Продюсер

— Очень просто. Он ведь компаньон Иосифа Давыдыча. Можно сказать, даже основной партнер по медийному сектору.

— Ну?

— Фрост показал расчеты, и выходит, Шлиц ему остался должен. Поэтому Фрост забирает недостающие активы из его доли. Такая вот арифметика.

Митя выдал версию, не так давно озвученную самим Корнеем Львовичем. Этот расклад должен был, по идее Фроста, стать основным мотивом к переоформлению всех активов «Медиасити» и некоторых контрактов со «звездными конвейеристами». Если учитывать известное нежелание Шлица вовремя гасить все образовавшиеся долги и обязательства, версия выглядела правдоподобно. Иван тяжко задумался, если процесс почесывания и покряхтывания можно вообще принять за мыслительный.

— А чего это он меня не поставил в курс дела? Я ему что — дерьма кусок? Отряхнул с сапога и дальше двинул? Нее-е-ет! Так не выйдет. Он еще отступных должен. Я сказал!

Иван двинул огромным кулаком по бетонной стене дома, к которой прижался Митя. Стена загудела, а на первом этаже даже задребезжало оконное стекло. Но Фадеев, хоть и втянул голову в плечи по самый козырек своей неразлучной бейсболки, все же пискнул:

— Ага! Должен. Вот вы и выясняйте. А то меня чуть его «крыша» прям там в цемент не закатала.

Бессараб напрягся, как сторожевой пес на чужого:

— «Крыша», говоришь? Какая такая «крыша» у Корнея?

— Простая. Кажется, «красная» называется. Здоровенные такие амбалы из милиции и вроде один аж полковник из наркоконтроля.

— С чего ты взял? — недоверчиво покосился Иван.

— Так они мне объяснили очень наглядно и подробно, что со мной будет, если я: а) не отдам долги Шлица и б) попробую что-то не оформить, как им надо. Вот такой небогатый выбор.

На Бессараба было тягостно смотреть. Он был уже слишком стар, ленив и обеспечен, чтобы выходить на тропу войны. А воевать с «красной крышей» Фроста было наибольшей глупостью, какую только можно себе придумать. Против «ментовской крыши» могла быть действенной только «фээсбэшная», а еще лучше «кремлевская». Но ни на вторую, ни на третью, и даже на первую Ваня рассчитывать не мог. У него был свой путь, своя легенда и свои понятия. Чтобы совсем не терять лицо, Иван перевел тяжелый взгляд на Митю и внезапно двинул его под дых, а затем добавил сбоку в ухо. Пока Митя падал на землю и стонал, задыхаясь от кувалдоподобной оплеухи, Иван сплюнул и зло закончил беседу:

— Это тебе, поц, чтоб руку больше не поднимал. А с Фростом и его шавками я сам разберусь. Сиди тихо и не отсвечивай. Скоро позвоню. И еще… не вздумай лыжи дернуть! Найду и яйца отрежу. А затем заставлю сожрать! — Он пнул скорчившегося на асфальте кашляющего Митю. — Бывай!

Элвис

Роман Ротман и Корней Фрост вместе вышли из Театра эстрады. За ними чуть поодаль шел Гарик Бестофф. Они не собирались ехать на кладбище и лить слезы над могилой убитого. Хотя корпоративные интересы и вынуждали их прилюдно отдавать долг памяти ушедшему коллеге, заставить сожалеть о нем не мог никто! Каждый из них, как и еще десятка два деятелей сферы эстрады, телевидения и развлечений, имел сотню причин не только ненавидеть Шлица, но и приближать его кончину.

— Зайдем в «Лермонтовъ»? Переговорить бы надо, — неожиданно предложил Фрост.

Ротман недоверчиво оглядел Корнея и посмотрел на свой лимузин и охранников, которые уже распахивали двери. Они давно не разговаривали один на один, и интересы толкали Романа на такую беседу. Сейчас, пока не начался передел шлицевских активов и проектов, еще можно было договориться. Или хотя бы прощупать потенциального партнера, что в любую секунду может стать противником и даже заказчиком твоего устранения. Ведь Шлица-то явно кто-то убрал; ежу понятно, что это была не бытовуха и не уличные хулиганы. Серьезный заказчик не оставил следов и наверняка наблюдал за развитием событий из-за занавеса.

— Пешком, что ли, топать? — лениво начал Роман, на самом деле просчитывая возможные варианты разговора. Он любил заранее формулировать решение, которым должен закончиться разговор.

— Это же в двух шагах на бульваре! — Фрост, видимо, уже такой результат сформулировал и теперь неуклонно шел к нему через раздумья и сопротивление Ротмана.

— А этого… не будем звать?

Оба магната, не сговариваясь, обернулись на Гарика, что в одиночестве топтался возле своего «Феррари». Владелец элитного клуба не мог даже на похороны выбрать машину поскромнее. Правда, скромность и Гарик были понятия несовместимые, так что, поймав на себе взгляды магнатов, Гарик тут же помахал им рукой, готовый присоединиться по первому требованию.

Ротман и Фрост напряглись. Прежде Гарик — пусть и не слишком скромный — не проявлял такой назойливости. Но загадка разрешилась очень быстро, едва Ротман повнимательнее проследил за взглядом и направлением жестов Бестоффа. Чуть в стороне за Фростом и Ротманом жался Леня Булавкин. Сопровождавшие его кремлевские посланцы, видимо, уехали, и теперь Ленчик, как его звали коллеги, жестикулировал Гарику, который уже шел на сближение. Он, так же не замечая и не переводя взгляда, проследовал мимо коллег прямиком в объятия маленького модельера. Они обнялись — чересчур нежно, пожалуй, — и, что-то шепча друг другу, погрузились в машину Булавкина.

— А зачем его звать?! Пошли. — Ротман дернул за рукав Фроста, не могущего отвести взгляда от уезжавшего автомобиля, и тот очнулся и кивнул:

— Да. Им без нас хорошо. Идем.

— Иду. Ты лучше скажи, тебе не показалось… — Ротман посмотрел на Фроста, и тот тут же встретил его ответным взглядом:

— И тебе тоже? Это то, что я думаю? Правильно?

Фрост ловил каждое движение Ротмана, который заговорил первым о том, что обоим показалось странным и подозрительным. Роман опустил глаза и кивнул:

— Слушай, стыдно признаться… но я даже подойти не мог. Ну, не он это… тот, что в гробу лежал… Какая-то кукла фарфоровая…

— Да. Мне тоже так показалось. Знаешь историю про Брюса Ли?

— Это когда его вроде убили, а он там воскрес, типа?

— Ну, почти. Только там во время похорон вроде как откололся кусочек от пальца. И видно было, что это фарфоровая статуя, а не человек. Вот так-то. До сих пор никто ничего не знает.

— А Элвис? Элвис Пресли тоже вроде как жив? — Роман явно пытался убедить себя и Фроста в правильности своей догадки. Но Фрост вдруг захохотал:

— Ой! Уморил! Ромка! Ты чего? Рюхнулся совсем? Брось свою охоту за привидениями! Лучше давай решим, как нам бабки поделить. А то пока ты там занимаешься своей парапсихологией, бизнес загнется.

Фрост подтолкнул коллегу вперед и, широко улыбаясь, пошел сзади. Так они и побрели пешком через мост в сопровождении своих теней-охранников. Те недобро косились друг на друга. Службам безопасности было хорошо известно, кто из их хозяев и сколько раз пытался заказать друг друга. Победителей пока не было. Был лишь один проигравший — Иосиф Давыдович Шлиц. Но ни внимательные суровые охранники, ни Фрост, ни Ротман не заметили, как пара внимательных глаз следила за их движением. Наблюдатель остался незамеченным.

Видение

На Ваганьковское кладбище поехали только свои, не более десятка человек, но чувство, что за ней кто-то пристально наблюдает, уже не оставляло Викторию — даже здесь. Ей все время казалось, что вот-вот появится ее Ося — живой и невредимый, — а этот кошмар закончится. Даже тело его, обряженное в прекрасный итальянский костюм, казалось чужим и ненастоящим — вроде хорошей восковой копии, которую однажды подарили Иосифу его коллеги и подчиненные, заказав подобный шедевр у лучших английских мастеров — из тех, что творили для Музея мадам Тюссо.

Виктория пыталась вспомнить, где находится эта копия, и не смогла. Вроде Иосиф отвез ее на дачу.

«Или же оставил в старом гараже?»

Она точно не помнила. В этом доме вообще всем и всегда занимался сам Шлиц, щедро предоставляя жене одну-единственную заботу — траты.