристегивался привязным ремнем, забрался в люк к стрелкам: Пикалов по СПУ доложил, что все к взлету готовы.
Майор дал газ моторам, развернул бомбардировщик вдоль взлетной полосы. За эти несколько секунд он увидел мотоциклистов среди аэродромных построек. Отряд из БАО (Меньшикову показалось, что среди бойцов находился и капитан Петровский) залег в траншеях и не давал немцам прорваться к складам и самолетам. Пикалов пустил длинную очередь по мотоциклистам, они шарахнулись за постройки. Еще Меньшиков успел обратить внимание на то, что у складов грузовых машин уже нет; значит, успели загрузиться и отъехать.
А танки уже спускались с бугра и так же, как и мотоциклы, «обтекали» аэродром справа и слева. Да, тяжело придется группе прикрытия. «Счастливо, Федор Иванович», — вспомнилось искреннее, душевное пожелание Петровского. Вряд ли им доведется снова свидеться. И ничем ему не помочь… Почему ничем? Вон как Пикалов шуганул мотоциклистов! А если пройтись над немцами бреющим?…
Разрывы снарядов полыхали уже по всему летному полю, и, если попасть в воронку, дело может обернуться худо…
Со стоянки, опережая Меньшикова, порулили последние два самолета, ревя моторами; летчики очень торопились и опробовали моторы на максимальных оборотах во время рулежки, а не на стоянке, как положено. Что ж, вполне понятно: танки и мотоциклисты заставляли спешить.
Очередной разрыв полыхнул совсем рядом.
— Командир, взлетайте! — крикнул по СПУ Пикалов.
Меньшиков толкнул сектора газов вперед. Бомбардировщик взревел затравленным зверем и рванулся со стоянки. Бежал он мучительно долго, и не по выбитой взлетной полосе, а наискосок, по жесткой, уже пожухлой от жары траве, вздрагивая на каждом бугорке, кустике. Меньшиков смотрел на горизонт, но видел и землю, готовый на случай встречи с воронкой подорвать машину.
К счастью, фашистские танкисты стреляли левее, и летное поле здесь было неповрежденным. Когда бомбардировщик наконец оторвался от земли, майор, чуть выждав, положил его в левый крен и оглянулся. Столкнувшихся самолетов он уже не увидел — там пылал громадный костер с черным, как сама нефть, дымом.
— Штурман, стрелки! — позвал по СПУ Меньшиков. — Слушаем, командир! — отозвался за всех Пикалов.
— Сейчас пройдем по краю аэродрома. Бейте по гадам со всех точек.
— Поняли, командир. Сделаем.
Меньшиков развернул бомбардировщик на север, откуда напали мотоциклисты и ползли танки, и вел его метрах в пятидесяти от земли, слыша, как строчат пулеметы. Стреляли штурман, воздушный стрелок из нижней турели, и даже старший лейтенант Пикалов умудрялся, когда Меньшиков накренял машину градусов на шестьдесят, бить из своей верхней турели.