Страница 55 из 70
— Эх вы, академик! — рычал он. — Просидели не одну пару штанов в своих университетах, небось все философией башку забивали. А вот снег как следует убрать, это мы не хотим. Это не для нас! Ну ничего, герр профессор, а теперь три раза вокруг канцелярии бегом марш!
Профессор, подхватив лопату, словно боевое копье, бросился выполнять команду. Бежал он, задыхаясь, прижав ладонь к левой стороне груди. А Крюль, стоя посреди дороги, командовал:
— Быстрее! Быстрее! Ноги должны летать! Выше голову! Осанка, осанка! Эх вы, зануда философская! Сократа вспомните, небось тоже был вашей породы! Или Канта, берите с него пример, тот хоть в бочке спал на свежем воздухе! А вам здесь свежего воздуха сколько угодно! Еще кружочек! Раз-два! Раз-два! Раз-два!
Профессор, шатаясь, вдруг выронил лопату и, неуклюже замахав руками, ничком повалился в снег. Он лежал, уткнувшись лицом в обледенелую дорогу, словно большая седоголовая тряпичная кукла.
Крюль недоуменно поглядел на лежавшего и покачал головой.
— Ну и дела! — равнодушно произнес он, затем повернулся и стал звать Дойчмана.
Шванеке, выглянув в окно, чертыхнулся.
— Иди, иди. Тебя вызывают. Один из твоих боевых товарищей довел профессора до ручки. Беги, скоро и до тебя очередь дойдет!
Не взглянув на Эрнста, Шванеке повернулся и вышел. Дойчман устремился вслед.
Крюль, расставив ноги, стоял над лежавшим профессором. Когда Дойчман с санитарной сумкой подбежал ближе, он чуть озабоченно поинтересовался:
— Укол поможет?
— Сейчас посмотрим.
Дойчман присел на корточки и повернул лежавшего. На лбу у профессора багровел шрам, кровь застывала на морозе. Дойчман приподнял ему веки — глаза закатились.
— Уж, не околел ли часом? — допытывался Крюль.
— Пока что нет. Сердечный приступ.
— Яснее, если можно!
Крюль носком сапога ткнул в сторону лежавшего без чувств профессора:
— Что с ним?
— Корь! — рявкнул Дойчман и больше не обращал внимания на обер-фельдфебеля. Оглядевшись, он увидел Шванеке, стоявшего у стены дома и безучастно созерцавшего сцену.
— Подойди сюда, поможешь! — крикнул Дойчман, подхватывая профессора под мышки.
Шванеке нехотя подошел.
— Пусти, — бросил он и, взяв профессора на руки, отнес его в медпункт.
Там они уложили его на соломенный тюфяк, Дойчман тут же расстегнул мундир и стал массировать впалую грудь пожилого человека. Профессор постепенно приходил в себя, раскрывал и закрывал рот и едва разборчиво хрипел:
— Дышать… Дышать нечем…
И снова потерял сознание.
— Воды! — крикнул Дойчман.
Шванеке бросился в угол, наполнил котелок водой, принес его, а потом сам принялся массировать грудь больного. Дойчман ладонью несколько раз шлепнул профессора в кардиальной области.
— Сделай ему что-нибудь от сердца! — попросил Шванеке.
— Да нет здесь ничего, только симпатол.
— Так дай ему симпатол.
— От него никакой пользы.
— Неважно. Может, хоть как-то поможет. Мы должны его спасти. Он выкарабкается. Эх, если бы не эта скотина Крюль!
Дойчман извлек из сумки флакончик и накапал пятнадцать капель в чайную ложку. Шванеке толстыми пальцами раздвинул больному губы и раскрыл ему рот. Дойчман осторожно вылил жидкость в рот, потом они продолжили массаж груди.
— Может, шнапса раздобыть? — спросил Шванеке.
— Нет, не поможет.
— Он выкарабкается, — упрямо повторил Шванеке. — Какая все-таки сволочь этот Крюль! Ну ничего, я еще доберусь до него…
— Он все же придет в себя, во всяком случае, ему лучше, — смахивая со лба пот, проговорил Дойчман.
Дыхание профессора стало ровнее, он тихо постанывал. Но пока что не пришел в себя.
— Ну так как? Идешь со мной или нет?
Дойчман молчал.
— Хочешь здесь подохнуть? Как вот он?
Он ткнул пальцем в профессора.
— Пусть он даже и придет в себя сейчас, все равно рано или поздно ему здесь придет конец. Русские прорвутся и пристрелят его — им наплевать, кто он, профессор или нет.
— Помолчи! — попросил Дойчман.
— Ладно-ладно, молчу. Дело ваше — хотите подыхать, подыхайте. Мне все равно.
Оба молча приводили профессора в чувство. Когда ему стало лучше, его накрыли двумя теплыми одеялами. Потом, усевшись по обе стороны лежавшего, Дойчман и Шванеке задумчиво уставились в пол. Оба молчали. О чем было говорить, все уже было сказано. Или не все? А может, Шванеке все же прав, спросил себя Дойчман. Что его здесь удерживает? Почему он не решается сказать Шванеке, что готов пойти с ним? Какой-никакой, а все-таки шанс…
При появлении Обермайера оба даже не поднялись, так были погружены в раздумья. И заметили офицера, только когда он подошел вплотную к соломенному тюфяку, на котором лежал профессор.
— Крюль? — коротко спросил обер-лейтенант.
Дойчман кивнул:
— Нужно же ему чем-то заниматься.
Мельком взглянув на него, Обермайер, побледнев, выскочил из медпункта.
На следующую ночь Крюль бушевал, как никогда раньше, а потом вдруг притих и стал ходить от хаты к хате. Судя по всему, обер-лейтенант Обермайер устроил ему за профессора хорошую взбучку. Но Крюль за годы службы твердо усвоил правило: получил нагоняй, тут же забудь. Нет, настроение у обер-фельдфебеля упало совершенно по другому поводу — Обермайер приказал ему отправиться на позиции и произвести замеры траншей.
— Вы, как я понимаю, спец у нас по этой части, обер-фельдфебель, — язвительно произнес Обермайер. — Или это не так?
Крюль, естественно, разубеждать его не стал.
— Так точно, герр обер-лейтенант.
И это лаконично-уставное «так точно» возымело для него такие последствия, что он мгновенно перенесся из состояния исступления в горестное, полное сомнений молчание.
В тот же вечер в Орше гауптман Барт получил боевой приказ по дивизии. Догадки Видека в связи с прибытием партии шнапса, опасения Крюля и остальных — все подтверждалось, реализовавшись в кратком служебном документе и телефонном звонке. Гауптман Барт прочел приказ один раз, потом другой, потом какое-то время сидел в неподвижности и чуть погодя вызвал штаб дивизии. Он попросил к телефону адъютанта, тут же трубку передали какому-то гауптману.
— Ах, Барт, это вы, — бодро-радостным тоном проговорил адъютант командующего. — Я как раз только что вспоминал вас и, откровенно говоря, ждал вашего звонка.
— Прошу прощения, вы понимаете, о чем мне хотелось бы поговорить с вами?
— Разумеется, разумеется.
— Как вы вообще все это себе представляете? Почему это решили поручить именно нам?
— И вы еще спрашиваете? Хотя и не принято поручать подразделениям вашей категории проведение столь щекотливых акций, но герр генерал полагает, что все-таки можно сделать исключение. Видите ли, Барт, скрывать не стану: акция чрезвычайно опасна. И вы, и мы это понимаем. Но что поделаешь? Русские перешли в наступление под Витебском, у нас же пока что спокойно. Спрашивается в задаче: почему? Штаб армии тоже недоумевает — грунт промерз, для танков лучшей погоды не придумаешь. Но на той стороне тишина, хотя русские прекрасно знают, что путь на запад им открыт. И у нас возникли серьезные подозрения, что русские что-то замышляют. Силами воздушной разведки мы попытались установить, что именно, но вследствие низкой облачности мы уже потеряли два самолета-разведчика. Вопрос: что там затевается в тылу у русских? Чтобы это выяснить, предполагается разбить на группы вашу 2-ю роту, по причине ее удобной дислокации, и отправить их в тыл к русским посмотреть, что там у них делается.
— Но роте уготована роль смертников, если называть вещи своими именами. Сомневаюсь, что кто-нибудь вернется живым, — медленно произнес Барт.
— Ну, кто-нибудь да вернется. И если этот «кто-нибудь» добудет ценные сведения, то пользы от этого будет куда больше, чем от целого полка. Но я вот почему хотел с вами переговорить. Барт, мы оба хорошо понимаем, что среди ваших людей немало таких, кто при первой же возможности перебежит к противнику. Пожалуй, только это и смущает нас. Мы идем на риск. Но мы постараемся его минимизировать — мы в письменном виде оформим гарантию того, что каждому участнику акции, выполнившему поставленную задачу, будет предоставлено право вернуться в прежнюю часть с сохранением звания и должности. Это послужит мощным стимулом для них.