Вторжение

Кэт падала, снова оказывалась на ногах, не понимая, встала ли она сама или ей помогли чьи-то руки. Она бежала, скользила, но не останавливалась, все время счастливо оказываясь впереди этой чудовищной волны, подгоняемая ее пыльным дыханием. Туда, туда, к этому свету впереди, к этой полоске, тоненькой желто-белой ниточке. Эту дверь, пока еще не смятую обвалом и слегка приоткрытую, так же как и соседние помещения, защитили здания с противоположной стороны дороги, сами уже лишившиеся верхних этажей.

Кто-то из них начал дергать дверь изнутри, пытаясь открыть ее пошире. Кто-то стал отбрасывать в стороны щебень и мусор с порога. И Фэрбенк – Кэт думала, что это был Фэрбенк, – провел ее через эту дверь, все время повторяя, чтобы Кэт продолжала бежать, давая какие-то другие невнятные наставления. И вот она уже снаружи, и остальные тоже собрались за ее спиной. Потом все они бросились прочь от обваливающегося здания. Они карабкались по длинному пологому склону завала по другую сторону магазина. Они не останавливались до тех пор, пока в груди не осталось уже никакого дыхания и не было никаких сил двигаться дальше. Тучи пыли накрыли и задушили их кашлем. Они упали, закрыли лица и лежали так, надеясь и в отчаянии молясь, чтобы оказаться достаточно далеко от обвала, чтобы всесокрушающий рваный камень не добрался до них. И ждали, ждали, чтобы этот страшный грохот притих, угас, прекратился.

И в конце концов грохот и толчки действительно прекратились. Кэт приподняла голову и стерла пыль с лица и глаз. Она лежала под вершиной завала. Завал ярдах в пятидесяти – шестидесяти от нее резко уходил вниз. Вдоль завала возвышалась основная часть здания, когда-то стоявшего здесь. Поблизости кто-то стонал. Изогнувшись, Кэт увидела фигуру, покрытую каким-то белым порошком, на самом деле это был истертый в пыль камень. Фигура пошевелилась. Это был Эллисон.

Кэт разогнулась. Чуть ниже, на откосе завала, она увидела Дили. Его тоже едва можно было различить под слоем пыли. Еще ниже с завала приподнялся Фэрбенк. Одной рукой он вытирал лицо, другой – все еще сжимал топор. Ни Джексона, ни преследователей нигде не было видно.

– Стив? – прозвучал среди туч пыли тихий вопрос. – Стив! – На это раз Кэт пронзительно выкрикнула имя.

Трое мужчин, стоявших рядом с ней на склоне, вздрогнули и с тревогой посмотрели вниз, на уходящий к земле завал. Нет, только не Калвер, он ведь так нужен им! Эта внезапная потеря сразу же сделала ясным для всех, как сильно он был нужен им. Дили сел и запустил руки в свои редкие, теперь припудренные пылью волосы, брови его насупились, как от боли. Эллисон в отчаянии качал головой. Он не любил Калвера, но все же не мог не признать, что от летчика исходила какая-то сила и уверенность. Что ж, чему быть, того не миновать. Эллисон подумал: интересно, смогут ли они выжить без Калвера. Обычно веселое лицо Фэрбенка сейчас являло собой маску жестокости и скептицизма, глаза его смотрели недоверчиво, застывшие губы были плотно сжаты. Да, Калвер прошел через слишком многие испытания, чтобы погибнуть так глупо. Кэт была в шоке. Она пристально всматривалась в тучи пыли, вздымавшиеся вокруг, прислушивалась к малейшим звукам в этой страшной симфонии катастрофы, к медленному оседанию камня и стекла, к скольжению разных предметов и гравия. Выкрикнув имя Калвера, Кэт так и оцепенела с полураскрытыми губами, а крепко стиснутые кулаки ее так и замерли в воздухе.

Пыль медленно рассеялась, унеся с собой и туман, и вот уже окружающий пейзаж предстал перед глазами беглецов, лишь слегка затушеванный еще не осевшими пылинками.

Оцепенение Кэт прорвалось криком, когда из-за холмика – грудь: битого кирпича и щебня, заваливших автомобиль, – появился Калвер. Стряхивая пыль с головы, плеч и рук, он, широко шагая по склону, поднимался наверх к ним.

– Думали, я потерялся, а? – спросил он. Казалось, что слезы Кэт никогда не кончатся. Все остальные уселись на некотором расстоянии от них, чувствуя себя неловко и в то же время испытывая нетерпение. Надо было уходить. Но Калвер сидел на склоне и бережно баюкал Кэт. Он баюкал ее, гладил по лицу и волосам, – словом, чтобы остановить поток слез и пережитое ею отчаяние. – Я думала, что ты погиб, Стив, – наконец удалось вымолвить Кэт в промежутках между рыданиями. – После всего, что нам досталось, этого я уже не смогла бы вынести.

– Все уже почти кончилось, Кэт. Считай, что мы почти избавились от всего этого.

– Но прежнее уже не вернется. Ни у кого из нас ничего не осталось.

– Мы живы. Только это сейчас и имеет значение. Тебе, наверное, покажется это невозможным, но поверь, надо прямо сейчас выбросить все из головы. Думай только о жизни и о том, чтобы выбраться из этой кутерьмы. А будешь думать о чем-нибудь, кроме этого, – тогда точно рехнешься.

– А я и так близка к этому, Стив. Я знаю, что близка к помешательству. У меня уже нет сил вынести еще что-либо.

– Ты самая нормальная из всех нас, – сказал он, целуя ее в макушку.

Понемногу Кэт перестала дрожать.

– Но что же у нас впереди? Куда нам идти, что делать? Какой мир остался на нашу долю?

– Он, возможно, будет просто спокойным.

– И ты можешь так говорить после того, что с нами случилось утром? И прошлой ночью?

– Этим утром нам просто суждено было узнать, что катастрофа совершенно не обязательно изменяет природу всех людей к лучшему. Мы повидали достаточно, чтобы понять: чувство самосохранения может выявить самые худшие наклонности человека.

Слезы все еще катились из глаз Кэт, но сотрясавшие ее рыдания утихли.

– Мы поняли это еще в убежище.

– Да, – задумчиво сказал он, – там нам явно не хватало товарищества. Но так получилось из-за страха и отчаяния.

– Эти люди, ну те, что утром... отчаявшимися не выглядели. Напротив, похоже было, что они упиваются сами собой.

– Давай просто считать, что мы оказались отброшенными на несколько тысячелетий назад. В те времена все прочие племена, кроме собственного, считались врагами, а определенные породы зверей – опасными. Человечество прошло через это – что ж, пройдем через это снова.

– Тон у тебя какой-то неубедительный. – Краски понемногу возвращались к лицу Кэт.

– Знаю, я и сам в это не верю. Но, возможно, об одном у наших предков все же было верное представление: большую часть своей жизни они решали вопрос, как жить, а не почему они живут. Они были слишком заняты добычей пищи и строительством какого-нибудь жилья, чтобы впадать в отчаяние.

– Ну, слава Богу, наконец-то я нашла мудреца, который мне все растолкует, – фыркнула Кэт.

Калвер улыбнулся.

– Единственное, чего я от тебя добиваюсь, – это чтобы ты сконцентрировала свои мысли вот на этом отрезке времени, вот на этой минуте. И только! Остальное слишком велико, чтобы о нем думать. Вот взгляни, к примеру, на Фэрбенка: ведь он все делает будто в режиме автопилота. Может, в конце концов, он и сломается, но, понимаешь, это случится не раньше, чем он окажется в более безопасной, более надежной обстановке. Насколько я понимаю, его не интересует ни вчерашний день, ни завтрашний. Только нынешнее, вот эта сегодняшняя минута!

– Но это не противоестественно.

– Не для него. И вообще не для теперешних времен.

– Но мы должны думать о том, что впереди, если мы собираемся жить. – Кэт перестала плакать, и Калвер утирал ее щеки, размазывало ним грязь.

– Думать надо о месте назначения, и только.

– А оно у нас есть? Ты имеешь в виду – выбраться из Лондона?

– Поближе. Ну как, тебе немного получше?

Кэт кивнула.

– Прости меня. Я ведь думала, что потеряла тебя...

Калвер поцеловал ее в губы.

– От меня так просто не отделаешься.

– Ты выглядишь ужасно.

– Ну, ты тоже не картинка.

– Слушай, а они смотрят на нас?

– Стараются не смотреть. С чего бы это?

– Мне нужно, чтобы ты был со мной.

– Вот и хорошо. Ты уже думаешь об этой минуте.

– Я думаю о нескольких минутах.

– А что, хорошая порция плача всегда тебя успокаивает?