Инферно

Паша тряхнул головой. Навеяло. Не спать.

Дверь. 

Кровь была везде. Расползлась бурыми пятнами по полу и застыла веером брызг на обоях. Десятиметровка общаги с убогой рассыпающейся мебелью, плакатом «Санта-Барбары» над тахтой, до обидного знакомой сервировкой застланного пожелтевшими газетами стола. Сорок ватт света без абажура. Вальс из приемника…

Мужчина и женщина. Мужчина без головы. Женщина под «Сантой». Убита топором. Мужчина обезглавлен ножом, валяющимся тут же, в луже крови. Тошнота. Не ходить! Кто там? Перебьетесь. Ветер за окном. Сверкание зарницы. Или молнии. Утром будет солнце, утром будет Крым. Они уже там. Во сне.

Выцветшее фото на стене. Муж и жена. Свадьба. Дети? Нет. Здесь нет. Вообще нет. Мед-карта. Шестой месяц. Тошнота. «Награжден почетной грамотой за успехи в деле перестройки». Голоса. Там, сзади, за дверью. Кровь. Застывший захват ладони. Красное на белом.

– Да, да, это он. Выписан полгода назад… Приходил… Знакомые. Вроде не судим… Афганец. Не замечалось. Не знаю… Мать в Купчине, в коммуналке, может, там. Друзья на заводе. Фотографию? Попробую, должна быть на анкете. Сильный, очень сильный, но спокойный… Пил, конечно, как все… Меру знал… Нет, нет, что вы! Нашло, наверное, нашло. Да, да, сейчас принесу.

Удаляющийся в темноту халат.

Я все слышал. Надо позвонить. Телефон внизу, на вахте. По рации передай приметы. Час назад? Черт, далеко ушел.

Не ходите туда! Спать, спать, вам завтра на работу. От вас зависит успех перестройки…

Не замечалось, как все… Нашло… Что нашло? Что-то… Очень сильный удар. Шесть месяцев, шесть месяцев, мать в Купчине… Крым. Вальс. Танцующие дети на курортной площадке, танцующие взрослые. Смеющиеся взрослые. Мы устали от крови, мы хотим вечного, доброго. Хотим. Завтра по всему побережью солнце… Шесть месяцев, шесть месяцев…

Нет, старый, со мной ничего, да, иду, иду… Не проснулся просто…

Бражник ничего не вспомнил. Утром Петрович созвонился с соседями, и юрисконсультанта увезли. Жена с когортой «центурионовцев» умчалась следом.

Белкин уехал в территориальный отдел продолжать работу по ночному убийству. Паша ждал его там, чтобы передать эстафету. Ситуация была достаточно ясна, дело «глухарем» не зависнет, потому что лицо установлено, свидетели допрошены, улики собраны и закреплены. Дело за малым – отловить мужичка. Это сложнее, он понимает, что за такое «стенка» может образоваться. Это тебе не в пятом классе шкодить, а потом торжественно раскаиваться на родительском собрании. Забег на длинную дистанцию начали. Связи, родственники, дыры… Телевидение.

Казанцев проспал. Бывает. То беспричинная бессонница, то беспробудный сон. Позавтракать не успел. Мать рано уехала на рынок, купить сигарет со скидкой, чтобы потом продать подороже – небольшой, но все же приработок к пенсии, – поэтому Костика не разбудила. Он позвонил в отдел, сказал Петровичу, что немного задержится.

По пути зашел в частное кафе купить бутербродов. Частники уже открылись, гособщепит включался в процесс с одиннадцати.

Кафе ничего. Приятно глазу. Уют. Цены зато хороши. Не пошикуешь. Дешевле купить будильник, чтобы вовремя вставать и самому готовить завтрак.

Тишина, народ только в предбаннике, рядом с обменным пунктом. Тема одна – бакс растет, на «Боинге» не догонишь. Кофе противный, индийский, с привкусом ячменя.

Костик чуть не целиком заглотил сэндвич, задвинул стул и пошел на выход. До отделения недалеко – можно прогуляться пешком, тем более что сегодня нет дождя, а легкий ветерок полезен для дыхалки. За день еще успеешь наглотаться никотиновых паров и подвальных испарений.

На секунду Костик остановился у киоска. Американский доллар, дойчмарка, франк… Ого, хорошо подскочило… Так бы пенсия у матери росла.

Объявление. Небрежно, шариковой ручкой на тетрадном листе. Костик нагнулся поближе. Выпрямился. Снова взгляд на табло: «Курс валюты на…»

– Молодой человек, вы берете?

– Да, да, то есть нет, пожалуйста. Объявление. Курс. Ага! Тихо-тихо… Ну, бля!

Бражник! Нет, не Бражник! Покупка-продажа.

Валюта. А там, в универмаге, было?…

– Молодой человек, в конце концов, вы мешаете. Или туда, или сюда…

– Да, да, извините.

Костик вышел на осеннюю улицу.

– Ух, ну и запашок! Глянь телефон аварийки под стеклом! Еще полчаса, и говно прорвет наши редуты.

– Давай дверь вешалкой припрем. Должна выдержать.

– А вода?

– Потом откачаем. Беги звони, я подержу. Фу, как на совхозной ферме! Ну, бля, когда же нас отсюда переселят?!

Белкин вернулся с рогатой металлической вешалкой:

– Давай цепляй за ручку. Все, отпускай. Нормально, держит. Паскудство, второй раз за месяц прорывает. Когда приедут?

– Откуда я знаю? Обещали побыстрее.

– Открой окна. Пускай лучше сквозняк.

В группе по раскрытию убийств произошла бытовая трагедия. О таких трагедиях в детективах-боевиках не пишут, их не показывают в отечественных и импортных фильмах, само. собой, они не идут в красивые сводки. И конечно уж, они не попадают ни на первые полосы газет, ни в раздел криминальной хроники. Про это писать не принято. Писать про такое – дурной тон. И никому не интересно.

В группе по раскрытию убийств прорвало сортир. Второй раз за месяц дерьмо пошло не вниз, а вверх. Туалет вплотную примыкал к тронному залу, поэтому прорыв моментально был замечен. Слабая туалетная дверь напора не выдерживала, и ее подперли вешалкой. Опоздание аварийной бригады могло привести к фекальному исходу, после чего никакие распахнутые окна положения не спасут. В них уже заглядывали прохожие, морщили носы и шли дальше. В вытрезвителе паники пока не наблюдалось – ведомства разделяла капитальная стена.

Аварийка прибыла как раз вовремя. Бригадир в огромных крагах-перчатках поколдовал над унитазом и мастерски остановил поток.

– Это вам не мирного атома освоение, – обратился он к операм. – Вот здесь черканите. Не снимая краг, он протянул бумажку бланка.

– С вас двадцать тонн. Замена крестовины фановой трубы.

– Не с нас, а с них. – Белкин указал на портрет президента, висящий в кабинете, и расписался на квитанции Оплата по безналу.

– Мне до лампочки. Я не себе в карман положу.

– Гарантийный талон даете?

– Больше не прорвет.

– В прошлый раз то же самое обещали.

– До свиданья.

– Всего доброго. Аварийка укатила.

– Петрович, хорошо, что не вчера прорвало. Перед юрисконсультантом опозорились бы. Пошли в вытрезвитель, тряпки возьмем да ведра. Надо дерьмо убирать… Правильно говорят, что мы уже по уши в этом самом сидим.

ГЛАВА 9

– Я хочу купить один доллар.

– Всего?

– У вас есть нижний предел?

– В общем-то, нет. Три девятьсот, пожалуйста. Чек нужен?

– Нет, не надо.

– Следующий.

Казанцев покрутил новенький хрустящий бакс. Еще раз посмотрел на кассиршу. Очень даже ничего. Жаль, ног не видно.

Костик подошел к дверям.

– Простите, вам доллар не нужен? На сдачу дали. Ни то ни се.

– По курсу?

– Можно скинуть.

– Давай.

Казанцев получил родные российские. Пятьсот рублей убытка. Спекуляция валютой – вовсе не такая прибыльная вещь, как почему-то считается.

Костик осмотрел холл. Продавцы мороженого и книг, бумажных цветов и мясных полуфабрикатов. Там, за стеклянными дверьми и раздвижными решетками, универмаг. Холл в принципе – тоже универмаг.

Опер купил мороженое в вафельном стаканчике, просмотрел книги и кассеты с записями.

Хороший выбор и недорого. Потом что-нибудь куплю.

На остановке было грязно. У поребрика собралась огромная лужа. Пассажиры при виде приближающегося автобуса предусмотрительно отхлынули от проезжей части, после чего началась всегдашняя давка. Да, с мороженым Казанцев явно погорячился, очень оно неудачно выскользнуло. Прямо в чей-то капюшон. С капюшонами в нашем транспорте лучше не ездить. Ладно, не смертельно. Это не химия, это натурпродукт. Молоко да сахар. Отстирается.