Страница 2 из 3
— Увы, — ответили мне в Министерстве иностранных дел. — Максимум, что мы можем для вас сделать, — это сфотографировать вашу недвижимость со спутника-шпиона и прислать открытку. Стоить это будет около пяти тысяч условных единиц — у.е.
— Спасибо, — ответил я, — — на пять тысяч у.е. я построю бунгало здесь, на Карельском перешейке или в Синявино.
— Что же касается продажи вашего имущества заочно, то сами понимаете, пока это сделать невозможно. Но вы не волнуйтесь. По нашим сведениям, в Батуте нет преступности и никто ваше наследство не разворует.
— Но мне-то как быть?
— Ждите, когда у них сменится власть.
Вот так ответили мне в МИДе, и я в сердцах отправился в ближайший спортзал колотить грушу.
Но, как выяснилось, на этом ничего не закончилось. Спустя два месяца ко мне постучался вежливый юноша в камуфляжной форме и с маской на мордашке и вручил ма-а-аленькую бумажку. Слово «постучался» в моем изложении носит уменьшительно-ласкательный оттенок. Представьте, что в панельно-бетонном доме в три часа ночи кто-то начинает Долбить пробойником стену, дабы повесить портрет Умершей бабушки. Тук-тук-тук… Войдите.
Бумажка оказалась нечем иным, как повесткой в налоговую инспекцию. Я надел лучший костюм и отправился в указанное учреждение.
Легкий трепет, с которым я вошел в кабинет, за время общения с инспектором плавно перерос в тяжелый инфаркт.
— Товарищ, а почему вы уклоняетесь от налога на недвижимость?
— Какую недвижимость?
— Как это какую? А бунгало стоимостью полтора миллиона у.е.? Вы в курсе, что ежегодный налог на недвижимость составляет два процента? А ну-ка, прикиньте.
Я прикинул и схватился за сердце. Тридцать тонн! А мне и опомниться не дают.
— Платить собираетесь? Да, кстати. Вам уже набежал штрафик в три тысячи, так что с вас, дорогой наш человек, тридцать три тонны.
Но я не тот малый, что сдается без боя. У человека всегда есть выбор. Либо позорно бежать, либо умереть с честью.
— А что, если я не буду платить?! Девушка устало поправила волосы, извлекла из бумажных недр красно-белую брошюру и процитировала:
— «На первый раз — штраф, на второй раз — год» на третий раз — три года…»
У человека всегда есть выбор. Я предпочел позорно бежать. Я подозреваю, что выгляжу подлецом в ваших глазах, но и вы меня поймите. Мотать срок за какой-то северобатутский сарай, который к тому же я никогда не видел, а может, и не увижу? Платить ежегодно тридцать тонн недобитым демократам?
При коммунистах членские взносы платили, но хоть знали во имя чего. Во имя светлого будущего. А здесь?
Впрочем, что толку митинговать? Я попрощался с барышней, сказал, что пошел снимать деньги со сберкнижки, и скрылся за дверью с твердым намерением обратно не возвращаться.
Вернуться пришлось через две недели в сопровождении все тех же саблезубых юношей в камуфляже, которые встретили меня возле подъезда и предложили прокатиться с ними. Юношей было много, а меня мало, поэтому я согласился.
На первый взнос предполагалась пойти моя квартира и часть домашней утвари, которую внесла в протокол описи юная наложница. Я не стал ждать судебного решения и попытался во второй раз трусливо бежать.
Быстренько продав квартиру через подставное лицо, я купил новые апартаменты в другом районе и, потирая от удовольствия руки, стал мечтать о североба-тутских женщинах. Мечты оборвал звонок в дверь.
— Здравствуйте, милый наш Флавиан Арнольдович!
— Здравствуйте, дорогие мои мальчишки! Я понял, что у мальчишек нюх на утаенные налоги натренирован лучше, чем у китайской собаки чау-чау — на гималайских медведей.
— Ну что, дальше бегать будем?
— А кто бегает? Я просто поменялся. Здесь воздух чище.
Меня повезли в суд. Откуда я снова сбежал, двумя легкими касаниями выключив конвой. Все, обратной дороги не было. Впереди меня ждало подполье, а дома — засада. Без денег, без теплых вещей, без пищи, поруганный и униженный, я стоял под проливным ГОРОДСКИМ дождем на троллейбусной остановке и смотрел в крайнее правое окно первого этажа огромного дома. Они бы хоть шторы задвинули, что ли. Когда там вдоволь нарезвились, я опустил голову и понуро побрел куда глаза глядят, напевая первые ноты пьесы Грига «Пещера горного короля».
Такая вот история. Уже год, как я живу в бывшем бомбоубежище, в простонародье — бомжую. Наверное, я бы погиб, если б в свое время не прошел отличную школу выживания. Я сумел быстро адаптироваться, почувствовать среду и, в конечном итоге, неплохо устроиться. Без микроволновки и телефона на первых порах было трудно, но человек привыкает ко всему. Когда же у меня появился старенький факс, я радовался как ребенок. Странная все-таки штука наша жизнь. Сегодня ты умираешь на необитаемом острове, лежа на песке, не зная, как открыть последнюю банку сгущенки, а завтра ты с буйным восторгом носишься по берегу, потому что нашел гвоздь.
Единственная проблема, которая волновала меня в настоящий момент жизни, — это блохи. Крайне мерзкие твари. В моей бывшей квартире до сих пор сидела засада, иногда, возвращаясь ночью к тому дому, я слышал вырывающиеся из моего окна звуки широкой русской души и ломаный голос Оззи Осборна. Они слушают мои записи, они читают мои книги, они… Периодически к окну подходил человек в маске и внимательно оглядывал двор. Почему они носят маски? Ну, понятно, не Алены Делоны, но и не хорьки все ж…
Транспортное средство тряхнуло на бугорке.
— Четыре братца под одной крышей?
— Ну, ты дал, Васек! Чтоб братва, да еще под «крышей»?!
— Козел, это стол. Гони сотенную.
«Нет, это не налоговая, — возвратился я из воспоминаний. — Хотя бы потому, что без масок. Но кто тогда? Куда меня везут, что хотят? Бандиты? По замашкам вроде фраера, но точно не фраера. 486-й процессор с лету определили».
Машина остановилась. Дверца скрипнула. Меня понесли. Несли минут пять. Наконец поставили вертикально и отлепили с глаз пластырь. Финский галоген резанул по глазам. Я тряхнул головой, смахивая набежавшую слезу, осмотрелся.
Комната была довольно уютна, по крайней мере, не хуже моего подвала. В ней не было окон, зато имелись лепной камин, пара светильников под древность, огромное кресло-трон, офисный стол с компьютером, принтером и телефоном и, наконец, подлинник кисти неизвестного мастера прошлого века. На холсте полуголый мужик валил из лазерного бластера ужасного морского дракона.
Мой правый глаз, пришедший в себя быстрее левого, заприметил на троне какого-то недоразвитого мужичка средних лет. На недоразвитость указывала его одежда. Нормальный человек не будет наряжаться в костюм Петра Первого.
— Ну, здравствуй, Флавиан. Извини, дорогой мой, за такое обращение, но что делать!
— У-У-У — — Рот мой по-прежнему был залеплен липучкой.
— О, конечно, конечно. — Гражданин в петровском сарафане поднялся из кресла и отодрал пластырь вместе со щетиной. Я облегченно выдохнул.
— Слушай, ты, урод натуральный! Что за маскарад с липучками?
— А тебе идут носилки. Никогда не замечал?
— Зато тебе пошел бы музей восковых фигур.
— Обидеть человека легко, а вот понять его душу… Ты, вероятно, удивлен. Тебя, какого-то вшивого бомжа, среди ночи вытаскивают из подвала и везут на прием к самому царю. ~ В милиции разберутся, кто из нас царь! ~ Не надо хамить. Я действительно царь. У нас не так много времени, иначе я рассказал бы тебе подлинную историю семьи дома Романовых. Поверь, мой мальчик, в истории множество белых пятен, заполнять которые очень неблагодарное занятие.
Затрещал селектор. Царь нажал кнопочку.
— Ваше величество, все будет готово через сорок минут.
— Прекрасно, Александр Данилович. Да, вот еще… Свяжись, пожалуйста, по факсу с Голицыным, завтра мы тоже работаем.
— Понял, ваше величество.
«Еб…тые», — подсказала мне интуиция.
— Не совсем, — возразил царь. — Я — Петр Пятый, помазанник волей Господа, единственный законный наследник Российского престола.