Страница 3 из 12
– И водить всех, кто пожелает, на экскурсии!
– За большие деньги.
– Ни в коем случае. Можно и за деньги, но за очень небольшие!
2
Мы еще посмотрели на закрытый сегодня для посетителей музей мадам Тюссо[5], решили, что в него стоит заглянуть, но только при условии, что выдастся свободное время, и пошли в обратную сторону. На Оксфорд-стрит, вернее на то место этой улицы, которое нам было нужно, мы вернулись за несколько минут до пяти. Попробовали разглядеть за зеркальным стеклом чайной мистера Джона Фрейзера, но хоть стекло и было идеально прозрачным, зеркальный отблеск и легкие кисейные портьеры на окнах делали посетителей чайной смутными силуэтами, и разглядеть лица было сложно.
– А что, five o’clock tea должен начинаться непременно ровно в пять часов пополудни? – очень серьезно спросил Петя.
– Не знаю, – засмеялась я серьезному тону такого пустякового вопроса. – Я и сама впервые приглашена на английский пятичасовой чай.
– Ну раз нас пригласили на пять часов, то, верно, и войти нужно ровно в пять? Или в пять нужно уже сидеть за столом?
Петя явно смущался, оттого и задавал нелепые вопросы. Ответить ему я не успела, на пороге появился мистер Фрейзер и, широко улыбаясь, поприветствовал нас по-русски:
– Здравствуйте, сударыня Даша. Здравствуйте, сударь Петр Александрович!
– А откуда вы меня знаете? – спросил Петя, тут же понял, откуда английскому журналисту известна его персона, и покраснел, окончательно стушевавшись.
Джон Фрейзер искренне рассмеялся, и Петя засмеялся в ответ.
– Ну проходите, проходите, гости дорогие! – предложил англичанин, распахивая перед нами двери.
Обстановка была дорогой, как в любом заведении на этой улице, но притом очень уютной. Белые круглые столы с гнутыми ножками, застеленные белоснежными скатертями, пейзажи Лондона в золоченом багете, развешанные по стенам, изящные золоченые светильники-бра и крохотные настольные светильники.
Мистер Фрейзер высказывал Пете, как он несказанно рад вновь видеть настоящего сибиряка, а я остановилась подле большого зеркала. Чтобы чуть поправить волосы, но больше, чтобы осмотреться, не разглядывая слишком откровенно посетителей чайной. А еще мне хотелось глянуть заранее на человека, ради которого и была затеяна эта встреча. Время, как уж говорилось, близилось к пяти, так что почти все столики были заняты – английская публика весьма трепетно относилась к традиции пить в пять часов чай. За каждым столом уже сидели как минимум два-три посетителя или посетительницы. Лишь у самого окна располагался стол, накрытый на четверых, но сидел за ним один-единственный джентльмен. Лет сорока, с коротко стриженными волосами и густыми усами, кончики которых были тщательно закручены вверх. Джентльмен с неменьшим любопытством, чем я на него, смотрел в нашу сторону. Перед ним на столе лежали вечное перо и раскрытая примерно на середине пухлая записная книжка, страницы которой он придерживал двумя пальцами левой руки, чтобы они не закрылись ненароком, как это бывает в таких толстых книгах. Я уже собралась повернуться, когда к джентльмену подошел официант, сказал пару слов, и джентльмен вслед за ним вышел в соседний зал.
Мистер Фрейзер спросил, нет ли у нас желания вымыть руки, мы ответили, что такое желание есть, и он показал нам, где это можно сделать. Когда я вышла из дамской комнаты, Петя и мистер Фрейзер уже оживленно беседовали, и мне оставалось лишь ждать, когда нас пригласят к столу. Впрочем, мистер Фрейзер, будучи человеком воспитанным, долго ждать не заставил.
Пока мы шли к нашему столику, джентльмен, за ним сидевший, успел вернуться. Выражение его лица, до того момента несколько озабоченное, стало чуть более веселым. Он сел за стол, что-то коротко исправил в своей записи и, завидев нашу компанию, встал, чтобы поприветствовать нас.
– Позвольте, мой дорогой друг, – обратился к нему журналист на английском, – представить вам моих русских знакомых. Графиня Дарья Бестужева. Мистер Петр Макаров.
Названный мистером, Петя вновь засмущался, хорошо хоть краснеть не начал.
– А это, дамы и господа, сэр Артур Конан Дойль! – слегка напыщенно произнес англичанин по-русски, словно представлял королевскую особу, впрочем, не слишком скрывая при этих словах ироническую улыбку, и перешел с русского на французский, видимо для того, чтобы все сказанное было понятно обеим сторонам. Петя по-английски говорил едва-едва, да и мой английский оставлял желать лучшего. Мистер Артур Конан Дойль русского не знал вовсе. – Сэром мой прославленный товарищ стал совершенно недавно, оттого и слегка смущен моим официальным представлением. Но как бы то ни было, я в точности знаю, что имя его вам прекрасно известно.
При этих словах лицо сэра Артура едва заметно помрачнело, но он переборол себя и с широкой улыбкой сказал:
– В свою очередь и мне кое-что известно о вас, ваша светлость, и о вас, мистер. Уважаемый журналист порассказал столько небылиц о вашей стране и о вас лично, что пробудил во мне сильнейшее любопытство, и меня совсем не пришлось уговаривать на эту встречу.
Тут он умолк, чуть поколебался – судя по всему, он заранее сдерживал себя от подобного вопроса, – но так до конца и не сдержался, спросил:
– Неужели мое имя и в самом деле так широко известно в России, как об этом говорит мистер Фрейзер? Мне кажется, что он сильно преувеличивает!
– Насколько я знакома с мистером Фрейзером, – сказала я, – он в отличие от большинства своих коллег весьма сдержан в своих оценках и не склонен к преувеличениям. Я не знаю, что он вам, сэр, говорил в точности, но не сомневаюсь, что его слова справедливы.
Сэр Артур отвел взгляд и даже чуть опустил голову. Мне на миг показалось, что господин литератор сейчас зардеется от удовольствия, словно мой товарищ, который никак не мог прийти в себя от неожиданного знакомства и то порывался что-то произнести и при этом по-детски смущался и краснел, то начинал ерзать на стуле. Но со знаменитым писателем ничего подобного не произошло, он лишь улыбнулся мне в ответ. Улыбнулся неожиданно грустно, и крохотное замешательство скорее всего было вызвано еще одним вопросом, который он желал и одновременно не желал задать.
Тогда снова заговорила я:
– Сэр, я лично являюсь огромной поклонницей вашего таланта! Совершенно искренней. А ваш «Белый отряд» считаю лучшим историческим романом. Я об этом говорила и прежде и счастлива, что могу сказать вам это в глаза!
Я глянула на Петю, тот уже начал было приходить в себя, но от моих слов вновь растерялся.
Лицо английского литератора заметно просветлело, он хитро прищурил глаза и спросил:
– Неужели он лучше романов мистера Вальтера Скотта?
Я не стала отвечать сразу, подумала, припомнила впечатление от тех и других книг.
– Его романы мне тоже нравятся. Но «Белый отряд» ничем не уступает лучшим из них. Притом написан более живым и современным языком. Выходит, что в чем-то он лучше.
Тут сэр Конан Дойль искренне рассмеялся.
– Сознавайтесь, самая очаровательная и умная читательница моих книг, – потребовал он, указывая на журналиста, – это он вас надоумил начать разговор с похвал «Белому отряду», который, похоже, я один во всем мире считаю моим лучшим произведением?
Журналист сделал недоуменное лицо, мол, как можно такое подумать, но я его выдала с головой.
– Мистер Фрейзер действительно предупредил меня, что вы не разделяете восторгов по поводу историй о сыщике с Бейкер-стрит. Но и только. К тому же я сама читала об этом в газете. А «Белым отрядом» и сэром Найджелом я восхищаюсь абсолютно искренне!
К этому времени нам подали на стол фарфоровый чайник с чаем, молочницу с молоком, вазы с выпечкой и крохотными «пальчиковыми» сэндвичами, сахарницу. Официант, не спрашивая, принялся разливать молоко и чай – именно в такой последовательности – по чашкам. Петя впервые заговорил и произнес по-русски:
5
Музей мадам Тюссо – лондонский музей восковых фигур. С 1884 года располагается на Marylebone Road, рядом со станцией метро «Baker Street».