Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 20



Но сначала о самом открытии. Оно ведь в самом деле грандиозно.

Мистер Кейвор открыл аитигравитацию. Он сумел создать материал, не подвластный земному притяжению. Материал, который с тех пор нашел широчайшее применение.

Правда, не в жизни, а в научной фантастике. Здесь он стал настолько привычным, что о нем говорят мимоходом, как о чем-то само собой разумеющемся.

В романе Аркадия и Бориса Стругацких «Трудно быть богом» «антигравитационные пояса» — обычнейшая часть одежды людей будущего. В рассказе американского фантаста Клиффорда Саймака «Необъятный двор» люди ездят не на лошадях, а просто на седлах, в которые вделаны антигравитационные пластинки. И конечно же, антигравитационные материалы или устройства — неприменнейшая часть романов и повестей о полетах к чужим мирам.

Надо сказать, кейворит, антигравитационный материал, приобрел такое распространение не случайно. Он действительно помогает осуществить многие технические задачи проще, чем осуществляются они сейчас. Будь у нас такой материал, полететь на Луну и вернуться обратно было бы проще простого. А сейчас, для того чтобы обеспечить возвращение космонавта с Луны,мы должны научиться забрасывать на Луну космические снаряды весом не в десятки, а во многие тысячи тонн.

Сколько лет прошло с момента выхода в свет «Первых людей на Луне», а роман не устарел! И каких лет!

За шестьдесят пять лет, пробежавших со дня появления этого романа Уэллса, многое необычное стало привычным не только в сфере научной фантастики, но и в доподлинной жизни. Когда Уэллс написал свой роман, люди не умели перелетать с места на место на своей собственной планете. Братья Райт поднялись в воздух в 1903 году и получили признание лишь пять лет спустя.А сейчас наши автоматические посланцы летают на чужие планеты и рассказывают нам о них.

Не будем скрывать — многое из того, что они нам рассказали,никак не совпадает с вычитанным нами у Герберта Уэллса. Ни пышной растительности, ни стад, ни тем более селенитов они там не обнаружили. Но не будем и огорчаться.Герберт Уэллс сам знал, что буду­щие путешественники на Луну его опровергнут.Уже в то время большинство ученых считало,что Луна — мертвый мир, что ни растений, ни животных, ни каких-либо людских подобий обнаружить там не удастся. Об этом еще до Уэллса писал Жюль Берн,на роман которого Уэллс в своей книге ссылается. Да и мистер Кейвор в начале полета говорит то же самое. А мистер Кейвор — серьезный ученый. Мистеру Кейвору, считает Уэллс, можно верить.

Правда, в первой половине прошлого века люди настолько же твердо верили в то, что жизнь, более того, сознательная жизнь, есть почти на всех планетах,насколько мы сейчас убеждены в обратном.В конце прошлого века какие-то следы этой былой уверенности еще сохранялись.

Известный астроном В. Пикеринг доказывал, например, в те годы, что изменчивость отдельных деталей лунного ландшафта объясняется массовыми миграциями насекомых. Поэтому нельзя сказать, что Уэллс заселил Луну в полном противоречии с данными современной ему науки. И, уж конечно, большинство тогдашних читателей Уэллса вполне готово было принять его предположения и поверить ему. Но если Уэллс и находит какую­то опору в тогдашних теориях, то лишь в наименее убедительных.

Но Уэллс и не спорит с учеными. Когда он пытается опровергнуть мнение о Луне, как о мертвом мире, он опирается не на научные аргументы, а на свою силу художника-реалиста. Уэллс потому и был таким необычайным фантастом,что был замечательным реалистом. Как ни фантастичны предпосылки нарисованного им лунного мира, его фантазия имеет все достоинства доподлинной жизни.

В его фантазии все, прежде всего, очень логично.

Почему бы, скажем, не сохраниться на Луне атмосфере в замерзшем виде, если лунная ночь так холодна?



Почему бы селенитам не поселиться внутри Луны, если жизнь па поверхности невозможна? Тем более, что знаменитый астроном Иоганн Кеплер еще в XVII веке высказал предположение о существовании пустот в теле Луны.

Но главное не в этом, а в том «эффекте присутствия», который мы ощущаем на каждой странице книги. Очутившись па Луне вместе с мистером Кейвором, мы видим все вокруг словно бы своими глазами. Лучше один раз увидеть,чем сто раз услышать. Мы забываем на минуту все, что слышали о Луне. Мы ее увидели такой, как захотелось Уэллсу. У нас на глазах едва разгорелся день, занялась и тут же заполонила все буйная растительность; у нас на глазах с лязгом раздвинулись металлические щиты, закрывавшие вход в недра Луны, и словно бы совсем перед нами проползли лунные коровы и прошел пастух-селенит. Мы на Луне вместе с Бедфордом и Кейвором и ни на минуту не теряем их из виду.Мы не смотрим на них холодными глазами— мы радуемся за них, огорчаемся, смеемся над ними.

Да, смеемся.

Что поделаешь: в этих героях нет никакой торжественности, и, наевшись опьяняющего гриба,они даже устраивают на Луне нечто подобное цирковому представлению… Здесь нет ни одного момента, не заполненного впечатлениями, делами, эмоциями.

У Герберта Уэллса всегда были удивительно послушные читатели. Им не хотелось с ним спорить. Им хотелось его слушать, и они боялись проронить хоть слово. Но, что самое удивительное, мы, люди умудренные, живущие шестьдесят семь лет спустя после того, как написан этот роман, неожиданно обнаруживаем, что и сами слушаем его затаив дыхание. Пока мы наедине с ним, все, что он рассказывает нам, абсолютно для нас достоверно. Мы не испытываем сомнений. Нам просто не хочется испытывать эти сомнения.

Не только потому, что мы увлечены чтением. Еще и по другой причине. Мы знаем — речь идет о чем-то более человечески близком для нас, чем вопрос о существовании лунных растений, лунных коров и селенитов. Речь идет о проблемах сугубо земных, человеческих, современных. Сегодняшние полеты на Луну помогают выяснить много вопросов, связанных с историей и сегодняшним состоянием нашей планеты. Вот так же полет героев Уэллса должен был выяснить много земных вопросов — только не научных, а скорее социальных. Поэтому прежде всего и не устарел этот роман.

Мистер Кейвор непохож на других. Он ученый. Он — представитель бескорыстного знания. Все эти его странные повадки должны подчеркнуть его непохожесть, его отличие от тех, кто его окружает. Потому что живет он в корыстном мире. И, что хуже, в мире, где ради корысти совершаются страшные жестокости.

Лунный мир нарисован Уэллсом сразу и как пародия на какие-то черты и обычаи земного общества, и как образец для Земли, а история путешествия Кейвора и Бед­форда должна звучать сразу обещанием и предостережением.

…Раздвинулись металлические заслонки, и наши путешественники скоро попадут в недра Луны. Бедфорд увидит необычность лунного мира, Кейвор — его похожесть. Его приведут в пещеру, где месяцами спят какие-то селениты, и объяснят, что это безработные. Просто тут догадались их усыплять на то время,что нет работы,а на Земле до этого не додумались. Он узнает об одной из причин уродства этих странных существ — селенитов. Селениты не личности. Они — рабочие функции. Каждый из них приспособлен для выполнения какой-то одной узкой задачи и не имеет ни целей иных, ни желаний.

О городе принято говорить «человеческий муравейник». Селениты и обличием своим напоминают муравьев. Они так же искусны в исполнении узко очерченных дел и так же мало размышляют о чем-либо другом. Им ничто другое не интересно.

Впрочем, селениты по самой природе своей предназначены каждый для исполнения одного дела и находят в этом радость. Человек предназначен к большему — к тому,чтобы быть человеком. Но условия жизни упорно толкают его к тому, чтобы стать таким же односторонним, как селенит.

И все же у лунного общества есть огромное преимущество перед земным — оно основано не на отношениях корысти, а на любви к своему делу, как ни мелко в данном случае это дело. Вспоминая об этом, Уэллс сразу же отказывается от пародии и в споре землян с селенитами симпатии свои отдает лунным жителям. Мир без корысти — это мир без войн, мир без разрушительных экономических кризисов, мир без преступлений. Одним словом, это мир, управляемый Разумом.