Путь на юг

Понаблюдав минуту-другую за этими людьми, Одинцов решил, что их сходство с буйными новгородцами или разбойными скандинавами является чисто внешним. Они не походили ни на грязных неотесанных варваров, ни тем более на бандитов; полные достоинства лица, гордая надменная осанка, скупые жесты, неторопливая внятная речь… Да, эти хайриты знали себе цену!

Ему было известно, что сам Рахи наполовину хайрит – двадцать пять лет назад нобиль и пэр империи Асруд бар Ригон выкупил пленную дочь хайритского вождя и взял ее в жены, за что едва не подвергся опале. Где и как он разыскал эту девушку, оставалось неясным, но брак их на первых порах оказался счастливым – через год хайритка подарила Асруду сына, и еще шесть лет они жили в любви и покое, после чего она скончалась от неведомой болезни. Обследовав остатки памяти Рахи, Одинцов не нашел почти никаких воспоминаний о матери, кроме смутного образа нежного и ласкового лица в ореоле золотых волос. Впрочем, о старом Асруде, своем предполагаемом отце, он помнил немногим больше.

Вероятно, Асруд очень любил жену, если позволил ей дать своему наследнику второе имя, хайритское. Имя многое значило для айденских нобилей; и могущественные магнаты, и мелкопоместные дворяне, из которых, кстати, происходил бар Занкор, в равной степени пользовались привилегией носить имена, начинавшиеся с долгого протяжного «а». Хотя ни простонародье, ни благородное сословие и власти империи не относились к хайритам с враждебностью, большой любви к северянам тоже никто не питал. Хайриты были превосходными воинами, которых изредка нанимали для особо трудных военных кампаний, что в какой-то мере унижало имперскую гордость. Однако породниться с ними, да еще назвать старшего сына и наследника хайритским именем было поступком из ряда вон выходящим.

Как понял Одинцов, происхождение Рахи не являлось тайной – недаром Рат во время драки обозвал его хайритским отродьем. Но имя, хайритское имя – совсем другое дело! Видимо, его знали только немногие люди, достойные особого доверия. Интересно, откуда оно стало известным бар Занкору? Из бесед с целителем Одинцов вынес убеждение, что тот неплохо знал старого Асруда, но не входил в число его приближенных.

Сзади грохнули барабаны, и он резко обернулся. Капитан-сардар со своими помощниками важно маршировал к берегу в окружении дежурной окты. Офицеры блистали серебром, солдаты щеголяли начищенными панцирями и шлемами, октарх, крепкий детина с бронзовыми кудрями, вздымал шест с имперским знаком – позолоченным солнцем с дюжиной расходящихся лучей. Процессию замыкали два десятка рабов, тащивших дары.

Барабанный бой резко оборвался. Капитан взошел на причал и проследовал на берег со всей своей свитой между шеренг расступившихся северян. Хайритов, похоже, не слишком впечатлил этот помпезный выход; снисходительно пропустив заморское начальство, они принялись помогать мореходам, закрепляя причальные снасти на столбах и обмениваясь с гостями шуточками. Очевидно, многие на стагарте знали язык северных соседей. Одинцов тоже понимал их речь без всяких затруднений; казалось, этот напевный говор знаком ему с детских лет. Доброе наследство от Рахи, подумал он.

К остальным причалам один за другим начали швартоваться плоты. Торжественных шествий с барабанным боем больше не было заметно, и Одинцов заключил, что дипломатическими полномочиями наделен только капитан-сардар головного плота флотилии. Постепенно группы хозяев и гостей потянулись с мостков на берег, к складам и горевшим рядом с ними кострам. Пахнуло жареным. Одинцов принюхался и, кликнув Чоса, перепрыгнул на мостки.

Через пару часов, размяв ноги на твердой земле, они уселись в тени бревенчатого строения, откуда хайриты дружной гурьбой выкатывали бочонки с пивом. Один из таких бочонков, в котором плескалось еще литров десять янтарной жидкости, стоял рядом с Чосом; в крышке его торчали два кинжала с насаженными кусками жаркого. Вдоль дороги, наслаждаясь таким же нехитрым угощением, стоя, сидя и лежа расположились тысячи две человек, и айденских моряков, и северян.

– Хорошая жизнь у этих хайритов, клянусь молниями Шебрет! – Чос выдернул свой клинок из бочонка и вгрызся в мясо. Прожевав, приложился к кружке и заметил: – Доброе пиво, сочная дичь и воля… Что еще нужно человеку!

– Многое, мой храбрый ратник Чос, многое. – Одинцов, улыбаясь, покачал головой: утренние размышления и обильная трапеза настроили его на философский лад. – Кров, деньги, женщины, хорошая потасовка… Власть!

– Власть нужна благородным, таким как ты, господин мой Рахи. – Одинцов выгнул бровь, но промолчал. – Вот им тоже. – Чос кивнул в сторону стола на деревянных козлах, вокруг которого расселись айденские капитаны в компании хайритских вождей. – Дом, женщина… Это было у меня, и от этого я сбежал. А вот воли никогда не нюхал!

– Так понюхай! Вон ее сколько! На всех хватит. – Одинцов вытянул руку в сторону изумрудной степи.

– Ты, октарх и нобиль империи, подбиваешь меня на побег? Во имя светлого Айдена! – Глаза Чоса округлились. – Странный ты стал после той драки с Ратом, мой господин… – Худощавое лицо ратника погрустнело, плечи ссутулились; он невесело покачал головой и тихо произнес: – Просторны земли Хайры, но для меня не найдется и клочка, чтобы поставить ногу… Не наша то воля – хайритская, их степи, их горы и леса… А народ они гордый и к себе чужих не принимают.

Одинцов прожевал мясо и поднял бочонок – янтарная струя хлынула прямо в рот. Он пил долго; пиво было крепким, приятным на вкус и чуть туманило голову. Потом он лег в траву, потянулся, расслабил мышцы. Хорошо быть молодым! Не стреляет в разбитом колене, не ноют раны, не давит осколок под сердцем, и нет ужасных шрамов на спине… Полуденное небо, голубовато-фиолетовое, безоблачное, яркое, взметнулось над ним; где-то по другую сторону небесной сферы, за гранью времен и пространств, плыла Земля со всеми ее войнами и неурядицами, с огромными свалками всяких отходов, с отравленной водой и смогом над гигантскими городами, с его прежним телом, стынущим в саркофаге… Мысли лениво кружились в голове Одинцова. Где-то над ухом бубнил Чос, все еще толковал о свободе, которой он так жаждал и так страшился. Георгия Одинцова, экс-полковника и бывшего разведчика, свобода не пугала. Он всегда о ней мечтал, зная, что на Земле она недостижима. Но здесь… Здесь он мог обрести не только свободу, но власть, такую власть, какой обладали лишь древние земные владыки.

Глаза его закрылись, и он погрузился в сон. Ему привиделся Амрит бар Савалт, смутная фигура в роскошной мантии, подползавший на коленях к высокому трону. А на троне сидел он, Георгий Одинцов, милостью светлого Айдена повелитель необъятной империи.

Далекий гром прокатился над степью, и он сел, изумленно озираясь по сторонам. Небо было безоблачным; ни легкий освежающий бриз с моря, ни чистый, напоенный запахом трав воздух, ни ясный горизонт – ничто не предвещало грозы. Одинцов прислушался. Отдаленные раскаты не утихали, скорее наоборот, но теперь он различил аккомпанирующее им бульканье и сопенье. Опустив глаза, он увидел Чоса. Ратник десятой алы пятой орды Береговой Охраны лежал на спине, выводя носом затейливые рулады. Но для грома они звучали жидковато.

Одинцов поднялся и, обогнув закруглявшуюся стену склада, переступая через ноги и тела спящих, вышел к дороге. Спали, оказывается, не все. За столом еще угощались с полдюжины капитанов да три потчевавших их хайрита – двое постарше, с бородками, и один бритый, голубоглазый, с широченными плечами; на вид ему было лет тридцать пять. Солдаты дежурной окты сидели неподалеку, хмурые и трезвые, как стеклышко: еды у них было вдоволь, но пива только один бочонок. Кое-где у костров еще жарили мясо и разливали остатки хмельного. Шагах в десяти от склада компания подвыпивших хайритов развлекалась метанием ножей; целью служил грубый круг, намалеванный на бревенчатой стене.

Повернувшись лицом к равнине, Одинцов снова прислушался. Гром нарастал; теперь можно было разобрать, что этот непрерывный рокот порождают удары тысяч копыт. К берегу, оглашая степь гулким барабанным боем, приближалось стадо. Или табун лошадей? Он уже видел темную полосу, стремительно надвигавшуюся с северо-запада прямо на костры, спящих людей и палаточный лагерь хайритов. Северяне, однако, сохраняли спокойствие, и Одинцов решил, что с пастбища гонят коней. Он ждал, прикидывая, сколько голов может быть в таком табуне. Судя по грохоту, тысяч пять, не меньше…

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.