Страница 31 из 33
Его рука сдавила ее локоть. Селину будто парализовало, ноги подкосились; если б не рука Адама, она бы упала.
— Взгляни на меня, сделай вид, что рада, — резко скомандовал он. Она исполнила его требование. — А теперь иди вперед. — Он улыбался ей деланной улыбкой. Его рука тянула ее за локоть, увлекая наверх. — Мартин сказал, что, похоже, уже все говорят о нашей помолвке. Если закатишь мне скандал, мы станем предметом озлобленных пересудов.
— Убирайся! — прошипела она и бросила на него свирепый взор. Селина чувствовала себя как в чистилище. Она так любила, так хотела его! Все вокруг заполнилось его присутствием. Она пыталась совладать с накатившей болью, но тщетно.
— Ты будешь делать, что я говорю? Или тебе на все наплевать? — На его лице застыла дежурная улыбка — в угоду тем, кто смотрел на них. Но в словах его звучало отвращение.
— Наша помолвка расторгнута, что еще нужно?
— Мне ничего об этом не известно. — Он обворожительно улыбнулся ей и подтолкнул вперед. Селина с трудом переставляла ноги. — Другие тоже не знают. И ради Мартина следует сохранить достоинство. Драка на виду у людей — не выход из положения.
Все выглядело так, словно им не терпится поскорее остаться наедине.
— Чего ради ты вырядилась? Не иначе как для меня. Вон те молодые люди внизу так и думают. Не стоит разубеждать их.
Мгновение она была слишком ошеломлена его оскорблением, чтобы протестовать, и позволила Адаму увлечь себя в коридор, ведущий в ту часть дома, которая принадлежала ей. Адам остановился, наклонился и снял с нее туфли. На секунду ей почудилось, он близок к тому, чтобы дотронуться до ее лодыжек, пробежать пальцами по икрам в шелковых чулках и бедрам. У Селины закружилась голова, рассудок мутился. Девушка затрепетала.
Между тем он просто отстранился, в одной руке держа ее туфли, а другой подгоняя вперед.
— Вероятно, теперь тебе будет легче идти.
Селина испытала сильнейшее разочарование. Она ведь не хотела, чтобы он касался ее, конечно, нет, твердо уверяла она себя. У них нет будущего — никогда не было и не будет. И хотя непростительное замечание о ее туалете по-прежнему причиняло невыносимую боль — лучше не мешать ему упиваться собой.
— Так что тебе нужно? — чопорно спросила она, желая не уступать ему. Но Адам ушел вперед, она же едва поспевала за ним. Достигнув двери в спальню, Адам вошел со словами:
— Поговорим начистоту. Надо найти обоснованный предлог для завершения нашей связи. Хотя, по мнению Мартина, нам нужно лишь немного времени, чтобы мы помирились. Учти, это его слова, не мои. И все уладится. Он может быть поразительно упрямым, если что вобьет себе в голову. Вот почему он столь долго отказывался обсуждать с кем-либо, кроме Ванессы, новость: свадьба не состоится. Он держал это в строжайшем секрете. Нам придется подумать, как разубедить его. Сомневаюсь, что ему понравится правда, ты так не думаешь?
Он мерил шагами ковер. Его брови сошлись в одну черную линию, когда он коротко приказал:
— Войди и закрой дверь. Не бойся, трогать не буду, хотя наряд у тебя распаляет воображение. Но я смогу сдержаться.
— Будь так добр! — оборвала она, ненавидя Адама за унизительные намеки. — Тебе все равно ничего не получить! В любом случае! — Она подалась вперед, но дверь не закрыла, не желая оставаться с ним наедине. — Когда Ванесса обнаружит, что ты здесь, она выгонит тебя отсюда. Что тогда ты придумаешь? Замаскируешься под официанта, чтобы проникнуть в дом? Или назовешься мальчиком, который опорожняет мусорные баки?
Она открыла для себя, что и ей нетрудно стать такой же гадкой, как он. И если она не позволяет своей любви к нему расцвести — прекрасно сумеет возненавидеть его! Однако Адам не потерял самообладания, о чем свидетельствовал твердый взгляд. Казалось, он игнорировал ее колкости.
— Ванессе известно, что я тут. Она сама послала мне приглашение. Мартин, по всей видимости, сказал ей правду об Эллен: кем она являлась на самом деле и как заботилась обо мне все прошедшие годы. Между нами, слава Богу, больше нет секретов. Ванесса тоже ответила признанием: как неправа она была, вставая между мною и Мартином. Из нашего бракосочетания не следует делать тайны. Отныне и я вхож в избранный семейный круг Ванессы, — сухо констатировал он. — Мы оба должны действовать сообща. Нельзя при каждой встрече перегрызать друг другу горло.
— Я не желаю встречаться с тобой, — заявила она, постукивая ногой по креслу у окна. Селину радовало, что между Мартином и Ванессой больше нет недоговоренностей и что ее тетя оказалась достаточно разумной, чтобы признать свои прошлые ошибки; утешало, что Адам уже не будет кошмаром семьи: он не заслуживал подобного отношения. Но встречаться с ним на вечеринках и семейных торжествах у Ванессы — а она их устраивала достаточно часто — Селина вряд ли смогла бы.
Присев на край большого кресла, девушка одернула золотистую юбку и услышала, как он глухо произнес:
— Почему бы и нет? Или ты сама себя устыдилась, своих поступков и слов? Знаешь, — он прикрыл дверь и направился к ней, — не думаю, что ты неразборчивая в связях девица, за которую себя выдаешь. Меня чересчур задело, будь я проклят, то, что произошло. И слишком уж было противно вылезать из всего этого. Но после той чудесной ночи, — он стоял слишком близко, — я понял: ты — неиспорченная женщина.
Селина с трудом перевела дух, отчаянно желая одного — вышвырнуть его из комнаты. Его вопросы и утверждения слишком близки к истине. И когда она отказалась комментировать его слова, он продолжил:
— Ты пытаешься убедить меня, что ты — из тех, кто станет спать с первым встречным, поразившим воображение? А затем уйдет к следующему? Когда я достаточно успокоился, чтобы мыслить разумно, понял: ты не такая. Я могу только сделать вывод: ты умышленно предлагала себя, чтобы побольнее меня ранить, не знаю, правда, зачем. Ты напрасно лгала, стремясь положить конец нашим отношениям. Правда сказала бы сама за себя. Теперь… — Адам подхватил стул, стоявший перед ее туалетным столиком, и поставил перед нею, садясь и наклоняя голову — так, чтобы его глаза были на уровне ее глаз, — нужно сочинить причину нашего разрыва, которую сумеет переварить публика.
Гнев, боль и унижение смешались в отвратительный коктейль эмоций, однако Селина не собиралась его пить. Он мог говорить о ней что угодно, но назвать лгуньей!..
И она не собиралась сидеть здесь подобно испугавшейся грома мыши и принимать все обвинения, которые он «подавал» ей словно деликатесы на блюде.
Адреналин ударил ей в голову, заставляя вскочить на ноги и отбросить руки Адама, которые неминуемо усадили бы ее обратно.
— Не будь таким жестоким и напыщенным! — взвизгнула она. Ее глаза сузились в злобные золотистые щелки. Все сожаление и сердечная боль от расставания с Адамом переросли в слепую ярость. Селина утратила над собой контроль. — Ты упрекаешь меня во лжи, будто инициатор всего происшедшего я! Лги уж до конца! Именно ты со своей грязной ложью начал всю эту историю! Отпирайся, если сумеешь! — Она была в ударе. Селина не заметила, как тесное золотистое платье лопнуло по швам, давая ей свободу двигаться. Она ходила из конца в конец комнаты, не обращая внимания на то, что его изумрудные глаза сощурились и вспыхнули.
— Все правильно — но с твоей точки зрения. Особенно когда ты кипишь из-за вранья о шантаже. А что, если я откажусь жениться на тебе? Почему именно я, а не кто-то другой? Потому что другого такого мужчину ты не встретишь. Выходи за меня — либо я за себя не ручаюсь! Или мои слова не достигают цели?
Она повернулась к нему лицом. Руки уперлись в стройные бедра. Он взял ее стул, хотя, впрочем, стоит ли беспокоиться о такой мелочи? Он и так уже все у нее забрал. Адам откинулся назад, слегка наклонив голову к плечу и небрежно закинув ногу на ногу. Точно наблюдает за театральным действием, подумала она, обуреваемая новой вспышкой ярости.
— Зачем тебе понадобилось лгать?
Она наклонилась к нему, ее глаза метали молнии.