Страница 9 из 70
— Нам это весьма кстати. Давно искали кого-нибудь в этом роде, разве нет? — вздохнул лейтенант Вернер.
— Вполне может быть, что он приятный парень.
Гауптман Барт положил приказ в портфель:
— Поживем — увидим. Во всяком случае, у меня теперь будет адъютант. Неплохо, а? Как-никак, все же подмога, больше времени можно будет уделять личному составу. Вот только опасаюсь, что он скоро окажется здесь лишним.
— Загадками изъясняетесь, герр гауптман, — сказал Вернер.
А Барт усмехнулся:
— Чем он будет здесь заниматься? Чем, если недели через три мы уже будем в России?
— А вы, оказывается, пессимист, герр гауптман. Разрешите идти?
— Лошадь готова? — лукаво осведомился Барт.
— Уже час как готова.
— Всего наилучшего. А вы, Обермайер, останьтесь здесь, так сказать, мне в поддержку.
Беферн прибыл в роскошном лимузине, на восьмицилиндровом «хорьхе», некогда принадлежавшем владельцу какого-то имения. Когда новый адъютант, выйдя из автомобиля, пружинящей походкой направился в барак командира, все вокруг невольно ахнули. Еще бы — новенькая, с иголочки, идеально подогнанная форма, начищенные до блеска сапоги, светло-серые лайковые перчатки, изящная кожаная кобура, лихо заломленная фуражка. Словом, образцовый офицер, как на картинке. Манекенщик на демонстрации моделей форменной одежды: вот так должен выглядеть настоящий офицер вермахта, форма повседневная для строя.
Барт закурил сигарету. «Ну и как мне теперь вести себя с этим выряженным обезьянцем?» — в ужасе спросил он себя. Бог ты мой, он же пилкой ногти будет полировать, когда нас заставят шлепать по русской грязи! Но Барт ошибся. Фриц Беферн без промедлений перешел в наступление, едва представившись, когда они уселись выпить по рюмке красного вина.
— По пути в лагерь, — начал он, отхлебнув от бокала, — у лагерных ворот околачивался какой-то субъект с метлой в руках. Я сначала подумал: может, русский? Нет, господа, это был немецкий солдат! На самом деле! Я велел остановить машину, пригляделся к нему, но этот дегенерат даже не соизволил отдать честь. У него вид недочеловека. И что же вы думаете? Он запускает палец в нос и ковыряется в нем. Вот уж бесстыдство! Я спросил у него, кто он такой. И как вы думаете, что он мне ответил?
— Что же? — спросил заинтригованный Барт.
— «Ха!» — вот что он мне ответил!
— Как вы говорите? «Ха»? Неслыханно!
— А как его фамилия? — спросил Обермайер.
Беферн, расстегнув пуговицу нагрудного кармана, достал листок бумажки, потом аккуратно застегнул пуговицу и прочел:
— «Карл Шванеке, 2-я рота». И мне пришлось попотеть, чтобы вытянуть из него даже фамилию и номер подразделения. Этот тип явно туговат на ухо.
— Что? — не понял Барт, невольно улыбнувшись.
— Туговат на ухо.
— У этого экземпляра слух лучше, чем у нас троих вместе взятых, — с самодовольным видом заявил Барт.
Беферн был явно сбит с толку, а Обермайер усмехнулся.
— У него слух лучше, чем… — озадаченно повторил Беферн.
Барт кивнул:
— Ко всему иному и прочему он специалист по кражам со взломом, грабежам и растлитель малолетних. Когда-то был ефрейтором и, судя по всему, не из трусливых.
— Завтра с утра займусь им, — порозовев от негодования, пообещал Беферн. — Неслыханное нахальство!
— Надеюсь, вы его приведете в чувство, — сказал Барт, выпуская струю синеватого дыма к потолку.
— Так ведь без этого не обойтись, разве не так?
— Вам уже приходилось служить в такого рода подразделениях?
— Нет, до сих пор я решал несколько иные задачи, герр гауптман, — ответил обер-лейтенант Беферн, скрестив руки на груди.
— В таком случае вам предстоит слегка перестраиваться, дорогой мой. Причем в ваших же интересах. Это вам не просто подразделение, каких сотни. Это штрафбат.
Последнее слова Барт произнес неторопливо, точно смакуя — чуть ли не по слогам.
— Здесь, — продолжал он, — тон задают люди типа этого Шванеке, не признающие никаких авторитетов, кроме собственных инстинктов и желаний. Заметьте, никаких, а уж о званиях я не говорю. Здесь вам предстоит столкнуться с теми, кто признает лишь собственные идеалы, которые находятся в полном противоречии с вашими… простите, я хотел сказать, с нашими идеалами. Как, например, этот Шванеке, движимый лишь преступными инстинктами. И не пытайтесь нагнать на них страху, опираясь на свой авторитет, — и они поведут себя так же, как этот Шванеке. Есть здесь и третья группа: это те, кто так и не понял, как здесь очутился, таких, по-видимому, здесь подавляющее большинство. Среди них присутствуют и разновидности — от тех, кто будет выгибаться перед вами в три погибели, до тех, кто готов стену лбом прошибить.
— Выходит, нам ничего не остается, как поднять руки вверх? — с отчаянием в голосе спросил Беферн.
— Я этого не говорил — я сказал «перестроиться», — серьезным тоном произнес Барт. — Взять, например, обер-лейтенанта Обермайера. Его отец был офицером. Как и его дед. Прадед его служил гвардейцем у короля-солдата. А он? Бывалый фронтовик, прошедший все, что можно, Железный крест 1-й степени, Германский крест в золоте и так далее. Однажды его фамилия прозвучала даже в сводке ОКВ. И когда он прибыл сюда, не сомневался, что и здесь будет все, как и раньше. Прошла неделя, и он места себе не мог найти. Правда, теперь вроде бы отыскал.
— Как бы то ни было, я на первом же построении все равно врежу этому Шванеке так, что у него мозги из задницы полезут. Хотя бы устрашения ради.
— Вы изъясняетесь на удивление образно, — вежливо заметил Обермайер. — И где вы только этому учились? По-видимому, освоили учебник новейшего армейского жаргона под редакцией обер-фельдфебеля Крюля с пометкой «для унтер-офицеров». Верно?
Явно довольный Барт хохотнул.
Беферн гневно молчал. «Ну и банда! — мрачно подумал он. — Тюфяки! Расписаться в своей беспомощности перед этими подонками, которых только из милости не вздернули. Перестроиться! Смех, да и только!» Он посмотрел в окно. 2-я рота занималась строевой подготовкой. Призраки с дырами вместо глаз, с озлобленными харями и в стоящей колом от грязи форме.
Беферн тут же отвел взор. Ему было противно. Расстрелять всех, подумал он. Это было бы лучшим выходом.
Вечером, когда Обермайер отправился в город, в кино, когда Вернер сидел у своей приятельницы — владелицы имения — и размышлял, то ли ему поесть, то ли лечь спать, а гауптман Барт, сидя у радио, наслаждался Бетховеном, обер-лейтенант Беферн обходил бараки и таким образом представлялся батальону. Сначала ему повстречался обер-фельдфебель Крюль. Тот возвращался с очередной инспекции — повторно заставил Дойчмана отдраить сортир, поскольку отхожее место показалось Крюлю недостаточно чистым. Какое-то время он стоял, заложив руки за спину и наблюдая, как ученый возится с ведром и тряпкой, но в конце концов это ему опостылело, и он отчалил, заверив Дойчмана, что явится полчаса спустя.
— И если к тому времени туалет не будет выглядеть, как операционная, вам, главный чистильщик сортиров, придется вашим интеллектуальным язычком все здесь вылизывать, понятно?
И вот на пике эйфории Крюль попался Беферну.
— Ваша фамилия, обер-фельдфебель? — фамильярно поинтересовался обер-лейтенант.
— Обер-фельдфебель Крюль, герр обер-лейтенант!
— Ах, так это значит, вы и есть обер-фельдфебель Крюль, — удивленно ответил Беферн.
— Так точно, герр обер-лейтенант! — ответил явно польщенный Крюль.
Значит, его слава докатилась и до этого новенького! Но обер-фельдфебель был бы явно разочарован, знай он, что на уме у этого вновь прибывшего лейтенантика. А тот решил просто-напросто сорвать злость, охватившую его после разговора с Обермайером, и не на ком-нибудь, а на легендарном обер-фельдфебеле Крюле.
— Каков ваш вес? — осведомился Беферн.
Крюль насторожился. Уж не сбрендил ли часом этот обер-лейтенант, мелькнула у него мысль.
— Не могу сказать, герр обер-лейтенант!
— Зато я могу. Вы весите 190 фунтов[5], обер-фельдфебель.
5
Фунт — зд. немецкая мера веса, равная 500 граммам.