Странник, пришедший издалека

— Хочешь пересечь засветло высокую траву? — Джамаль кивнул в сторону зарослей.

— Не помешало бы. Но кто знает, успеем ли? Вроде бы помню, что бамбук здесь растет полосой, длинной, но узкой… — Он пожал плечами и добавил: — В тот раз, когда нас вела Сийя, я как-то не глядел по сторонам.

«На траву не глядел, это точно, — подумал Джамаль. — Тогда ты, дорогой, глаз с девушки не спускал да таял от восторга, как масло на сковороде…» Усмехнувшись, он пощипал отрастающую бородку и повернулся к Сайри.

— Скажи-ка, генацвале, эта желтая травка далеко ль тянется? Сможем до заката выехать на другую сторону?

— То ведают одни Безмолвные, друг господина. — Юный синдорец сокрушенно развел руками. — А я здесь словно кафал в ловчей сети — все кругом вижу, а как выбраться, не знаю. Мои родные места далеко, там. — Он махнул на восток. — Много дней надо идти…

— Сколько? — быстро спросил Скиф.

Сайри призадумался, что-то пересчитывая на пальцах — то ли дни, то ли ночевки, то ли удары плетью, полученные за время долгого пути. Наконец он нерешительно произнес:

— Два десятка дней и еще семь, Владыка Ярости… или восемь… или девять… Прости, господин мой, но когда нас гнали к Проклятому Берегу, нам не хотелось считать ни восходов, ни закатов.

Скиф хмыкнул.

— Выходит, не такая уж широкая эта степь… Тысячу километров, не больше… А что за ней? Там? — подражая Сайри, он махнул плетью в сторону востока.

— Там большая река, господин, а за ней леса. Синдорские леса, а за ними — снова степь, что тянется до самого края мира…

— Ладно, об этом мы еще потолкуем. — Скиф опять уставился на заросли гибкого бамбука, потом перевел взгляд на Джамаля. — Ну, что скажешь, компаньон? Рискнем?

«Молодой, нетерпеливый, — подумал звездный странник, — спешит к своей девушке…» Вслух же он ничего не сказал, лишь дернул за уздечку вороного, направляя в высокую траву.

Прошло несколько минут, и мир вокруг сделался желтым. Желтели высокие стебли, скрывавшие всадников с головой; желтели узкие длинные листья, похожие на осоку; желтели качавшиеся вверху метелочки; под копытами скакунов шуршала опавшая бурая листва, копившаяся тут столетиями. Вороной жеребец Джамаля раздвигал грудью гибкие коленчатые плети, принюхивался, фыркал, настороженно прядал ушами. Должно быть, в этих зарослях, будто самой природой предназначенных для засад и внезапных нападений, могли скрываться всякие хищные твари или ядовитые гады вроде змей, тарантулов или скорпионов. Люди, однако, были страшнее всех, и Джамаль испытал облегчение, заметив, как спутник его вытащил лучемет и отщелкнул предохранитель.

Они не разговаривали, следуя друг за другом в полнейшем молчании, прислушиваясь к шелесту травы и мелодичному посвисту ветра, игравшего желтыми метелочками. Теперь Джамаль видел, Что растения походили на земной бамбук лишь с первого взгляда; несмотря на трехметровую вышину, они были гибкими и тонкими, с палец у основания стволов, с едва заметными коленчатыми перетяжками, которых насчитывалось всего четыре-пять. Все-таки это была трава, а не бамбук — гигантская желтая трава, возросшая на плодородной степной почве, под жарким амм-хамматским солнцем. Казалось, сейчас над ней закружатся огромные бабочки, закачаются на стеблях кузнечики размером с ладонь или выскочит, разбросав прелую листву, какой-нибудь жук в хитиновом панцире, с остроконечными челюстями.

Но все было тихо. Кони, осторожно ступая, продвигались вперед, солнце, палившее в затылок, опускалось все ниже, бирюзовые небеса Амм Хаммата тускнели, над травами повеяло вечерней прохладой. Однако день еще не угас, когда путники, преодолев широкую желтую реку в зеленом степном океане, выехали на простор. Заросли остались позади; перед ними вновь раскинулась холмистая равнина, простиравшаяся на три стороны света. На юге привычным нагромождением разрушенных башен и недостроенных замков розовели горы; к северу и востоку степь тянулась до самого горизонта, над которым слабыми огоньками уже мерцали первые звезды.

Скиф глубоко вздохнул и спрятал бластер в наплечную кобуру.

— Успели! Ну, теперь — вперед!

Кони пустились в галоп. Эти степные жеребцы, высокие, длинноногие, с мощной грудью и широким крупом, явно были той же самой породы, что и лошади амазонок. Еще во время первого странствия Джамаль заметил, что они чуть-чуть отличались от земных скакунов — гривы и хвосты были пышнее, шеи — длиннее, что придавало лошадям особое изящество, бабки — тоньше; копыта пересекал неглубокий желобок, как бы деливший их напополам. Имелись различия и в посадке головы, более длинной, с вытянутыми челюстями; зубов, плоских и широких, вроде бы насчитывалось меньше, чем у земных лошадей.

Но все-таки это были кони, настоящие кони — такие, что еще водились на Земле и давно исчезли на Телге. Коней Джамаль любил — еще с детства, когда подростку Джами и в голову не приходило, что сделается он в урочный час Ри Варратом, звездным странником. Кони были одним из приятных сюрпризов, изысканным наслаждением, которое приготовила ему Земля; он ценил их не меньше, чем красивых девушек, хорошую пищу, вино и другие маленькие радости, коих был лишен в прежних своих ипостасях. К счастью, Амм Хаммат во всех этих отношениях почти не отличался от Земли — что, впрочем, звездного странника не удивляло. Именно такой мир, с необозримой степью, городом с высокими башнями и женщинами-чародейками, не знающими сна, снова и снова заказывал он Доктору. И ошибался — например, как в тот раз, когда попал в Шшан, на планету крылатых гипнофедингов. Там тоже были степи и многобашенные города, но их обитатели ничуть не походили на людей.

— Гляди, вот подходящее место! — Плеть Скифа со свистом разрезала воздух. Он показывал на довольно высокий курган, увенчанный на вершине камнями — точь-в-точь такой, как тот, где их разыскали прошлый раз Белые Родичи. У подножия холма журчал ручей и росли деревья, но не прибрежные разлапистые кедры, а белоствольные великаны с резными листьями, походившие одновременно и на березы, и на клены, и на тополя. Рядом с рощицей маячили силуэты хошавов, грациозно вздымая головы, они ощипывали листву с нижних ветвей и временами оглашали степь странным отрывистым криком — козлиным блеяньем, усиленным раз в пять.

— Заночуем там! — сказал Скиф, и Джамаль с Сайри согласно кивнули. Лошади, почуяв воду, припустили быстрей, но вдруг их мерная иноходь сделалась как бы неуверенной; раздувая ноздри, они зафыркали, захрапели, замотали головами. Десяток хошавов, что паслись на опушке, тоже насторожились. Внезапно крупный самец испустил резкий стонущий звук, и животные, высоко вскидывая крупы, помчались от холма прямо на всадников. Среди деревьев мелькнули серо-полосатые спины, раздался протяжный вой, и кони остановились, прядая ушами.

— Тха! — выкрикнул Сайри, срывая с плеча лук. — Целая стая! Стреляй, господин! И ты, друг господина, тоже стреляй! Пусть стрелы ваши станут зубами пирга! О, Вихрь Небесный, спаси нас! Эти твари умны и коварны! Погонятся за хошавами, потом увидят, что нас мало, и нападут!

— Свято место пусто не бывает, — пробормотал Скиф, поглядывая на облюбованный им курганчик. — Ладно, сейчас разберемся! — Вытянув лучемет из кобуры, он прикрикнул на синдорца: — Не вопи, парень! И оставь лук в покое! Тебе приходилось из него стрелять? Сайри смущенно потупился.

— Нет, господин… Мои родичи — не охотники, крестьяне… Но я хотел бы научиться!

— В городе на скале найдется девушка, которая тебя научит, — сказал Джамаль. — Всему научит, дорогой… Так что вернешься ты к своей невесте вполне образованным.

Юный синдорец вспыхнул, потом глаза его изумленно расширились. Вцепившись в гриву своего жеребца, он как зачарованный следил за Паир-Са, господином. Владыкой Ярости: тот намотал уздечку на кулак, повернулся в седле, вытянул руку… Над травой сверкнула молния — одна, вторая, третья… Они прошивали воздух словно огненные стрелы, и каждая находила цель — широкий череп полосатого тха, грудь, горло, позвоночник. Степь огласилась испуганным воем уцелевших, но хищники, пораженные огнем, не выли, не хрипели и не катались по земле в предсмертных муках: молнии били наверняка, и смерть задетых ими тварей была мгновенной.