Страница 2 из 61
Он протянул руку и погладил ее по щеке, едва не падая в обморок от собственной наглости.
Она закрыла глаза и с силой вжалась в его руку.
Кто-то из солдат в углу громко испортил воздух.
Коля закусил губу, а Надин хихикнула.
А потом разорвался снаряд. Паровоз резко стал тормозить. Откуда-то сверху повалились мешки. Коля упал сверху на Надю, прикрывая ее своим телом.
Злая пулеметная очередь прошла по стенке вагона. А он чувствовал только ее горячее дыхание на своей щеке.
Поручика убило сразу. Осколком. В шею.
И совсем некрасиво. Не как в книжках. Он плескал кровью, судорожно дергая руками и ногами, а через него перепрыгивали солдаты и сразу ныряли в придорожные сугробы.
– Прости… Я вернусь! – прошептал Коля. И дернулся было в холодный проем вагона.
– НЕТ! – вскрикнула Надин и схватила его за обшлаг шинели. – Так уже было. Так уже было! – запричитала она. – ТАК УЖЕ БЫЛО! ТЫ СЛЫШИШЬ?
Мальчик ошалело обернулся на нее:
– Что было?!?
– Сейчас нас убьют! – Глаза у нее побелели от страха. Снаружи вагона был слышен крик, рев, мат, стрельба и взрывы.
Коля снова дернулся из ее рук, выронил винтовку – та грохнула об доски громче трехдюймовки, – ударил ее по щеке:
– Отпусти! Я вернусь, слышишь?
– Никто не вернется… – вдруг отпустила она его. Потом твердо так посмотрела ему в глаза, – потому что некуда возвращаться.
– Я вернусь, – сквозь зубы ответил ей мужчина, минуту назад бывший мальчишкой. И бросился к вагонному проему.
– Руки, сволочь белогвардейская!
Трое солдат – один в буденовке с огромной красной звездой, двое в солдатских, еще царских, папахах, на угол перевязанных красной лентой – выставили навстречу ему штыки.
Мальчишка, секунду назад бывший мужчиной, резко остановился. И поднял руки.
– Наши! – вдруг выдохнул голос за спиной. – Господи, наши!
Один из солдат заглянул за спину Коле:
– Эт кто там нашкает?
– Срочно свяжите меня с комиссаром армии, остолопы! – рявкнула вдруг Надя.
– Связать-то свяжем… – ухмыльнулся тот, который в буденовке. – И поиграем как следует!
– Тебя тогда на картинки для детишек порвут, ур-р-род! – рыкнула «барышня». – Быстро связать с комиссаром!
– Да ладно, че ты… – аж попятился от напора красноармеец. – А этого куда? В распыл? – Духонин обождет. Это… Это муж мой!
– Хых! Че-т мелковат для мужа!
– Это у тебя мелковат. У него в самый раз! – отбрила она.
Красные заржали.
Надя спрыгнула из вагона:
– Вот мандат! Читай, коли грамотный!
Красноармеец в буденовке взял бумажку. Перевернул ее вверх ногами и начал старательно делать вид, что читает ее. Даже не забывал шевелить губами.
Наконец он, устав притворяться грамотным, скомандовал:
– Геть энтих в самовозку.
Колю и Надю подвели к легковому автомобилю. Трофейному, еще не успели замазать французские знаки на дверях.
А Коля Тарасов ошалевал…
Надя – красная шпионка? Да не может быть! Это… Это слишком! Она не могла так притворяться! Потому что – это же ОНА!
Она молчала всю дорогу.
Она не обращала никакого внимания на Николеньку.
Он попытался взять ее за руку.
Она просто убрала свою ладонь.
Он заиграл желваками и зажмурился. А потом положил ей руку на колено.
Она никак не отреагировала.
Он открыл глаза и посмотрел на нее.
Ледяной кристалл ее взгляда убил его.
И он умер.
Воскрес только тогда, когда прозвучал выстрел.
Машина вильнула, съехала с дороги и ударилась в дерево.
Когда он пришел в себя – рядом никого не было.
Только труп шофера. И дымящаяся кровь…
Первая маневренная воздушно-десантная бригада в конце февраля сорок второго года была перекинута в деревню Выползово Демянского района Новгородской области. К линии фронта. Наконец-то! Молодые парни – уроженцы Кировской и Пермской областей – всю зиму ругали начальство. Бригада начала формирование еще осенью сорок первого. Осенью! В самые тяжелые дни немецкого наступления под Москвой, когда под танки Гудериана ложилось народное ополчение, военкомы отбирали самых крепких, самых здоровых в десант. Долгих пять месяцев на глубоко тыловой станции Зуевка парни постигали науку маневренной войны.
Немцы уже получили по зубам в декабре и январе. А десантура все еще бегала на лыжах, прыгала с парашютом, стреляла по мишеням.
Как же это злило!!
А комиссар бригады Мачихин утешал, мол, виды на вас, комсомольцы, Ставка имеет. В Берлин забросят, чтобы фюреру усы оторвали. На том война и закончится! Некоторые, между прочим, верили!
А как ни ждали, как ни просили – отправка на фронт произошла неожиданно. Ночью подняли по тревоге и марш-броском на станцию. Солдату собраться, что подпоясаться, так вроде при старом режиме говорили?
И вот они на войне… Впрочем, нет. Еще в тылу. Еще идут сборы.
Сержант Фомичев тщательно следил, чтобы его отделение было готово к заброске в тыл к фашистам незамедлительно. Боеприпасы, гранаты, оружие, взрывчатка, санпакеты, продукты…
– Ты слышал, что комроты сказал? – ругался кто-то из бойцов Фомичева. – Продуктов брать на три дня. Не больше. А там нас немцы кормить будут!
– Свинцом! – хохотнули в ответ.
– Тоже вариант! Но я предпочитаю мясо!
– Немецкое?
– Свиное!!
Парни весело паковали вещмешки. С хохотками, с шуточками, прибауточками…
Фомичев вдруг увидел, как один из бойцов его отделения стал выкладывать тушенку из вещмешка.
– Не понял… Боец, ты чего? Ты чего делаешь?
– Тяжелый мешок, товарищ сержант, я столько не подниму! Вернее, поднять-то смогу, а вот нести долго…
– Ты туда чего наложил?
– Да я подумал, я ж автоматчик. Мне ж полтыщи патронов мало. Решил тыщу взять. А продукты с фрицев возьмем! – молоденький пацан, с красивым, почти девичьим лицом, невинно хлопал пушистыми ресницами. – Ну что полтыщи? Восемь дисков всего. На пару боев. А когда там еще боеприпасы подкинут? Так что уж лучше патроны, чем тушенка.
Фомичев – ветеран финской, с орденом Красного Знамени на груди, молчал. Рядовой Петя Иванько был прав. Прав стратегически, но вот тактически…
– Бери патроны, – кивнул командир отделения – в просторечии комод. Затем нагнулся, поднял со снега четыре консервные банки и сунул в карманы полушубка.
Война войной… А пожрать не мешает никогда. Фомичев подошел к своему вещмешку, набитому под завязку всякой всячиной – в том числе и сухарями, – дернул за шнурок и начал трамбовать груз неудобными консервами.
– Товарищ сержант, а товарищ сержант? – Иванько растерянно смотрел на сержанта. – А зачем вы это делаете?
– Спасибо потом скажешь, – буркнул в ответ сержант, впихивая последнюю консерву между бруском тола и шерстяными носками.
Иванько хлопал густыми ресницами, глядя, как командир его отделения распихивал тушенку по вещмешку.
Рядовой Иванько прибыл недавно. На замену разбившемуся Ваське Перову. У Васьки парашют не раскрылся. Оставались сутки до фронта. И вот вместо Васьки – пацаненок Иванько.
Фомичев, наконец, распрямился:
– Собирайся, боец. На войну скоро!
2
– …Я предпочитаю говорить на русском, господин обер-лейтенант…
Фон Вальдерзее пожал плечами:
– Дело ваше. Мне все равно, на каком языке вы разговариваете. Итак, вы женились на Надежде Кёллер, урожденной немке?
– Нет.
– Я, кажется, плохо понимаю вас…
– Я сам себя плохо понимаю, герр лейтенант!
Немецкий офицер потряс головой.
– Я ушел лесами и вернулся домой. И снова начал учиться в семинарии.
– Разве церковные школы не были закрыты при Советах?
– Не везде. Мой отец был священником в глухой деревушке. Белохолуницкий уезд. Волость – Сырьяны. До революции я учился в Пермской семинарии. После войны – дома, у отца. Мне сложно это объяснить, герр обер-лейтенант.
– Ничего, это несущественно. В каком году вы стали служить в Красной Армии?