Страница 14 из 27
— И все же поколения увядают с каждым новым пробуждением — а Хаос нетерпелив, как и прежде, — мрачно добавила она. — Сколько еще нужно времени, чтобы Библиотекарь обратил внимание?
— Скоро, — кратко ответствовал он.
— Вашим Эйдолонам ничем не угодишь. Всю дорогу это знала. Если Библиотекарь и сейчас не соизволит…
Формовщица быстрее мысли сунула руку в кошель Гентуна и извлекла оттуда зеленую книгу, едва не раздавив ее крепчайшими пальцами.
— Антикварная безделушка, милая вашему сердцу… Ведь вы стащили ее у своей любимой саммы, — попеняла она Хранителю.
— У ее предшественницы, если точнее.
— Просвещает?
— Она написана на людотексте. Меняется всякий раз, как я ее читаю… так что, полагаю, она не для наших глаз.
— Тогда к чему с ней так носиться?
— Любопытство. Чувство вины. — Гентун поежился от неловкости: он позволил себе юмор в стиле Ремонтников. — А разве вам не любопытно знать, что припас для них Библиотекарь?
Формовщица фыркнула.
— Можем начать заново. Внести добавочные усовершенствования. — Похоже, она не желала забросить свой труд, несмотря на то что его результаты… или его жестокая неизбежность пытались отучить ее от привязанности к собственным творениям. — Вы как полагаете, сколько у нас осталось? Несколько тысячелетий?
— Сомневаюсь, — сказал Гентун.
Он знаком попросил вернуть книгу. Формовщица неохотно повиновалась, оставив на обложке вмятины от пальцев. Медленно, обиженно, книга начала себя залечивать.
— Это наш последний урожай, — добавил он. — Или нынешнее племя, или никто и ничего…
ГЛАВА 8
ПЕРВЫЙ ОСТРОВ
— Ты всерьез считаешь, что я мог рассказать сиянию о твоих секретах?! — выдохнул Кхрен, и по его возмущенно-изумленном виду Джебрасси тут же распознал глубину вины Друга.
Они отдыхали — насколько позволяло их нынешнее настроение, — в нише Кхрена, в окружении красочных и бессмысленных призов, полученных в прежних битвах: захваченные знамена, пара увесистых стрависов, мягко оббитых и разукрашенных кудрявыми листочками с выгравированными пожеланиями силы и удачи, и великолепный кувшин торка, который Кхрен выиграл на спор при морском бое у новархии.
— Что еще ты выболтал? — спросил Джебрасси. Они с Кхреном были знакомы еще со времен вывода умбрами из креши.
— Въедливая она очень… Задавала вопросы. Я отвечал. Ты же ее видел, она умеет разговорить человека…
Джебрасси прищурился и скупо улыбнулся.
— Да ты, никак, глаз на нее положил?
Кхрен откинулся на спину и уставился в потолок, раздраженный перспективой, что могут поползти дурацкие слухи.
— Ясное дело, нет. Свой глаз я положил на другую.
Джебрасси пришло в голову, что он до сих пор не видел эту пресловутую «другую», даже имени ее не слышал.
— Если бы она хоть что-то для меня значила, — продолжал Кхрен, — я бы сказал ей, что твоя идея про поход отдает идиотизмом, к тому же слишком опасна. Смотри: уже сейчас ты из-за своей блажи лишился наследства.
— Да что вообще здесь наследовать? — парировал Джебрасси.
— А что тебе здесь не нравится? — возразил Кхрен. — На битвах мы выступаем прекрасно, стало быть, есть ради чего сражаться. К тому же ты вроде бы привлек внимание хорошенького сияния — поиграв мускулами и раздав пару тумаков. Все очень интеллектуально и молодцевато. Словом, то что надо.
— У нас нет ни малейшей защиты против капризов Высоканов, они вертят нами как хотят. Мы для них — игрушки, не более того.
— Я лично предпочитаю думать о нас, как об эксперименте, — заметил Кхрен и пожал плечами, достигнув зенита своих философских способностей.
— Велика разница.
— Древнее племя, древние качества. Если мы действительно эксперимент, то превзойдем всех прочих, и Они вознаградят нашу доблесть, отпустив на волю все Ярусы. И тогда мы сможем пойти куда хотим — даже в Хаос, если он заслуживает визита. Причем это вообще никому не известно.
— Неправда, — сказал Джебрасси. — Я уверен. У меня есть свои источники.
Кхрен навострил маленькие ушки, так выказывая снисходительную иронию.
— Слухами земля полнится.
— Говорю тебе, уверен я. — Джебрасси упрямо нахмурился и решил, что настало время перейти ко второму пункту допроса. — С какой вообще стати ты решил рассказать ей про мои блуждания?
— А я, между прочим, не вызывался. Она сама спросила — будто уже знала. Очень настырная девчонка, когда речь заходит о тебе.
На последних словах он заговорщицки понизил голос и посмотрел на друга лукаво и — по собственному мнению — многозначительно, что придало комичное выражение его широкой, скуластой физиономии.
— В отличие от меня, у нее есть опекуны, — сказал Джебрасси. — Сомневаюсь, что она хоть раз еще заведет с нами разговор.
— Угу. — Кхрен привстал, налил себе очередную стопку, затем вновь отвалился в подушки — не расплескав при этом ни капли! — и принялся критически разглядывать цвет напитка в теплом свете потолка.
— Мне не нужна партнерша, — помолчав, добавил Джебрасси. — Все, что мне надо — выбраться отсюда и понять, как выглядит мир на самом деле, за воротами.
— Да ты их видел, эти ворота? — съязвил Кхрен. — Пустые, ничего не значащие слова… Даже если поверить в сказки, никто оттуда не возвращался, чтобы рассказать людям — и это, друг мой, кое-что значит.
— Что именно? Скажем, мы своим побегом досадим местным смотрителям, они нажалуются начальству — и тех, кого поймают, передадут в лапы Бледного Сам-знаешь-кого? Или сунут в клетки для пущего развлечения Высоканов?
— Это даже для них звучит диковато, — сказал Хрен.
— Ненавижу сидеть в потемках! Я хочу видеть, узнавать новые вещи! Надоело! Сам хочу о себе заботиться!
После этого выброса эмоций напряжение между ними несколько спало, и Кхрен вернулся к своей привычной роли — быть чертежной доской, пробным камнем для идей Джебрасси. Положа руку на сердце Кхрен находил планы своего друга интригующими — он взирал на них с притворным ужасом, как если бы сам, мысленно наигравшись с такими прожектами вдоволь, попадал в тупик, обнаруживая перед собой стену, далее которой не мог принимать личные решения, не мог предвидеть. Порой Кхрен, казалось, отказывался верить, что эти планы — захватывающая, но пустая болтовня — значат для Джебрасси нечто большее, чем для него.
— Что твой визитер оставил последний раз? — спросил Кхрен, смакуя последнюю каплю торка.
Джебрасси составил компанию другу, но не более двух стопок: завтра он нуждался в ясной голове — для встречи, которая, как он сознавал, была попросту невозможна.
— Дурак он, — пробормотал Джебрасси. — Безнадежный. Ничего не знает. Просто ааарп.
Он рыгнул, желая подчеркнуть столь низкий статус. Среди древнего племени не существовало концепций душевных заболеваний. Эксцентричность, капризность и причудливые вывихи характера встречались, но сумасшествие не было частью их бытия, и потому никто никого не обвинял в потере контакта с реальностью — разве что в качестве умозрительной идеи, не вполне пристойной шутки, подходящей, скажем, для рыганья.
— Ладно, он хоть что-то новенькое рассказал?
— Меня там не было. Когда он появляется, я исчезаю. Ты отлично это знаешь.
— А рисунки на трясоткани?
— Бессмыслица.
— Что если твой визитер встретился с ее визитером и потому она столько про тебя знает?
— Это ты с ним беседовал. Ты знаешь его лучше, чем я, — ответил Джебрасси, угрюмо обмякая среди подушек.
— Ты… он… будто разговаривать не умеете, — пожаловался Кхрен. — Он заглянул в мое зеркало и принялся издавать звуки. Что-то вроде: «Они все перепутали!», только очень неразборчиво. А потом он… ты, твой визитер… просто покачнулся и уселся прямо вот тут, где ты сейчас сидишь… и закрыл свои глаза — твои глаза — пока не пропал.
Кхрен погрозил пальцем.
— Если это и есть твои знаменитые блуждания… нет, дружище, уж лучше ты, чем я.