Страница 18 из 40
«А ты не так уж далек от истины, — думаю я, — тут уже не одну оторванную блондинистую голову видел с выклеванными вороньем глазами».
Откуда еще берутся эти безумцы? Я надеялся хоть на передовой больше не встречать таких идиотов, как спасенный мною недавно обер-лейтенант Пильке. А тут вон какой молодчик. И форма на нем новая, и волосы набриолинены, и щеки наетые. Глупые парни, с таким лидером им жить до первой атаки!
Проходя мимо, задеваю парня плечом. Не сильно, но чувствительно. Блондин пробует возмутиться, бравирует перед товарищами, пытаясь сыграть роль лидера до конца. Останавливаюсь, мрачно окидываю его взглядом. Глазки белокурого выскочки мечут молнии, щечки зарумянились, он что-то хочет сказать, но я опережаю.
— Размер сапог, рядовой?! — спрашиваю тихо, сквозь зубы.
— Что? — не понимает блондин.
Он удивленно смотрит на меня, обводит взглядом товарищей. Я повторяю вопрос и он, глянув на свои ноги, обутые в новехонькие сапоги, называет размер.
— Отлично. Когда русские пойдут в атаку, я буду рядом.
— Что это значит, герр обер-ефрейтор? — потухает на глазах блондин, хлопая глазами.
— Когда тебя иваны шлепнут, а ты поверь мне, так в ближайшее время и будет, я заберу твои сапоги. Они мне, как вижу, впору. — Не дожидаясь продолжения диалога, отворачиваюсь и иду дальше. Краем глаза вижу, что «белокурая бестия» стоит как оплеванный, растерянно глядя мне в спину. Земмер, молчаливо наблюдавший эту интермедию, ухмыляясь, следует за мной:
— Ловко вы его, герр обер-ефрейтор.
— Щенок, — рявкаю я.
— Кто? — удивленный Земмер даже приостанавливается.
— Этот блондинистый выскочка, — и уже чуть спокойнее, с улыбкой, добавляю: — Да и ты тоже, щенок. Пойдем покажи мне позицию, которую займешь, когда иваны снова попрут на нас.
— Эм… — мнется и закусывает губу Земмер. Он полон сомнений.
— Давай! — тороплю его.
— Мне кажется, что удобнее расположиться вот тут на левом фланге или же засесть на той церквушке, — неуверенно выдавливает он.
— Слушай, чертеняка, и запоминай. Потом это, возможно, спасет твою никчемную и никому не нужную жизнь. Церковь сразу бросается в глаза, и русские огнем сметут ее в первую очередь. Слишком очевидная позиция. Разок ты с нее, может, и пальнешь, но потом тебе конец. Дальше. На этом фланге у тебя плохой обзор, практически никакой видимости. Плюс ко всему веселая компания из тупых новобранцев. Эти дети и есть настоящее пушечное мясо, они от страха полезут из окопов и станут хорошими мишенями. Противник не упустит возможности сровнять их с землей. И тебя вместе с ними.
Земмер слушает, приоткрыв рот, и согласно кивает.
— Так, — продолжаю я, — мой тебе совет. Бери правее, там глубокие траншеи, достаточно ходов для смены позиции. Обзор тоже, конечно, не лучший, но когда русские пойдут, ты справишься. Бей по возможности командиров и сержантов. Снимай пехоту с танков — это легкая мишень. Твоя основная задача посеять панику в их рядах. Не старайся бить точно в голову или в сердце — просто лишай боеспособности, обездвиживай. Чем громче они орут от боли, тем лучше. Перемещайся как можно чаще. Патронов не жалей.
Он все кивает.
— Надеюсь, винтовку ты в порядок привел?
— Да, мне выдали карабин, и я его уже почистил.
— Отлично. Пристреляй его, пока есть время, — хлопаю его по плечу. — И самое главное. Увидишь, что наши отступают, не засиживайся.
— А вы, герр обер-ефрейтор? — спрашивает он, и по глазам его вижу, что он все еще надеется попасть ко мне в напарники.
— Я себе дело найду, не беспокойся.
Глава 14
Русские устраивают массированную артподготовку. Нам достается солидная порция сокрушительных снарядов, выпущенных «сталинскими органами». Бьют в основном по соседям, но и нам перепадает.
Раньше никогда не видел вживую то, что могут делать эти установки. Иваны называют этих ужасных монстров красивым русским именем «Катюша». Извращенное чувство юмора, ничего не скажешь. Небо терзают огненные молнии. В одну минуту расположенная позади нас небольшая деревушка, наполовину разрушенная и давно покинутая, превращается в прах. Дикий грохот бьет по ушам, земля сотрясается от взрывов. Все вокруг тонет в черном дыму. Вижу, как поднятая невероятной взрывной силой здоровенная телега взлетает вверх, повисает в воздухе на мгновение, а затем падает, рассыпавшись на щепки. Вражеские снаряды, превращая лес в чистое поле, перемалывая все живое вокруг в мелкую крошку, вздымают ввысь громадные волны земли.
Приходится постоянно открывать рот, чтобы уменьшить давление на барабанные перепонки. Молодой пулеметчик, оказавшийся в окопе рядом со мной, плачет навзрыд, у него истерика.
— Нам всем конец! — кричит он. — Они сровняют нас с землей!
— Заткнись и приготовься! — сильно бью его ладонью по спине. Удар возымел действие. Солдат немного успокаивается и только ошарашенно косится на меня.
— Русские скоро пойдут, — стараясь переорать грохот взрывов, кричу ему я. — Вставь лучше ленту в пулемет.
— Да-да, — повторяет парень и трясущимися руками пытается заправить ленту в МГ-34. Приходится ему помогать, иначе провозится до конца света. А конец, судя по всему, вот-вот наступит. Русские запускают в небо ракеты — сигнал к атаке.
— Отсекай пехоту, солдат, — хлопаю его по каске, — и ни о чем не думай, понял? Тебя вообще учили обращению с пулеметом?
— Да-да, — кивает он.
— Где твой второй номер?
Солдат пожимает плечами. Он не знает, куда делся его помощник.
Я желаю ему удачи, мне пора уходить. После артобстрела в окопах снайперу делать нечего. Русские как обычно пойдут большой толпой, и мне надо устроиться поудобнее чуть в стороне, и уже оттуда делать свою работу. А то не ровен час, накроет здесь снарядом.
Немного беспокоюсь за своего ученика Земмера, но искренне надеюсь, что парень не струсит. Главное, чтобы его не убили в предстоящей молотилке. Он уже кое-что повидал на этой войне и хоть немного подготовлен в отличие от этих «желторотиков». Теперь Германия шлет на фронт стариков и детей — печальная концовка «блистательного» похода на Восток. Скоро воевать станет некому, наверное, начнут присылать дряхлых старух. Никогда не был пессимистом, но исход этой кампании мне понятен. Великой Германии конец. У нас не осталось резервов, чтобы затыкать дыры по всем фронтам. И все мы давно устали от этого безумия.
Артподготовка заканчивается, становится до боли в ушах тихо, слышны только крики и стоны раненых. С трудом пробираюсь вдоль траншеи.
— Эй, Брюннер, ты уже готов сдохнуть? — весело окликает меня один из бойцов. Ветеран, мы с ним воюем достаточно давно. Он мне по-человечески противен, хотя я этого особо не показываю. Зовут его Стайер. На правой щеке у него старый ожог, делающий его обезображенное лицо похожим на маску. Пару лет назад Стайер и еще несколько солдат развлекались от безделья — согнали крестьян из какой-то деревеньки в большую яму, набросали в нее сухих веток и, облив ни в чем не повинных людей бензином, подожгли. Пьяный вдрабадан Стайер балансировал на самом краю ямы и в итоге свалился прямо на вопящих от боли, пылающих факелами людей. Друзья, ничуть не трезвее Стайера, не сразу смогли вытащить обожженного идиота из живого костра. Сам он, правда, не любит распространяться о той истории, говорит обычно, что горел в танке, но те, кто воюет с ним давно, хорошо знают правду о его геройстве.
— Только после твоей подгоревшей задницы, — бросаю я, не поворачивая головы.
— Все мы надеемся на твой острый глаз, Курт, — он тянет меня за рукав, останавливая. — У тебя есть закурить?
— Возьми, — протягиваю ему сигарету и закуриваю сам.
— На сигаретку пока есть время, а то потом некогда будет, — довольно склабится Стайер. — Иваны обычно долго раскачиваются перед атакой. Зато, если пошли вперед, то только держись за штаны.
— Мне пора, тороплюсь на выбранную позицию.
— Давай, дружище, — кивает он. — Держись сам, и нас поддержи огнем.