Вихри Мраморной арки

— Поэтому я и стал ее разыскивать, — разъяснил я очевидное.

— Какого числа сбили вашу собаку? — спросил Хантер.

— Тридцатого сентября.

— Как фамилия ветеринара?

Вопросы задавались прежним тоном, но ответы Хантера уже не интересовали, Он-то думал, что зацепил меня и вот-вот подловит, а мы — раз, и оказываемся просто парочкой добрых самаритян, спасающих сбитую собаку. Версия рассыпалась в прах. Он уже все выяснил, просто остались заготовленные вопросы. Главное, не расслабиться раньше времени и не допустить промашку.

Я наморщил лоб.

— Не помню. Купер, кажется.

— Под какую машину попала ваша собака?

— Не знаю. — Только не джип. Придумай любую другую, только не джип. — Я не видел, как его сбили. Ветеринар потом сказал, что явно какой-то крупный автомобиль, может быть, пикап. Или «виннебаго».

И тут я понял, кто сбил шакала. Разгадка все утро была у меня под носом: транжирство драгоценных сорока галлонов на мытье бампера, враки насчет приезда со стороны Глоуба… Но я был настолько поглощен желанием добыть фотографию Аберфана и отвести подозрения от Кейти, что все упустил. Прямо как с проклятым парвовирусом. Изведешь его в одном месте, а он вспыхивает в другом.

— Может, остались отпечатки протекторов? — спросил Хантер.

— Что? Нет. В тот день шел снег. — Надо чтобы чувства отразились на лице, он пока ни одной подробности не упустил. Я прикрыл глаза рукой. — Простите. От этих вопросов просыпаются воспоминания.

— Это вы нас простите, — извинился Хантер.

— Можно полицейские протоколы поднять, — предложил Сегура.

— Протокола не было. В те времена за сбитую собаку наказания не полагалось.

В яблочко! Сотрудники перестали сверлить меня взглядами и переглянулись, не веря своим ушам. Задав еще несколько вопросов, они собрались наконец уходить. Я проводил их до двери.

— Спасибо за помощь, мистер Маккоум, — сказал на прощание Хантер. — Мы понимаем, что вам пришлось пережить.

Я закрыл за ними сетчатую дверь. Эмблеры наверняка гнали на полной, пытаясь проскочить незаметно для камер, потому что въезд на Ван Бюрен для таких фургонов под запретом. Приближался час пик, они заняли полосу для цистерн, а шакала заметили только перед самым ударом, когда уже ничего нельзя было сделать. За сбитое животное им грозила тюрьма и конфискация транспортного средства, а на шоссе они в тот час оказались одни…

— Да, последний вопрос, — вспомнил Хантер на полдороге. — Вы говорите, что успели утром съездить на первое задание. Какое?

Простота. Открытость.

— Старый зоопарк за городом. Что-то типа аттракциона.

Провожая их взглядом, я дождался, пока они сядут в машину и завернут за угол. Потом закрыл на защелку сетчатую дверь, внутреннюю тоже закрыл и запер. Прекрасно ведь все видел: и хорька, нюхающего колесо; и бампер; и как Джейк встревоженно оглядывался на дорогу. Я-то думал, он насчет посетителей волнуется, а оказалось, что нет. Он машину Общества высматривал. «Ему это не интересно», — оборвал он жену, когда та принялась рассказывать мне про Тако. Он подслушивал под задним окном, со своим ведерком, готовый в любой момент осадить жену, если сболтнет лишнее. А я все это прозевал. Я был настолько занят мыслями об Аберфане, что даже сквозь линзу объектива не разглядел очевидного. Ну да, оправдывайся, «не видел» он. Кейти, и та в свое время этой отговоркой не воспользовалась, а ведь она только-только за руль села.

Я взял «Никон» и вытащил оттуда пленку. С айзенштадтовскими снимками и видеоматериалом уже поздно что-то делать, но там все равно вряд ли что-нибудь найдется. Джейк к тому моменту уже вымыл бампер.

Извлеченные из фотоаппарата негативы я сунул в проявитель.

— Позитивы, в очередности «первый-второй-третий», пятнадцать секунд, — скомандовал я и стал дожидаться изображения на экране.

Кто, интересно, был за рулем? Джейк, наверное. «Он никогда не любил Тако», — с неподдельной горечью в голосе говорила миссис Эмблер. «Я не хотела покупать «виннебаго».

Права отобрали бы у обоих, не важно, кто вел машину. Фургон конфисковало бы Общество, В тюрьму этих двух восьмидесятилетних представителей рода «американа» сажать бы, думаю, не стали. Не понадобится. Суд растянется на полгода, а в Техасе законопроект о разделении уже в работе.

На экране показался первый снимок — пробный, с фукьерией, чтобы по нему свет выставлять.

Даже если они отделаются малой кровью и «виннебаго» не отберут за недозволенный выезд на полосу для водовозов или за отсутствие разрешения на уплату налога с продаж, Эмблерам все равно осталось в лучшем случае полгода. В Юте вот-вот вступит в силу закон о разделении полос отбойниками на всех дорогах, Аризона следующая на очереди. Даже при той черепашьей скорости, с которой трудятся наши дорожные рабочие, Финикс тоже успеет полностью перейти на разделенки за время следствия. И Эмблеры окажутся взаперти. Вечные узники зоопарка. Вроде койотов.

Вот снимок зоопарковой вывески, наполовину скрытой кактусами. Крупный план рекламного щита Эмблеров, над ним реет связка воздушных шаров. «Виннебаго» на парковке.

— Стоп, — скомандовал я. — Фрагмент. — Я обвел пальцем границы области. — Вывести в полноэкранном размере.

Длиннофокусник у меня отличный, дает резкий контраст и великолепную четкость. Даже на экране проявителя с его жалким полумиллионом пикселей я без труда различил темное пятно на бампере. А на готовом снимке будет еще четче. Можно будет разглядеть каждую серовато-рыжую шерстинку. А уж компьютеры в Обществе по этому снимку и группу крови, наверное, вычислят.

— Дальше, — скомандовал я, и изображение на экране сменилось. Художественный снимок «виннебаго» у входа в зоопарк. Джейк моет бампер. Пойман с поличным.

Даже если Хантер благополучно купился на мою версию, других подозреваемых у него нет. Как скоро его потянет задать Кейти еще несколько вопросов? А если ему подсунуть Эмблеров, он оставит ее в покое.

Вот японское семейство, столпились возле сливного бака. Наклейки на боку фургона, взятые крупным планом. А это уже внутри — кухонный закуток, душевая кабинка размером с гроб, миссис Эмблер делает кофе.

Неудивительно, что на айзенштадтовском снимке отразились все ее воспоминания, горе и утрата. Может быть, за секунду до удара она тоже приняла этого шакала за собаку.

Дело за малым — рассказать Хантеру про Эмблеров, и все — Кейти вне подозрений.

Это нетрудно. Мне уже приходилось.

— Стоп, — скомандовал я, увидев на экране коллекцию солонок и перечниц. У белого и черного скотч-терьеров были нарисованные бантики из красной шотландки и красные языки. — Засветить. С первого по двадцать четвертый.

Экран пошел вопросительными знаками, раздался пронзительный писк. Да, эта я сглупил. Проявитель знает много команд, но засветка качественной пленки в его программе не заложена, а на пошаговые инструкции, которые бы убедили его в серьезности, моих намерений, времени уже нет.

— Выдать пленку, — велел я. Скотч-терьеры пропали. Проявитель выплюнул закатанный рулончик пленки.

В дверь позвонили. Я включил верхний свет и, вытянув пленку на всю длину, подставил прямо под лампу.

Хантеру я сказал, что Аберфана мог сбить трейлер, и он тогда спросил по дороге к выходу, будто припомнив, на какое задание я успел съездить с утра. Куда он затем направился? Поехал проверять «что-то типа аттракциона» и вытряс из миссис Эмблер всю правду? Нет, так быстро туда-обратно он бы не успел.

Значит, он позвонил Рамирес. Хорошо, что я запер дверь. Я выключил верхнюю лампу. Пленку скрутил обратно, сунул в проявитель и дал более понятную команду.

— Пропустить через раствор перманганата, концентрированный, с первого по двадцать четвертый. Стопроцентное удаление эмульсии. Не регистрировать.

Экран погас. На то, чтобы прогнать всю пленку через обесцвечивающий раствор, у проявителя уйдет минут пятнадцать. В Обществе такие компьютеры, которым наверняка под силу восстановить изображение по двум крупицам серебра и завитку дыма, но хотя бы мелких деталей там уже разобрать не удастся. Я отпер дверь.