Страница 70 из 78
А во-вторых — на стороне однокашника сражались такие существа, которых Ян даже представить себе не мог защищающими людские интересы. И если упырицу, принадлежащую к миру мертвых, Киреев еще мог подчинить себе при помощи некромагии, то… как насчет рогатого, дамы и господа?
"Что-то я не припомню за Киреевым таких познаний в демонологии и контроле, что позволили бы ему поработить черта. Или рогатый пошел к Егору в услужение в обмен на душу? Нет, нет, не происходят эти вещи так быстро!".
А это значило, что те, кого принято считать одними из самых хитрых и злобных обитателей Темной стороны, добровольно пришли на помощь некроманту, вставшему на защиту человеческого города…
"Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Проклятие, говоришь? Так он и не стал посвящать в суть дела никого из людей. Стоило, наверное, предусмотреть и такой вариант… Да, но как же я мог! Мы ведь все Темные! Мы есть сама Тьма! Неужели же я — единственный, кого по-настоящему гнетет эта вековая, тысячелетняя несправедливость?! Вот, значит, почему не откликнулись на зов некросомнамбулы. Их уже давно вывели из строя. И еще — понятно теперь, для кого шпионил этот мудила Прокл".
Домовые. Об этом тоже стоило бы позаботиться. Ведь у Егора есть… этот, как его… Дормидонт. Освободить хозяина от уроборосов эта мелкая шелупонь не смогла бы, но вот смотаться за подмогой — вполне. "Эх, Егорка, знал бы я раньше, что у тебя есть такие друзья…".
Хоть ничего фатального пока и не случилось, увиденного и осознанного Яну хватило, чтоб враз утратить волю к дальнейшим действиям. Была попрана его вера. Дало трещину его понимание истинной сути Темного пути…
Грушницкий всю жизнь полагал, что, говоря о неких законах мирового равновесия, необходимости соблюдения соглашений, и терпимости по отношению к людям, подобные ему всего лишь умело притворяются. Чтобы даже среди своих, даже намеком не выдать своих реальных помыслов. "Каждый должен сам догадаться об этом, — подумал однажды Ян. — А догадавшись — продолжать притворство, вести все ту же прежнюю игру".
Именно это, как казалось Грушницкому, и произошло однажды с ним самим. Поэтому он, бывший уверенным в том, что и прочие Темные думают точно так же, не сомневался и в их одобрении его идеи захватить Ростов.
Она созрела много месяцев назад, но Ян не стал рассказывать о ней никому из братьев или сестер во Тьме. Все с той же целью — не допустить утечки информации на противоположную сторону. "Мой поступок просто станет сигналом к действию для всех остальных", — думал некромант.
И вот, совсем незадолго до старта своей кампании, Ян Грушницкий совершил просчет, открывшись своему лучшему другу, некроманту Егору Кирееву. Тому самому, что в настоящий момент пытался перечеркнуть его замыслы.
Киреев не дурак — призвал на подмогу нелюдей, чтобы не спровоцировать исполнения проклятия. Но, раз уж помочь согласились эти — что сказали бы остальные? Те, кто даже в далеком прошлом не причинял людям зла в иных случаях, кроме как в порядке самообороны.
"Выходит, я ошибался?! И поведение Темных — не наша великая тайна, а всего-навсего осознанная необходимость?!".
Еще не убедившись в этом, а всего лишь предположив, Ян Грушницкий почувствовал себя настолько скверно, что перестал командовать наступление. Усевшись на первый попавшийся валун, некромант вперил взгляд в мокрую землю и начал размышлять над своими ошибками. А также над тем, как ему отвертеться от последствий содеянного.
Лишенные стимула к дальнейшим действиям, мертвецы сосредоточились на мясе, присутствовавшем в пределах досягаемости. Напасть на погрузившегося в горестные раздумья Яна им не позволял встроенный в заклятие воскрешения запрет. Поэтому Егор Киреев из обычного "съедобного препятствия" превратился теперь в объект, дотянуться до которого стремились все двадцать с лишним тысяч мертвецов. В ложбине образовалась чудовищная давка. Скелеты и зомби нечаянно отрывали друг другу головы и конечности, стараясь как можно быстрее очутиться рядом с источающим дивный аромат человеком. Горри и Олесю они воспринимали всего лишь как конкурентов в борьбе за эту добычу.
А конкурентов надлежало уничтожить…
Егор и его компаньоны даже заподозрить не могли, что моральная победа над главным врагом уже одержана, благодаря одному лишь факту их появления в Змиевской балке. Поэтому утроенное рвение, с которым вдруг принялись бросаться на них кадавры, некромант, упырица и черт приняли за результат действий Грушницкого.
"Ага, он почуял нас! — подумал Егор, которому приходилось теперь вертеться настоящим волчком, чтоб с прежним успехом отбивать наскоки жаждущих угоститься его мясцом покойников. — Что же ты, Яник, забыл о своем обещании? Не хочешь больше оставлять в живых единственного друга, с которым хотел разделить эту власть? Ну что ж… Значит, теперь и я не имею перед тобой никаких моральных обязательств".
— Эге-гей! — воскликнул Киреев, сокрушая новый десяток врагов. — Руби веселей!
Он больше не ограничивался применением в бою меча и жезла. Срывая с пояса глиняные кувшинчики магических бомб, Егор активировал их и зашвыривал далеко в толпу мертвецов. Взрыв каждого такого снаряда был равносилен производил тот же эффект, как если бы некромант поливал врагов волшебными лучами из жезла, вращаясь на одном месте. Бомбы уничтожали покойников в количестве пяти-шести десятков за раз.
Но, несмотря на это, врагов по-прежнему оставалось несколько тысяч. И натиск их становился все яростнее.
Скоро некроманту пришлось начать отступление. В результате он оказался на знакомом холме, который прежде несколько раз видел во сне. "Вот оно, сбывается, — мрачно усмехнувшись, подумал Егор. — И сны, и гадание Софии… Правда, последнее — еще не до конца".
Только сейчас Киреев заметил, что трупы не обороняются, а нападают. Причем основной их мишенью являлся как раз он сам, хотя любой более-менее опытный стратег постарался бы первым делом уничтожить черта, представлявшего, все же, несколько более серьезную угрозу, чем некромант.
Но и в этот миг Егор не понял, что же на самом деле происходит. Он лишь сильнее уверился в том, что Ян Грушницкий для него теперь — не сбившийся с пути друг, которому нужно вправить мозги, а заклятый враг, и церемониться с ним не стоит.
Но прежде, чем совершить расправу над супостатом, следовало до него добраться…
А отражать атаки мертвецов становилось все труднее и труднее. И это касалось не только Егора Киреева.
Горри израсходовал запас энергии в своих боевых браслетах. Поскольку иного оружия черт с собой не взял, ему пришлось прибегнуть к трансформации. Сначала бармен перекинулся в громадного черного волка, но тут же выяснилось, что терзать мертвую плоть зубами — далеко не лучший способ бороться с целой армией зомби. Поэтому Горри вновь сменил облик, превратившись в круторогого черного барашка. И принялся расшвыривать скелеты и трупы, вовсю орудуя рогами и копытами.
Нелегко приходилось и Олесе. Вскоре эффект от ее участия в битве существенно снизился. Один из мертвецов, в момент, когда лодыжку его опутала цепь, схватился за одного из соседей. Тот — еще за одного, и так до тех пор, покуда их совокупная сила не превысила физические возможности Олеси. Оружие выскользнуло из руки трехсотлетней девочки и потерялось в переплетении разложившихся тел. Упырице не осталось ничего, кроме как, приняв вид летучей мыши, подняться над схваткой. Теперь она могла время от времени вонзить когти в череп какого-нибудь зазевавшегося зомби и, подняв врага на несколько метров в воздух, швырнуть его в группу скелетов. Но толку от таких действий было гораздо меньше, чем от привычной тактики упырицы.
Киреев понял, что дело движется к поражению. И не столь уж медленно. Все чаще зубы покойников клацали прямо перед его лицом. Все чаще приходилось обрубать костяные руки, ухватившие некроманта за джинсы. Ноги вообще были сейчас самым слабым его местом. Магическая броня, в которую превратилась "косуха" Киреева, мгновенно уничтожала любого мертвеца, который к ней прикасался, но ведь штаны-то были самыми обычными! Кто-то из трупов даже изловчился куснуть Егора за икру. К счастью, никакого "вируса смерти", что превращал бы укушенного в зомби, в природе не существовало.