За час до полуночи

– Теперь мы, кажется, добрались до истины, – в раздумье произнес дед. – Ты ненавидишь его за то, что он оказался другим, не тем, за кого ты его принимал.

Он, безусловно, был прав, но для меня еще не все прояснилось.

– Наверное, так. В те дни, когда я его впервые встретил, Бёрк казался мне единственным настоящим человеком в мире, сошедшим с ума. Он стал для меня абсолютным авторитетом.

– А потом?

– Потом я протрезвел. И во многом изменился, а он – нет. Бёрк всегда был таким же, как теперь, вот в чем весь ужас. Шона, которого я знал в Лоренсу-Маркище и короткое время после, никогда не существовало.

Тишина обволокла нас. Мы оба долго молчали. Наконец я вновь поднял на него глаза.

– Ты знаешь, что они затеяли?

– Только частично, об остальном догадываюсь. Хоффера депортировали из Штатов несколько лет назад после приговора к тюремному заключению за уклонение от уплаты налогов. Там он работал на «Коза ностра», потом перебрался сюда с несколькими своими дружками из американо-сицилийской мафии. Они тут пытались внедрить свежие идеи, как я когда-то говорил тебе: наркотики, проституцию и тому подобное. Мне они никогда не нравились, но они тоже принадлежали мафии.

– "Всех впускать, никого не выпускать?"

– Да. Совет решил, что они имеют право остаться.

– И ты принял их?

Он кивнул.

– Они неплохие организаторы. Надо признать, Хоффер, например, курировал наши интересы на нефтяных месторождениях в Джеле и проделал большую работу, но я никогда не мог доверять ни ему, ни одному из его компаньонов.

– Так это и есть те люди, которые боролись с тобой?

– Именно так. То вместе, то поодиночке, они постоянно донимали меня. Поначалу думали, что легко смогут убедить совет подвинуть старого сицилийского крестьянина, чтобы самим взяться за дело. Когда номер не прошел, они стали пользоваться другими методами.

– Включая и ту бомбу, от которой погибла моя мать? Ты знал, что они попытаются убить тебя при любой возможности, и продолжал работать вместе с ними? – Я покачал головой. – Как акулы, готовы растерзать друг друга на куски от запаха крови.

– Ты не все понимаешь, – вздохнул он. – Совет – вот мафия, Стаси, а не лично Вито Барбаччиа. По правилам им разрешено тут остаться. Все остальное – их частное дело.

– Вы убивали их в соответствии с правилами, ты это хочешь сказать?

– Любой из них мог стоять за той бомбой, что убила твою мать, или они все вместе.

– Так почему же Хоффер еще жив?

– Лучше пить чашу капля за каплей. У меня есть свои принципы, – сказал он твердо. – Хоффер – очень глупый человек, как и все, кто считает себя умным. Он женился на английской вдове, аристократке, из-за денег. К несчастью, она оказалась умнее, чем он думал, вскоре раскусила бы его и не дала бы ему ни пенни.

– Почему же она не бросила его?

– Кто может понять женщину? Наверное, любила его. И он отправил ее на тот свет с помощью тщательно подготовленного несчастного случая. Ему и в голову не приходит, что мне все известно. Только после ее смерти выяснилось, что она ему ничего не оставила.

– Все осталось Джоанне.

– Точно. Но в завещании есть одна строчка, где сказано, что все переходит к нему, если девушка умрет, не достигнув совершеннолетия. Как только она станет взрослой, для него все потеряно. Она могла бы вписать еще кого-то, например оставить все на благотворительность или передать какому-нибудь неизвестному племяннику, но не подумала об этом. И ему осталось сделать один шаг, чтобы получить все: убить ее дочь. – Дед встал и подошел к окну, выделяясь темным силуэтом на фоне заката. – Но помимо жажды денег у него была еще одна причина, чтобы покончить со своей падчерицей, – страх, ему грозил смертный приговор. Он прокручивал наши деньги, деньги мафии, в спекуляции золотом, в основном в Египте, надеясь на этом сделать капитал. К несчастью, кто-то об этом донес властям. Дважды его лодки брали с поличным.

– Кто-то донес властям? Кто-то по имени Вито Барбаччиа? – Я захохотал и смеялся то тех пор, пока не задохнулся.

Он поспешно подошел к кровати и наполнил стакан водой. Я выпил все залпом и протянул ему стакан. Хоть тут я заставил его поволноваться.

– Жизнь полна неожиданностей, не так ли? – Мои вопросы были полны сарказма. – Ты разве не знал, что в одной из этих лодок был я? И что оттуда попал в египетскую тюрьму?

Впервые в жизни мне удалось сбить его с толку. Он растерянно дотронулся до меня с выражением ужаса на лице.

– Стаси, – произнес он, запинаясь, – что ты говоришь? Неужели я сделал это с тобой?

– Забудем, – остановил я его. – Это слишком смешно, чтобы быть трагичным. Лучше расскажи мне еще что-нибудь столь же интересное.

Он опять опустился в свое кресло, все еще несколько растерянный.

– Хорошо. Так вот, у Хоффера появился шанс возместить все потери Обществу. Совет собрался обсудить его дело. Он во всем искренне признался, но представил дело так, будто старался для Общества. Это ему мало помогло. Даже если и так, его действия совет не санкционировал. Он признал свою ответственность за потери и попросил срок, чтобы собрать деньги.

– И ему дали срок?

– А какие причины для отказа? Он сообщил совету, что по завещанию жены ему оставлены ценные бумаги ряда кредитных фондов в Америке. И что в течение двух или трех месяцев он сможет продать их и набрать достаточно денег, чтобы все компенсировать.

– И совет поверил ему?

– А почему нет? Если он не принесет денег, ему вынесут смертный приговор, который будет исполнен, куда бы он ни убежал.

– Но ты же знал, что он врет.

Дед спокойно кивнул.

– Первейшим признаком глупости Хоффера является то, что он не может себе представить, чтобы старый сицилийский крестьянин оказался сообразительнее его. Мне всегда удавалось идти на шаг впереди него – всегда. Фотокопию завещания его жены я получил еще до того, как он сам узнал о его условиях.

– Почему же ты ничего не сообщил совету?

– Мне было интересно. Хотелось посмотреть, как он будет выкручиваться.

– И оставаться на один шаг впереди? Ты знал, что он попытается избавиться от своей приемной дочери?

– Правильнее сказать, догадывался. Это для него один из вариантов. Позже я услышал о его делах с Серафино. Там у него что-то сорвалось.

– А потом появился я и рассказал тебе свежие новости. – Он начал выводить меня из себя. – Если ты знал, что девушка осталась с Серафино, потому что там она пряталась от Хоффера, для тебя не было тайной, что та цель нашего небольшого похода в горы, о которой он нам объявил, чистой воды вранье. Что истинная цель могла быть только одна – уничтожить Джоанну. – Я повысил голос: – Что же, по-твоему, оставалось делать мне, когда обнаружится правда? Или ты и мне не доверял? Или считал, что я стал убийцей молодых девушек?

– Не говори глупостей, Стаси, – произнес он холодно. – Ты моя кровь, я знаю тебя. Такие поступки оставим для хофферов и бёрков. Людей без чести.

– Чести? – дико захохотал я. – Ты разве не догадывался, что Бёрку придется разделаться со мной, когда он поймет, что я не соглашусь на убийство девушки? Что, промолчав, послал меня на смерть, так же как и Хоффер?

– Но у меня не было другого выбора, неужели ты не понимаешь? – настаивал дед. – Пойми же, Стаси. Совет дал Хофферу время – время для возмещения ущерба, а как он его будет возмещать, это не наше дело. Они требуют к концу срока или деньги на бочку, или его голову. Но когда члена Общества ставят на счетчик, он может проводить свои операции без помех. Если бы я предупредил тебя, что он собирается убить девушку, и ты бы помешал ему, я оказался бы виновен в нарушении одного из старейших законов мафии.

– А это означало бы смерть для Вито Барбаччиа. Ты это хочешь сказать?

– Смерть? – Он искренне удивился. – Ты думаешь, меня пугает смерть? Неужели я тебе еще не все объяснил? Правила должны соблюдать все, даже капо. Без них мы ничто. В них вся сила Общества, основа его существования. О нет, Стаси, тот, кто нарушил правила, заслуживает смерти – и пусть умрет.