Страница 23 из 39
— А теперь будь хорошей девочкой, и тебе не причинят вреда, как говорила моя бабушка. — Он крепко взял ее за руку и повел к двери. — Давай остальных в подвал, — сказал он небрежно через плечо. — Я вызову их, когда потребуются.
Когда они ушли, двое его людей повели нас в ту же дверь. За нею был длинный темный коридор с каменным полом, который вел, скорее всего, в кухонные помещения. В конце коридора была лестница, которая, очевидно, вела в другие помещения дома. Рядом была прочная дубовая дверь. Когда один из двух провожатых открыл ее, то за нею оказались ступени, спускавшиеся вниз, в темноту. Он включил свет, и мы двинулись по лестнице. Внизу оказался ряд подвальных помещений; всюду стояли стеллажи для вина, большинство — пустые.
Наконец мы добрались до двери, которая сильно напоминала вход в викторианскую тюрьму, потому что была окована железом; на ней были такие тяжелые засовы, что нашему охраннику пришлось использовать обе руки, чтобы открыть ее.
Подвал, когда мы вошли туда, оказался под стать двери. Голые, побеленные стены, источающие сырость, никакого намека на окно, железная койка без матраца, деревянный стол и два стула.
Дверь захлопнулась, задвижки плотно стали на свои места, звуки шагов охранников замерли в коридоре. В углу стояло цинковое ведро, очевидно, для отправления естественных надобностей, и я злобно пнул его ногой.
— И это современные удобства!
Бинни уселся на койку, а генерал прохромал к одному из стульев и опустился на него, массируя затылок.
— Вы в порядке, сэр? — вежливо спросил я.
— Но только не благодаря вам.
Он со злобой посмотрел на меня, и я сказал:
— Если бы я не сделал этого, вы сейчас были бы трупом. Поймите же!
Я, несмотря на наручники, сумел выудить из кармана сигареты и предложил ему одну.
— Идите к дьяволу, — ответил он.
Я с усмешкой обратился к Бинни:
— Как нехорошо ведут себя некоторые люди!
Но Бинни, не говоря ни слова, просто лег на голые пружины койки и вперил взгляд в потолок, как я подозреваю, для того, чтобы не думать о Hope Мэрфи.
Я ухитрился закурить сигарету и сел, привалившись к стене, ощутив вдруг ужасную усталость. Когда я взглянул на генерала, то увидел, как подергивается его правое веко.
Прошло, может быть, около часа; дверь отперли, и появились двое с автоматами «стерлинг». Один из них, не говоря ни слова, ткнул в меня пальцем. Это был коренастый мощный тип, главной отличительной особенностью которого было полное отсутствие волос на голове. Я вышел, дверь снова закрыли и заперли, мы выстроились гуськом, и джентльмен с голым черепом возглавил шествие через длинный ряд подвальных помещений.
Когда мы подошли к кухне, то взяли правее, поднялись на один марш лестницы и через обитую зеленым дверь попали в совершенно необычный холл с колоннами и греческими статуями. Перед нами была мраморная лестница, верх которой тонул в полутьме.
Мы поднялись по ней, повернули в широкий коридор и снова увидели два пролета лестницы. Но она была такая узкая, что по ней мог пройти только один человек.
Когда открылась последняя дверь, я оказался на веранде высоко над фасадом здания. В дальнем ее конце сидел Фрэнк Берри за литым чугунным столиком. Я уловил аромат сигар. В руке у него был стакан вина.
Я мог хорошо разглядеть его в свете луны. Он улыбнулся:
— Ну, что вы думаете об этом, майор? Лучший вид во всей Ирландии, я всегда это говорил. Отсюда можно увидеть побережье Северного Антрима.
Вид и вправду был превосходный, и в серебряном свете луны можно было видеть далеко-далеко в море, различать ходовые огни судов, которые шли по проливу между материком и островом Ратлин.
Он взял бутылку из ведерка с водой, которое стояло на полу возле него.
— Стаканчик вина, майор? Это сансерр. Одно из моих любимых. В подвале осталось только две или три дюжины.
Я протянул ему кисти рук, и он обворожительно улыбнулся, как умел делать:
— Ну вот, опять забыл о хороших манерах.
Он достал ключи из кармана и отомкнул замки наручников. Второй из моих охранников куда-то исчез, но мой друг с голым черепом настороженно стоял рядом, держа наготове «стерлинг».
Примерно в сотне ярдов внизу катер обходил скалистый мыс, шум его двигателей в ночи походил на жужжание. Он прошел между скал в залив и исчез из виду. Очевидно, здесь была якорная стоянка или пристань, которые принадлежали этому дому.
— Это скорее всего ваша «Кетлин», — сказал Берри. — Я послал двоих своих ребят в Страмор пригнать ее сюда из гавани, как только стемнеет.
— Вы всегда стараетесь обо всем подумать?
— Единственный способ выжить. — Он наполнил для меня стакан. — Кстати, старина, давайте вести себя как цивилизованные люди. Вот этот человек, Дули, служил вместе со мной в Корее. Он глух, нем, да еще и лишился волос. И все оттого, что разрыв китайской мины поднял его на сорок футов в воздух. А это значит, что он может только смотреть и соображать, в чем ему нет равных.
— Я понимаю. Где вы служили?
— «Ольстер Райфлз», национальная служба. Второй лейтенант.
Я отпил вина. Оно было сухое, холодное как лед, и я дал бы ему самую высокую оценку.
— Вино превосходное.
— Рад, что вам понравилось. — Он снова наполнил мой стакан. — Что вы скажете, если я отпущу вас на все четыре стороны?
— Что взамен?
— Бойки и остаток оружия, которое вы запрятали где-то в Обане. — Он отпил вина. — Вы будете соответственно вознаграждены. После доставки, разумеется.
Я громко рассмеялся:
— Готов держать пари, что вы со мной рассчитаетесь. Могу себе представить, что будет за оплата. Выстрел в затылок из пистолета калибром в девять миллиметров.
— Ни в коем случае, старина. Говорю вам как джентльмен джентльмену.
Вот это было уж совсем невероятно. И я снова расхохотался:
— Вы шутите.
Он тяжело вздохнул:
— Вы знаете, никто, просто никто не воспринимает меня серьезно. Вот в чем моя беда. — Он допил вино и встал. — Пойдемте вниз. Я покажу вам дом.
Я не имел ни малейшего представления, в чем состояла его затея, но у меня не было другого выбора, тем более что лысый Дули буквально наступал мне на пятки с автоматом наготове.
Мы прошли по главному коридору, который вел к большой лестнице. Берри сказал:
— Мой достопочтенный дядюшка, брат моей матери, передал дом национальному фонду при условии, что может продолжать здесь жить. Он открыт для посещения публики с мая по сентябрь. В остальное время года здесь можно неделями не увидеть ни одной живой души.
— Очень удобно для вас! Но не приходило ли в голову военным хоть раз осмотреть здание, учитывая родственные связи его владельца?
— Это вы про моего дядюшку? Бывшего гроссмейстера ложи оранжистов? Юниониста с незапамятных времен? Вам будет интересно, что много лет назад он отрекся от меня. Это всем известно в Ольстере.
— Так как же тогда он разрешает вам творить здесь все, что вздумается?
— А вот это я вам сейчас покажу.
Мы задержались возле большой двустворчатой двери. Он постучал, в замке повернулся ключ, и дверь открыл маленький сморщенный мужчина в шерстяном жакете, который тут же отступил в сторону и замер на месте, как старый солдат.
— Ну, и как он сегодня вечером, Шон?
— Отлично, сэр. Просто отлично.
Мы вошли в красивую гостиную, по стенам которой стояли шкафы с книгами. В углу помещалась громадная кровать с балдахином на четырех стойках. В мраморном камине жарко горели дрова. В кресле с подголовником сидел старый человек в халате с одеялом на коленях. В левой руке он держал пустой стакан, а на столике рядом с ним стоял графин.
— Хэлло, дядя, — поздоровался Берри. — Как мы чувствуем себя?
Старик обернулся и апатично посмотрел на него, взор его был пуст, губы мокрые.
— Ну-ка, выпей еще бренди. Это поможет тебе уснуть.
Берри наполнил стакан на добрых четыре пальца и помог ему унять дрожь в руке. Несмотря на это, значительная часть выпивки пролилась мимо рта, когда старик принялся жадно пить.