Страница 60 из 109
— Мы с тобой солдаты. Надо ехать. Смотри, уже день к вечеру покатился. Приедем, я тебя еще раз ощупаю. Да и корсет надо тебе соорудить из брезента. Ходить, да и летать через денек-другой в нем будешь. Позвоночник беречь надо. Не пойму, как ноги и ребра твои выдержали. Я ведь был судмедэкспертом. Чего только не насмотрелся и всегда удивлялся, каким может быть крепким и сильным человек, но и, наоборот, до обидного слабым и уязвимым.
Никто Осипова в полку не ругал. Его появление было для всех приятной неожиданностью. По докладу прилетевших домой летчиков, Матвей «приказал долго жить».
Но и вернувшихся с задания «не казнили»: они сразу доложили, что не успели сорвать атаку немцев на ведущую пару. Бой-то начался для всех неожиданно. Были заняты землей, а «лагги» поздно увидели врага.
После возвращения в полк короткая летняя ночь показалась Осипову неимоверно длинной. Малейшее шевеление вызывало стреляющие боли по всему телу… Перед открытыми глазами белел потолок, и он видел на нем Светлану, сидящую на берегу, и яркую луну за ней. Огромные девичьи глаза стали надвигаться на него и оказались рядом с его лицом. Матвею почудилось дыхание Светланы, а потом он явственно почувствовал на щеке ожог поцелуя и услышал слова: «Я буду ждать тебя всегда». Он шевельнулся, и видение пропало…
Прошли долгие или короткие бездумные минуты, и Матвей увидел черные руины улицы, землю в воронках и узнал среди них самую страшную. «Не воронку — могилу. Как у летчиков: вместо холмика земли кратер от упавшего самолета, в котором тело летчика, подобно метеоритному веществу, больше испаряется, чем остается». Матвей прикрыл глаза рукой: «Она ждала меня. А я не мог прийти к ней на встречу. Я должен отомстить фашистам за нее, за всех, кого уже нет в живых, и за тех, которые еще погибнут. Мстить, пока ни одного оккупанта не останется на нашей земле».
Начало светать. Матвей больше не мог лежать. Он, превозмогая себя, поднялся и, стараясь не шуметь, вышел на улицу. Школьное крыльцо вновь напомнило Светлану, и ему захотелось еще раз побыть на улице горя, чтобы запомнить ее навсегда. Все еще спало. Но вот тишину нарушили петухи. Их звонкие «ку-ка-ре-ку» в предрассветных сумерках утверждали и пробуждали жизнь.
Он подошел к знакомому повороту. Запахло гарью. Дальше все было мертво. Тихо, как на кладбище. Матвей опустился на колени, взял горсть земли и высыпал ее в воронку. Она тонкой струей побежала по скату, несколько крупинок докатились до самого дна, а потом все опять успокоилось.
«Светланочка-цветочек, ты не умерла, ты на всю жизнь со мной… Прими мою клятву: я буду мстить, сколько хватит сил!… Прости! Мне пора!»
Линия фронта севернее аэродрома продвинулась к Воронежу, а южнее начала проваливаться в излучину Дона. Полк Митрохина потерял боеспособность — осталось всего пять ремонтируемых самолетов и с командиром полка и комиссаром семь летчиков.
Командир помнил, как в сорок первом, почти в такой же обстановке, старший начальник забрал из полка последние самолеты и летчиков. Он беспокоился о будущем полка. В живых остались летчики, прошедшие через огонь. Если их заберут, то с ними уйдет опыт войны. А без него новым людям бои будут стоить большой крови.
Однако волнения быстро кончились. К вечеру на аэродром приехал командир дивизии. И сразу начал с вопросов:
— Что командиру и комиссару лучше: отдать летчиков и самолеты в другой полк или наоборот?
Командир с комиссаром переглянулись.
— Мы обсуждали с Мельником создавшееся положение. Оставшихся летчиков от нас лучше не забирать. Пополнить нас самолетами, или мы отдадим самолеты и уедем с оставшимися пилотами за пополнением и новой матчастью.
— Что для вас лучше, комиссар?
— Первый вариант, но с дополнением.
— Каким?
— Начальников из летного состава других полков нам не надо. Командиры у нас есть свои. Но можно пополнить полк молодыми, точнее, рядовыми летчиками.
— Значит, своих отдавать не хотите, а к себе берете? Как же так?
— Я же предлагаю пополнить только рядовыми.
— Хорошо. — Полковник засмеялся: — Будем считать, что я угадал ваши думки. Решение-то у меня было. Только хотелось еще раз проверить: не ошибся ли?… Даю вам четыре самолета и двух рядовых летчиков. Итого получится эскадрилья. Не густо, однако воевать еще можно. В другом полку такое же положение. А третий — уходит в тыл. У него в наличии остались полковое знамя и техсостав.
…Русанов закончил подготовку группы на боевой вылет. Шел в этом вылете и Матвей. Он говорил себе: «Это мой первый вылет после воскресения».
— Товарищи летчики, вы видите, что аэродромы врага вплотную придвинуты к полю боя. Он готовится и дальше наступать. В приказе народного комиссара обороны 227 сказано: «Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Ни шагу назад». Так вот, мы должны сделать все, чтобы помочь нашей пехоте выстоять. Война, бои не могут быть без потерь и с нашей стороны. Сейчас на Гитлера, его армию работает почти вся Европа. Но фашистский тыл непрочен. Народы не могут долго переносить порабощение и издевательства. Уже идет разговор о втором фронте, на нашей земле создастся польская армия, и этот пример поддержат другие народы. У нас большие потери. Но мы — армия, народ — не уничтожены, стали опытнее, а значит, сильнее. Мы убедились, что можем бить врага на земле и в воздухе. Вместе с нашим героическим тылом мы отстоим жизнь нашего Отечества, народов, населяющих его просторы. Война с нами — это роковая ошибка фашистов. Их «блицкриг» уже не состоялся, — Афанасий Михайлович замолчал. Осмотрев внимательно взглядом сидящих на земле летчиков, понял, что говорил правильно.
— По самолетам!
Осипов в этот раз шел ведомым у Маслова. Страха, сомнения и напряженности не было, хотя такое иногда и случается в первом вылете после того, что с ним произошло. Он желал одного: быстрее увидеть и бить врага.
Показалась линия фронта, и в наушниках Осипов услышал голос Маслова:
— Матвей, смотри, не зарывайся. Одним вылетом всего не сделаешь. Держись пошире.
Осипов качнул самолет с крыла на крыло — понял. А сам отошел немного в сторону, чтобы свободнее было маневрировать и прицеливаться. Немцы не обратили внимания на высоко идущие самолеты — пропустили их в тыл без обстрела. Тыл сегодня исчислялся тридцатью километрами, а там немецкий аэродром. Он увидел его издали: пыль, самолеты на голой степи — и обрадовался, потому что искать другую цель было не нужно.
Передняя четверка развернулась на левую окраину аэродрома и ринулась вниз. Только теперь с земли увидели «илы», и по небу заметались эрликоновские красноватые трассы. Поздно. Уже ничего нельзя было изменить. Маслов повел свою четверку в пикирование. Матвей в прицеле увидел землю, а на ней близко стоящие друг к другу самолеты с прямоугольным крылом — Ю-87. Поймал в прицел одного «лапотника» и пустил два реактивных снаряда. И тут услышал строгую команду:
— Прекратить! Только бомбы!
Матвей со злостью выругался, перевел взгляд на машину командира. В это время от нее отделилась первая черная капля — «сотка». Перехватив ручку управления самолетом в левую руку, Осипов правой рукой что было силы рванул рычаг аварийного сброса — бомбы ушли на врага залпом: «Получайте, гады! Это только начало!»
Новый заход.
Матвей ничего не видел, кроме «юнкерсов» на земле. Молнии ненависти рвались из пушек и били по земле, где сейчас в страхе ползли, разбегались, падали грязно-зеленые фигурки людей — смертельных врагов его Родины.
— Матвей, выводи!
Осипов опомнился и вывел машину из пикирования. Быстро крутанул головой: все восемь на месте, а выше свои «лагги». «Это вам не сорок первый!» — подумал он.
Взрыв ненависти, как порыв творчества, только теперь его раскрепостил. Его жажда мести сейчас, в этот миг, была удовлетворена, и Матвей был по-своему счастлив.