Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 97



«Скорей сюда, — закричал он, увидев Ладзаро, — мне кажется, я нашел его».

Ладзаро подбежал к грузовику и взобрался в кузов. Он проложил себе путь среди немцев и увидел в центре кузова сидящую на корточках фигуру в капральской шинели. «Вы итальянец?» — спросил Ладзаро. После небольшой паузы Муссолини поднял глаза и четко произнес: «Да, я итальянец».

«Экселенца (Ваше превосходительство!), — ошеломленно воскликнул Ладзаро (неожиданный ответ Муссолини и прямой взгляд сбили его с толку, поэтому почтительное обращение сорвалось с его языка), — вы здесь!»

Ладзаро обратил внимание, что лицо Муссолини было пепельного цвета, оно ничего не выражало. На бледных щеках явственно проступала щетина, белки глаз отдавали желтизной, а в самих глазах читалась смертельная усталость, но никак не страх. Духовная смерть. Ему уже больше нечего было делать среди живых.

Он сказал немецким солдатам, чтобы они не вздумали рисковать жизнью ради его спасения, и сам не предпринял ни малейшей попытки использовать пулемет. При помощи Ладзаро он спрыгнул с грузовика и не оказал сопротивления, когда у него вырвали из рук оружие и сняли с головы каску. Как только новость об аресте Муссолини достигла толпы на площади, раздались радостные возгласы.

«Есть ли у вас другое оружие?» — обратился к немус вопросом Ладзаро, но так как Муссолини не ответил, его обыскали и вынули из кармана заряженный револьвер. И на сей раз он никак не отреагировал. Один из партизан схватил два кожаных портфеля с документами. Заметив это, Муссолини повернулся и резко произнес: «Поосторожнее! В этих портфелях секретные документы огромной важности как для истории, так и для будущего Италии».

Эта вспышка эмоций оказалась единственной. Он выглядел опустошенным, разбитым, старым и больным. Его повели через площадь к мэрии — красивому, но запущенному зданию, расположенному под нависающими склонами Монте Бреньяно. По пути Ладзаро сказал ему: «Не беспокойтесь. Мы не причиним вам вреда».

Мэр городка, доктор Джузеппе Рубини, также старался утешить Муссолини: «Не волнуйтесь. Все будет хорошо».

«Я знаю, что здешние жители — люди добросердечные», — со смесью заискивания и снисходительности в голосе ответил он.

Его провели в кабинет мэра и усадили в кресло. Партизаны, среди которых были и местные жители, обступили Муссолини со всех сторон и стали задавать вопросы. Он отвечал на них то пренебрежительно, то с чувством оскорбленного достоинства или нарочитой вежливостью, а иногда с неискренним желанием понравиться публике.

— Почему вы изменили делу социализма?

— Я не изменял социализму. Социализм сам себе изменил.

— За что вы убили Матеотти?

— Я не имею к этому никакого отношения.

— Почему вы напали на Францию исподтишка?

— Потребуется много времени, чтобы объяснить, почему Италия вступила в войну.



— Ваше выступление после освобождения в Гран-Сассо было добровольным или вас к этому принудили?

— Меня к этому принудили

— Почему вы дали добро на применение столь суровых мер по отношению к партизанам? Вы знали, что их подвергали пыткам?

— У меня были связаны руки. Было очень мало возможности сопротивляться действиям Кессельринга и Вольфа. Много раз я говорил генералу Вольфу, что до меня доходят сведения о пытках и грубом обращении с людьми. И однажды он мне ответил, что только таким образом можно вытащить правду из этих людей. Его подручным в пыточных камерах удавалось выбить показания даже у мертвецов.

Вопросы сыпались один за другим. Муссолини отвечал на каждый из них. У него пересохло горло, и он попросил пить. Ему дали стакан воды, а немного позднее — чашку кофе. Он выпил воду с жадностью, а затем погрузился в молчание, сложив руки на коленях и вперив взгляд в стену. Он стянул с себя немецкую шинель, бросил ее на пол и остался в мундире члена фашистской милиции, правда, без головного убора.

А в это время колонна немецких войск получила разрешение продолжить путь на север. Спустя некоторое время в противоположном направлении, в Комо, в штаб местного отделения Комитета национального освобождения полетело донесение, подписанное политкомиссаром Франческо Терци, в котором он сообщал об аресте Муссолини и просил дальнейших инструкций.

2

Было около половины четвертого. Все дожидались ответного сообщения из Комо, вместе с которым должны были поступить инструкции Комитета национального освобождения относительно судьбы пленника. Между тем молодой командир партизанского отряда в Донго, граф Пьерлуиджи Беллини делле Стелле, решил не допустить попыток освободить столь важного пленника, для чего перевести его в более безопасное место. В семь часов вечера он принял решение отправить Муссолини дальше в горы и разместить в пограничных казармах в Джермазино.

Тем временем опять начался сильный дождь, и сильно похолодало. Один из охранявших Муссолини партизан спросил его, не желает ли он вновь надеть шинель. «Я не желаю даже видеть немецкую форму», — ответил Муссолини и облачился в синий комбинезон, лежавший на полу в углу комнаты. В машине, которая повезла его в Джермазино, на него напала сильная дрожь. Эта была долгая утомительная поездка. Капли дождя хлестали по лобовому стеклу с такой силой, что водителю стоило немалого труда разглядеть дорогу перед собой.

«Вы второй раз оказались пленником», — сделал робкую попытку завязать разговор один из охранников.

«Такова жизнь, мой юный друг, — отозвался Муссолини, сделав попытку цинично пошутить, — такова моя судьба. Из праха я возник, и в прах обращусь».

Казалось, при мысли о мученической кончине он немного воспрял духом. Когда прибыли в Джермазино, он выглядел почти счастливым. Его стражи развели огонь и приготовили ужин. Он завел с ними разговор, и создавалось впечатление, что он чувствует себя не пленником, а гостем этих людей. Его попросили засвидетельствовать, что с ним обращались хорошо. Он охотно написал на листе бумаги: «Сегодня, в пятницу, 27 апреля, на площади в Донго я был арестован бойцами 52-й бригады имени Гарибальди, — слова размашисто ложились на бумагу, — обхождение со мной во время и после ареста было хорошим».

Муссолини сел за стол. Он был голоден и ел с аппетитом. Во время ужина и после него он беседовал с охранниками в той манере, в которой словоохотливый преподаватель поучает неопытных студентов. Вернее, беседа больше походила на лекцию. Он рассказывал молодым людям о своей поездке в Россию, о полете над бескрайней степью; он говорил о Сталине как о выдающейся личности, и о России, которую считал настоящим победителем в войне; он разъяснял сущность большевизма и национал-социализма; предсказывал крушение Британской империи. Охранники слушали его, не перебивая. Кем бы он ни был сейчас, но в течение последних 20 лет он управлял ими, это нельзя было сбрасывать со счетов. Один из охранников, молодой человек по имени Мариони, рассказывал, что в «отдельные минуты Муссолини выглядел взволнованным, но страха не было на его лице. Казалось, собственная судьба его не волновала». Он сказал мне и моему приятелю: «Юность прекрасна, да, прекрасна!» Мой приятель улыбнулся на эти слова, а Муссолини продолжил: «Да, да, поверьте мне, юность прекрасна. Я люблю молодежь, даже если она поднимает против меня оружие». Затем он достал золотые часы из кармана и отдал нам со словами: «Возьмите на память обо мне».

В одиннадцать часов он сказал, что устал и хочет спать. Они отвели его наверх в маленькую комнату с зарешеченным окном. У окна стояла кровать. Джорджио Буфелли, говоривший с Муссолини в машине по пути сюда, заметил черный предмет, высунувшийся из кармана дуче. Он принял его за рукоятку пистолета и робко указал на это. Муссолини покорно достал предмет из кармана и показал его. Это был футляр от очков. Буфелли закрыл дверь и запер ее на засов.

В это время в Донго происходило следующее. В одной из комнат ратуши граф Беллини обнаружил Кларетту Петаччи. Ее задержали, так как при ней не оказалось паспорта, подтверждающего испанское подданство. Она уверяла, что является сестрой испанского посла в Республике Сало и что она заехала так далеко в горы, чтобы расспросить деревенских девушек, что они думают о судьбе Кларетты Петаччи в случае ее ареста партизанами. Беллини сообщил ей, что Муссолини арестован, но она сказала, что никогда с ним прежде не встречалась.