Страх высоты

этим летом я твердо решил воплотить свою мечту.

• Ну что ж, не вижу препятствий. Но необходимо пройти предварительное

испытание.

• В чем оно заключается?

• Вам с друзьями предстоит сыграть в мамбобол.

• Во что?

• Это игра. Она похожа на регби, но есть серьезные отличия. Вратарь

привязывается веревкой к воротам. Длина веревки — два метра.

• Так...

• Защитники связаны веревкой в ширину поля, а нападающие — в половину

ширины поля. Два тайма по десять минут. Судья находится вне поля.

Волков пожал плечами:

• Мы согласны, но нас только четверо...

• Я позабочусь, чтобы доукомплектовать вашу команду.

• Когда состоится матч?

• Вечером. Встречаемся в пять часов у костра.

—Нет проблем. Постараемся быть на высоте.

Волков встал.

• Это еще не все. С заходом солнца в лагере состоится конкурс на лучшие стихи

о нашем деле.

• О чем?

• О горах, о маршрутах, об альпинистах. Стихи должны быть собственного

сочинения. Если вы хотите вступить в наш клуб, надо принять участие в конкурсе.

• Каждому?

• Достаточно будет, если от вашей команды выступит кто-то один.

Волков вздохнул.

—Надо — значит, надо, — сказал оперативник. — Пойду готовиться.

Озадаченный милиционер вышел из палатки.

• Ну что? — спросил его Дукалис.

• Значит, так... — начал Волков.

Старший лейтенант изложил палаточный разговор с Мариной Гавриловной.

• Вот стерва! — выругался Ларин.

• Она не стерва, — защитил альпинистку Волков. — Просто тут такие правила.

• Что будем делать? — обратился к коллегам Дукалис.

Оперативники задумались.

—Ну в футбол мы их сделаем, — сказал Соловец, — опыт, слава Богу, есть. А со

стихами... Поступим так. Сейчас каждый возьмет бумагу и ручку. Расходимся в

разные стороны и встречаемся у машины через два часа. У кого лучше получится,

тот и будет выступать. Сверим часы.

• На моих без десяти два, — объявил Дукалис.

• На моих без пяти, — сказал Волков.

• Без шести, — произнес Ларин.

У Соловца были самые точные часы — электронные.

• Сейчас без семи, подведите свои, — дал указание майор. — В четыре часа

приходим к машине. Без стихов не являться.

• Георгич, у меня ручки нет, — сказал Дукалис.

• А у меня бумаги, — заметил Ларин.

Соловец открыл сумку, достал толстый блокнот, вырвал из него несколько

листов и протянул капитану. Затем он порылся в одном из карманов сумки и извлек

из нее огрызок карандаша.

—Держи, — сказал Соловец Дукалису.

Оперативники разошлись в разные стороны. Ларин, несмотря на склонность к

меланхолии, никогда не писал стихов. В начальной школе он читал Чуковского и

теперь пытался вспомнить что-нибудь из детской поэзии, надеясь приспособить ее

к нынешней ситуации.

Соловец в школе учил наизусть Пушкина и Маяковского. Ему нравились

некоторые стихотворения, но он понятия не имел, как из отдельных слов строить

зарифмованные четверостишия.

Дукалис по литературе в школе имел твердую четверку. Сочинения ему

давались с трудом, слабым местом была грамматика. Поэтическая муза не

посещала оперативника никогда.

Больше всех был озадачен Волков. Старший лейтенант всегда предпочитал

художественной литературе публицистику. К тому же оперативник понимал, что с

него как с самого младшего будет суровый спрос. Это не придавало энтузиазма

милиционеру. Глядя под ноги, он грустно брел среди соснового леса.

Вдруг Волков остановился. Вынув сигареты, оперативник закурил и задумался.

Затем он достал из кармана сотовый телефон.

На вахте Двенадцатого отделения милиции раздался звонок. Дежурный майор

Чердынцев снял трубку.

• Майор Чердынцев у телефона, — сказал милиционер.

• Боря, здравствуй, это Волков.

• Привет, Слава.

• У тебя в «обезьяннике» должен Петрович сидеть.

• Ну сидит.

• Позови его и позвони мне на мобильный.

• Хорошо, — кивнул Чердынцев.

Майор положил трубку и направился в «обезьянник», где сидел Петрович.

Бомж в это время крепко спал на скамейке, подложив под голову свернутый в

рулон пиджак.

—Подъем! — сказал Чердынцев, открыв клетку.

Петрович с трудом открыл глаза.

—Ты чего, майор? Мы же договорились, я у вас до вечера покемарю, —

произнес он.

• Потом кемарить будешь. Тебя к телефону.

• Чего?

• Иди к телефону, с тобой Волков говорить будет.

Вздохнув, бомж послушно поплелся вслед за Чердынцевым. На вахте

милиционер набрал номер мобильного телефона Волкова и протянул трубку

Петровичу.

В это время старший лейтенант не спеша брел по лесу, пробираясь сквозь

густой осинник. Услышав звонок, оперативник поднес к уху трубку.

• Слушаю, — сказал он.

• Волков, здорово!

• Привет, Петрович. Слушай меня внимательно. Через час мне нужны стихи об

альпинистах.

• Зачем это тебе?

• Потом объясню. Запиши тезисы.

Петрович взял ручку и бумагу, лежавшие перед ним на столе.

• Давай, — сказал он.

• Горы, спорт, альпинизм, любовь, — продиктовал Волков.

• Тебе в каком стиле — баллада, сонет, поэма?

• Сонет.

• Ясно, сделаем.

• Дай трубку Чердынцеву.

Бомж передал трубку майору.

— Боря, отведи Петровича в камеру, а через час снова подведи к телефону и

позвони мне на трубу, — сказал Волков.

• Хорошо, Слава.

Чердынцев положил трубку.

• Пошли, — обратился он к Петровичу.

Бомж уже был охвачен сочинением стихов, которые предстояло написать в

сжатый срок. Он взял со стола майора бумагу и ручку и направился обратно в

«обезьянник». А Волков зашагал дальше сквозь чащу, вдыхая лесную прохладу.

Оперативник был доволен неожиданным решением возникшей проблемы.

Насвистывая, он присел на удобный пенек и закурил. Спешить теперь было

некуда.

Через час раздался звонок из отделения.

—Слушаю, — сказал Волков.

• Привет, Слава, это Чердынцев. Петрович рвется с тобой поговорить.

• Дай ему трубку.

Майор протянул трубку бомжу.

• Здорово, Волков. Готов твой сонет. Ну, я тебе скажу, такое получилось!

Пушкин и Некрасов отдыхают!

• Давай диктуй.

Петрович начал диктовать стихи, а оперативник стал записывать их в записную

книжку.

• Ну как? — спросил бомж.

• Годится. Спасибо, Петрович.

• «Спасибо» в стакане не пенится! Скажи Чердынцеву, чтобы разрешил мне

переночевать здесь.

• Ладно, дай ему трубку.

Бомж передал трубку майору.

• Слышь, Боря, оставь его на ночь в «обезьяннике».

• Да он уже меня достал! Видеть его не могу! — возмутился Чердынцев.

• Не шуми. Последний раз. Для меня.

• Ну разве что для тебя, — нехотя согласился майор.

Он положил трубку и посмотрел на Петровича:

• Пошли, посидишь еще. Но только до завтра.

В четыре часа оперативники собрались возле милицейских «Жигулей». У всех,

кроме Волкова, вид был подавленный.

• Как дела? — обратился к коллегам Соловец.

• Плохо, — сказал Дукалис.

• Мягко сказано, — произнес Ларина

—И у меня тоже, — вздохнул Соловец. — А ты что скажешь, Слава?

Волков пожал плечами:

• Так... Накидал кое-что.

• Давай показывай, — попросил майор.

• Я, конечно, не Демьян Бедный, но раз надо...

Старший лейтенант встал в театральную позу и продекламировал стихи,

написанные Петровичем. Когда он закончил, наступила немая сцена. Соловец

стоял, прислонившись к машине, с дымящейся сигаретой во рту. Ларин и Дукалис

сидели на траве, открыв рты от удивления. Наконец майор нарушил молчание:

• Ну ты даешь...