Страница 19 из 27
Здесь, там — сейчас, тогда?
Затем и это чувство исчезло.
Джек огляделся кругом. От хворавших семейств осталась только одна мамаша, облаченная в сари, со спящим младенцем на руках. Неподалеку сидела незнакомая пожилая чета. Он смущенно взглянул на часы. Провел вне себя тридцать минут. При этом каким-то образом умудрялся переворачивать страницы.
Он сложил газету и сунул ее во внутренний карман куртки.
Тут в дверном проеме обрисовалась санитарка.
— Джек Ромер? Доктор Санглосс готова вас принять.
ГЛАВА 11
ПЕРВАЯ АВЕНЮ.
ОСТАНОВКА «ЮЖНЫЙ ПОРТ»
Толкая перед собой карт с пачками книг, Джинни шла по узким коридорам, образованным многочисленными ящиками и коробками. Она наловчилась управлять тележкой за счет ручки — длинной, как у детской игрушки, — предвидя повороты, обходя тупики, углубляясь в лабиринт. Вот эти, к примеру, коробки доставили два дня назад и бесцеремонно сбросили на холодную, сухую грузовую эстакаду склада, под защиту козырька из гофрированной жести. Такая масса коробок — откуда они? Откуда у Бидвелла столько денег, чтобы рассылать своих агентов по всему миру, скупать эти книги и доставлять их сюда?
И совсем уж покрытая мраком тайна: зачем!
Она подкатила тележку до сортировочного стола, стоявшего в том же углу, что и ее «спальня». Впрочем, кровать Джинни все-таки отгородила с помощью ящиков и коробок. Книги и впрямь занимают много места.
Склад, к счастью, обогревался — везде поддерживалось градусов двадцать — и был совершенно сух. Возможно, Бидвелл выжил из ума, но по крайней мере он не для того собирал свою коллекцию, чтобы позволить ей плесневеть и гнить.
Джинни занялась разбором книг. Через какое-то время Бидвелл, облаченный в неизменный темно-коричневый костюм, шагнул на склад через стальную дверь, что вела к его личной библиотеке и апартаментам. Его силуэт изобразил нечто вроде вопросительного знака на фоне тусклой белизны Двери. Он замер и издал унылый вздох, будто устало задумался — скажем, о работе, которую невозможно завершить. О работе, которую никто и никогда не сумеет окончить.
Он медленным взором обвел книги и спросил:
— Что, они все в бумажной обложке?
Джинни впервые обратила на это внимание: последний час она работала чисто на автопилоте, отпустив мысли бродить, как им хочется, позволив телу выполнять весь механический труд.
— Пока что да, — ответила девушка.
Бидвелл сплел пальцы перед собой.
— Такое впечатление, что книги, выпускаемые в массовом количестве, мутируют с удовольствием, особенно в тех огромных кучах, что современные издатели устраивают на своих гигантских складах. Упакованные вместе, сдавленные, не прочтенные — они достигают критической массы и принимаются мутировать. Со скуки, наверное.
— Разве книгам может быть скучно? — спросила Джинни. — Они ведь не живые.
— А-а… — неопределенно отозвался Бидвелл.
Книги она разложила на столе, стопками по пять штук. Все они были на английском; не встретилось ни одной старше двадцати лет. Многие смотрелись неважно; другие бы выглядели совершенно новыми, кабы не пожелтевшая бумага, заломленный уголок или вмятина на корешке. От книг несло чем-то затхлым. Девушка потихоньку начинала ненавидеть книжный запах.
Бидвелл приблизился. Джинни ни разу не чувствовала угрозы или страха в его присутствии, хотя не могла отделаться от ощущения, что с ним нужно держать ухо востро.
Старик критически осмотрел составленные ею стопки, перетасовал их словно карточный дилер, веером пролистал страницы, каждую книгу поднес к носу, принюхиваясь и едва ли обращая внимание на содержание пахучих страниц.
— Как только текст опубликован, новых книг не появляется, лишь новые читатели, — пробормотал он. — Ибо для книги — для текста, длинной вереницы символов — не существует времени. Даже новая, свеженапечатанная книга, положенная в коробку с идентичными товарками, даже такая книга — при всех прочих условиях — может быть старой.
Джинни сложила руки на груди.
Старик вдруг показал ей широкую ухмылку: зубы необычного цвета, будто из дерева — вставная челюсть Джорджа Вашингтона, да и только, — если не считать, что эти зубы настоящие — и выглядят крепкими.
— Все, что старое, испытывает скуку, — сказал он. — Представьте: лежишь в середине груды одного и того же, все жизни и повести давно показаны и рассказаны, ничего не меняется — надо полагать, и вам захочется сыграть небольшую шутку, дали бы только шанс…
Он окинул взглядом проходы между книжными стенами, передернул плечами, после чего трубно высморкался.
— Поменялась пара букв, пропало или переехало на новое место слово — кто об этом узнает? Кому взбредет в голову искать или даже беспокоиться? Хоть когда-нибудь проводили научное исследование столь крошечных, инкрементальных отклонений? Но вот если взять нас с вами… мы ищем отнюдь нетривиальное, банальное, избитое… нет, мы ищем след пермутационного гения: книгу, которая переконструировала свой смысл или добавила к нему что-то новое, пока ее никто не смотрел, никто не читал… Самая удивительная из всех — это книга, которая изменила свой текст по всем изданиям, за все годы, так, что никто и никогда не постигнет истинный смысл оригинала. Вариант, ставший стандартом… А что каждая новая версия хочет добавить — это, знаете ли, крайне любопытно…
— Разве получится найти такую книгу?
— Я помню все, что прочитал, — ответил Бидвелл. — За мою жизнь это немало. В пределах столь существенного объема статистической выборки мне удается заметить, если что-то меняется.
Длинными пальцами он сделал несколько пассов над столом и принюхался.
— Вот эти представляют собой некий — небольшой, впрочем, — интерес. Они мутировали индивидуально, буковка здесь, буковка там… Да, такие изменения интригуют, возможно даже, они существенны — но только для нас бесполезны, учитывая оставшееся время.
— Ага, я во всем виновата, — обидчиво сказала Джинни.
— Нет-нет, — улыбнулся Бидвелл, — не вы… Впрочем, как и я, книги могут утомлять.
Он подмигнул.
— Давайте разделаемся с ними к вечерней зорьке. А потом закажем себе что-нибудь… телефонное…
С этими словами он вновь нацепил на себя непроницаемую суровость и, не сгибая коленей, направился к белой стальной двери, оставив Джинни в одиночку решать бесконечную задачу сортировки и укладки.
Девушка вскрыла очередную пачку, извлекла из нее книжку, поднесла раскрытые страницы к носу — и тут же расчихалась от запаха плесневелой целлюлозы.
ГЛАВА 12
Медсестра взвесила Джека, затем провела к серо-розовому закутку, отведенному для доктора. Многоопытными пальцами она пощупала ему пульс, после чего обернула жилистый бицепс юноши в надувную манжету и закачала в нее воздух, чтобы замерить кровяное давление.
Несколькими минутами спустя вошла доктор и прикрыла за собой дверь. Мириам Санглосс, худощавой женщине с волевой челюстью и коротко подстриженными, каштановыми волосами, не исполнилось и сорока пяти. На ней был белоснежный халат и серая, прикрывавшая колени юбка-миди. Гарнитур дополняли черные носки с оранжевым орнаментом и черные кроссовки. На левом безымянном пальце, отметил Джек, она носила перстень с гранатом не менее двух карат.
Доктор на миг сверкнула улыбкой старого знакомого и одним взглядом пристально сфокусированных карих глаз дала юноше оценку.
— Ну-с, как поживает наш любитель игр с крысятами? — спросила она.
Джек слегка озадачился: откуда она знает?.. Может, ей Эллен рассказала?
— Ничего. Вот только из дней кусочки выпадают.
Как это неприятно: признаваться, что ты болен. Болен — значит, он теряет свой талант. Скоро он станет вялым, морщинистым, сгорбленным, и никому не захочется смотреть на его выступления.
— Блуждаю, — добавил он.
— И давно?