Страница 13 из 30
Они прошли через холл, затем миновали еще пару комнат. Все интерьеры были выдержаны в светлых тонах и отличались простотой обстановки. Той простотой, о баснословной стоимости которой молодая женщина предпочитала не задумываться.
Говард открыл очередную дверь, пропуская спутниц в гостиную. Там на невысокой бежевой софе сидела Берта Хольгерсон. Перед ней стоял инкрустированный столик, а рядом еще несколько уютных диванчиков и кресел, так и манивших присесть. Впрочем, сейчас Филиппу куда больше беспокоила дама, которая поднялась, чтобы поприветствовать гостей.
На первый взгляд мать Говарда казалась моложе, чем можно было предположить. В ее внешности сквозила строгость, если не сказать суровость, хотя она всячески старалась быть приветливой. Волосы миссис Хольгерсон сохранили естественный цвет и светлыми локонами обрамляли лицо. Голубые пронзительные глаза смотрели на вошедших в упор, словно оценивая, стоит ли знакомиться ближе. Белые блузка и брюки усиливали сходство с холодной ледяной статуей.
Филиппа с трудом осознала, что перед ней стоит… бабушка Алфреда! Пожимая протянутую худощавую руку, она испытала очень странное чувство.
– Вы, должно быть, миссис Оуэн, – констатировала дама. – Или вас можно звать Филиппой? Говард мне много о вас рассказывал.
Неужели?
Молодая женщина с трудом произнесла что-то приличествующее случаю в ответ. Неужели Говард обсуждал ее с матерью? Боже, что же он говорил?
– А ты Ребекка, – продолжила Берта, наклоняясь к девочке. – Какая ты хорошенькая!
– 3-з-здравствуйт-те. – От волнения Ребекка всегда заикалась сильнее, чем обычно.
Миссис Хольгерсон сочувственно покачала головой.
– Ах ты бедняжка! Такая большая девочка, а говоришь…
Неизвестно, что бы еще добавила дама, если бы Говард не произнес предостерегающе:
– Мама!
В ответ Филиппа бросила на него мрачный взгляд. Она не любила, когда ее проблемы решали за нее, считая, что сама может справиться. Она положила руку на плечи смутившейся дочери и твердо сказала:
– Бекки просто очень волнуется в незнакомой обстановке. Обычно она говорит гораздо лучше. – Конечно, это было более чем преувеличение, но Филиппа не терпела приторно-жалостливых восклицаний. – У вас замечательный дом, миссис Хольгерсон, – добавила она, чтобы сменить тему.
– О, это не мой дом. Я живу в Норвегии. Разве сын не говорил вам? – Она вопросительно посмотрела на Говарда, а затем пожала плечами. – Я гостья здесь, как и вы.
Вот в этом Филиппа сильно сомневалась. Но, кажется, пожилая дама решила проявить гостеприимство, и следующая ее фраза была вполне радушной.
– Присаживайтесь, пожалуйста, располагайтесь поудобнее. Я позвоню насчет кофе, да? А что будет пить малышка?
Ребекка еще не совсем успокоилась: она всегда подолгу переживала, когда обращали внимание на ее недостаток. Поэтому за нее ответила мама:
– Сок. Я думаю, апельсиновый, да, Бекки?
Девочка кивнула, не решаясь произнести хоть слово, чтобы снова не привлекать внимания к своему заиканию.
Филиппа усадила дочку в кресло, а сама опустилась на соседний диван, сделав вид, что не заметила жеста хозяйки, приглашавшей ее занять место рядом с собой. Молодая женщина слегка откинулась на подушки, но не расслабилась. Напротив, собралась с силами, готовясь к допросу, который – в этом сомнений не было – не заставит себя долго ждать.
– Рада наконец-то с вами познакомиться, Филиппа, – начала пожилая дама, как только все расселись. – Жаль, что этого не произошло раньше.
Несмотря на теплоту в голосе хозяйки, Филиппа не сомневалась, что у той на уме нечто совсем другое. Не давая гостье ответить, Берта Хольгерсон продолжила:
– Говард говорил, что вы по-прежнему живете в пригороде Кингстона. С сестрой, да? Как и раньше, когда…
К счастью, в этот момент в дверях появилась горничная, которую Говард попросил принести кофе и апельсиновый сок. Затем он подошел к креслу Ребекки и присел на широкий подлокотник.
– Ну что? – спросил он, заглядывая ей в глаза. – Не терпится познакомиться с мангустой?
Девочка подняла голову, и личико ее озарилось воодушевлением. Она неистово закивала, и Филиппе подумалось, что малышка наверняка не забыла об обещании Говарда и ждет не дождется, когда тот его выполнит.
– П-прямо с-сейчас?
– Подожди немного, – мягко сказал он.
Миссис Хольгерсон была явно удивлена поведением сына. Интересно, подумала Филиппа, что же ей рассказывал про нас Алфред?
– Ваш муж погиб в автокатастрофе? – спросила хозяйка, улучив момент, когда Говард разговаривал с девочкой.
– Да, – ответила Филиппа, недоумевая, зачем той понадобилось упоминать об этом. – Три года назад.
– Три года, – задумчиво повторила собеседница. – И с того времени ваша дочь за… у нее наблюдается дефект речи?
– Да.
Филиппа бросила на дочку настороженный взгляд. Но, к счастью, Ребекка была увлечена беседой с Говардом.
– Какая жалость! Но ведь это не связано с физическими повреждениями? Быть может, это психологическая травма?
– С вашего разрешения, мне бы не хотелось об этом говорить, миссис Хольгерсон.
– Как скажете. – Пожилая дама, видимо, решила избавить гостью от нетактичных вопросов. – Не подумайте, что я всегда сую нос в чужие дела. Просто вы меня очень заинтересовали.
Да, эта женщина далеко не так проста, какой хочет казаться. У нее явно есть планы, в которые Филиппа с Ребеккой не вписываются.
7
Невысокая хрупкая девушка лет двадцати ввезла столик на колесиках с чашками, блюдцами, сахарницей и кофейником. В его нижней части стоял кувшинчик со сливками, плетеная корзинка с еще теплым домашним печеньем и большой стакан апельсинового сока для Ребекки.
Глаза девочки засветились радостью, когда она увидела печенье. Она не отличалась хорошим аппетитом, но от домашних сладостей не отказывалась почти никогда.
Говард помог горничной расставить посуду на столике. Почему-то у Филиппы появилось ощущение, что это для него совершенно обычный поступок. Она удивилась неожиданно возникшему чувству близости – словно они были давно знакомы, и Филиппа могла рассказать обо всех его привычках и пристрастиях.
Через минуту он сел на диванчик рядом с ней, а не с матерью. А поскольку тот был не особенно велик, они сидели, почти вплотную прижавшись друг к другу. Она чувствовала жар его тела, и всякий раз на вдохе ощущала его чисто мужской запах.
А дышала Филиппа сейчас чаще обычного. Воздух, казалось, не проходил в легкие, застревал где-то в гортани. Но почему? Потому, что он сидит рядом с ней и его нога прижата к ее? Потому, что любой его жест, любое слово кажутся ей наполненными чувственностью?..
Но он же отец Алфреда! Она представила себе реакцию молодого человека, когда тот узнает о происходящем. Алфред никогда не поверит, что она испытывает физическое влечение к его родителю!
Неожиданно Филиппа осознала, что Говард обращается к ней с каким-то вопросом. Она заставила себя посмотреть ему в лицо. Так близко ей еще не доводилось видеть его голубых глаз, пронизывающих насквозь и зовущих одновременно. В горле мгновенно пересохло, и Филиппа испугалась, не разносится ли по всей гостиной громкий стук ее сердца.
– Простите? – выдохнула молодая женщина. – Что вы сказали?
– Мама спрашивает, понравился ли вам кофе, – ответил Говард.
Он будто бы случайно провел по ее бедру, и от этого прикосновения по телу Филиппы пробежали мурашки возбуждения. Что с ней такое происходит?
– Благодарю. Кофе чудесный, – натянуто улыбнувшись, проговорила она.
Миссис Хольгерсон сделала вид, что не заметила напряженной паузы, возникшей в разговоре между ее сыном и гостьей. Она налила Филиппе еще чашечку душистого черного напитка и спросила совершенно обыденным тоном:
– А почему вы так задержались в пути?
– У Филиппы случились неполадки с машиной, так что мне пришлось с полчаса покопаться в моторе, – ответил Говард и, обратив внимание на недовольный взгляд матери, добавил: – Надеюсь, ты не считаешь, что я должен был предоставить Филиппе возможность самой возиться с электропроводкой?