Страница 23 из 78
В другой книге говорится о каком-то бесе-хороможителе, и ученые предполагают, что так христианский автор назвал домашнего духа, который позже получит в народе имя домового.
Ну а на самом деле…
На самом деле все, конечно же, не совсем так, как можно подумать, почитав общедоступные книги.
Домовые действительно являются душами умерших патриархов — умерших так давно, что о них уж и памяти никакой не осталось. Не каждый, впрочем, человек, становится в посмертии домовым — а только те, в ком хозяйственность и тяга к земле пересиливают желание увидеть любую из альтернатив прежней жизни.
Домовые могут быть опасны для людей, а их внешний вид вполне способен внушить страх, а иногда — и панический ужас. Но эти скромные и трудолюбивые духи никогда не посмеют нарушить спокойствие человека. Изводить и тиранить они могут лишь тех, кого не считают достойными жить на земле, где обитают сами. Если уж хороший хозяин будет когда напуган домовым, следует знать — тот лишь предупреждает о грозящей этому человеку опасности.
Но это лишь простому обывателю потаенный мир домовых может казаться загадочным и грозным.
Маги не испытывают затруднений в общении с мохнатыми обитателями подвалов и чердаков. Могут подолгу общаться с ними — ведь мало кто из домовых имеет возраст меньше трех веков, и все они являются почти неиссякаемыми источниками знаний по истории родных мест. Волшебники также могут давать домовым различные мелкие поручения. В некоторых делах трудно сыскать более надежных помощников — ведь кроме принадлежности к сверхъестественному миру, у домового есть еще и незаурядная смекалка, которой не может похвастать, к примеру, зомби или мелкий бес.
Некоторые из магов, правда, относятся к "хозяюшкам" с нескрываемым презрением, считая их существами низшего порядка. С точки зрения иерархии оно, в общем-то, так и было, да только ведь, низший рангом — не значит нищий духом…
Ян Грушницкий — тот домовых не жаловал. Даже своего не привечал, не задабривал, а при встрече — мог и пинком наградить.
Киреев же с "хозяюшкой" не конфликтовал. Наоборот — дружил. Все повадки домашнего духа знал и угостить в праздник не забывал никогда.
"Тот, кто делит мир на "высших" и "низших", не оглядываясь на реальные факты, вряд ли сумеет стать этому миру хорошим правителем, — подумал Егор. — Хотя бы потому, что "низшие" могут однажды обидеться и выставить тирана клоуном, подложив кнопку ему на трон. Согласен, мерзких рыбохвостых козлов, что населяют болота Ленинградской области, не отнесешь к благородным и высокодуховным созданиям. Но вот ровнять с ними домовых — серьезный промах".
— Дормидонт! — крикнул Киреев, чуть приподняв голову. — Где ты там? Выходи!
— Ой, беда, беда, огорчение! — раздалось с кухонных антресолей. — Обожди, хозяин, сейчас помогу!
Каким-то образом создателям старого советского мультфильма о приключениях Кузи и Нафани удалось отобразить на экране одну из наиболее характерных особенностей настоящих домовых. Фраза, которую произнес Дормидонт, увидев, что произошло с Егором, была у этого маленького народца едва ли не самой распространенной. Она звучала всякий раз, как домовые видели что-нибудь, не соответствующее их представлению о порядке. От обычной горы невымытой посуды в раковине, до…
До без движения лежащего на полу хозяина, как сейчас.
— Сейчас, сейчас! — домовой обхватил лапами занавеску и соскользнул по ней вниз, как Индиана Джонс по лиане. В следующий миг он подбежал к Егору и протянул длинные когтистые пальцы к змее, обвившей его правую руку.
— Не надо! — спохватившись, воскликнул Киреев. — Не трогай их! Это убьет тебя.
— Что же нам делать тогда? — отдернув лапы и убрав их за спину, вопросил Дормидонт.
— Олесю позови. Она в гостиной, на шкафу.
— Ох, не люблю я ее! — мордочка домового, и без того сморщенная, скривилась еще больше. — Но раз уж надо… — Дормидонт развернулся и затопал к выходу из кухни. Со стороны его можно было даже принять за крупного ручного ежа. Правда, при ближайшем рассмотрении некоторые детали облика домового помешали бы это сделать.
Оковы, удерживавшие Егора, были далеко не просты. Являйся они обычными сгустками волшебной энергии, Киреев и сам без труда сумел бы их развеять. Но цепи-уроборосы представляли собой значительно более серьезную магическую конструкцию, входившую в арсенал магов-доминаторов — особой школы, приемы которой использовались во время проведения допросов или для прикрытия отступления. В принципе, спектр операций, в которых можно было задействовать доминаторов, простирался гораздо шире. Но факт оставался фактом — навыкам, блестящее владение которыми продемонстрировал сейчас Ян, в Академии его не учили. Стало быть, Грушницкий самостоятельно освоил их за годы, прошедшие после окончания студенческой жизни. Вопрос весь в том, что он освоил помимо этого? С чем предстоит столкнуться Егору, кроме этих зубастых змеек и огненных экранов, которые, по сути дела, не являлись сейчас столь уж серьезной проблемой?
Соприкоснувшись с человеческой кожей, серебристые молнии, которые метал в Егора Ян, мгновенно обращались в покрытых лиловой чешуей змей, которые сначала повалили Киреева на пол, а после, вцепившись зубами в собственные хвосты, приковали его руки и ноги к мебели. Избавиться от них самостоятельно Киреев не мог: уроборосы были наделены повышенным иммунитетом к магии и без ущерба для себя снесли бы те заклинания, которые он был способен применить, не пользуясь руками.
Домовой, который, все-таки, в большей степени являлся живым существом, нежели духом, очень серьезно пострадал бы прикоснувшись к змеям — дом Егора мог и вовсе недосчитаться своего "хозяюшки". Оставалось надеяться на помощь создания, которое уроборосы не могли убить.
По той, правда, только причине, что оно и так было давным-давно мертво.
Грушницкий не знал о существовании Олеси. Да и не нужно было ему про нее знать…
Комок жесткой шерсти, пыхтя, взобрался на шкаф и приблизился к бронзовой статуэтке летучей мыши.
— Эй! — Дормидонт постучал когтем по ее плечу. — Олеся!
На металлической мордочке открылся желтый глаз.
— Чего тебе, Дормидонт? — спросило изваяние. — Покататься хочешь? Ну что ж, давай полетаем.
— Да ну тебя, нечистая, с полетами твоими! — отскочил в сторону домовой. Как-то Олеся подшутила над ним, подняв в воздух и потаскав несколько минут по комнатам. Дормидонт вопил тогда, как взобравшийся на вершину высокого дерева неуклюжий кот, не могущий спуститься обратно.
— Нечистая? Кто бы говорил? — осклабился бронзовый нетопырь. — Зачем приполз тогда?
— Хозяин в беде! — подскочил на месте Дормидонт. — Сказал, только ты сумеешь помочь.
— Где он? — Олеся мигом сбросила бронзовый покров, и теперь на шкафу перед домовым сидела уже самая настоящая, живая летучая мышь.
— На кухне.
Олеся вспорхнула с лакированной деревянной поверхности и полетела к двери. Дормидонт начал осторожно спускаться вниз.
— Что случилось, Егор? — спросила упырица, приняв свой исконный облик.
Цвет одежды, которая появлялась на ней в момент превращения в девочку, Олеся могла изменять по своему усмотрению. На Уманском кладбище, где от нее требовалось сыграть роль невинной жертвы, как нельзя более кстати пришлось белое платьице. Сейчас оно было черным.
— Не видишь, разве? — приподнял голову Киреев. — Скрутили меня.
— В собственном доме? — изумилась Олеся. — Кто?
— Ян.
— Ян? Но он же твой друг! А, я поняла — вы с ним поспорили, кто круче колдует, так?
— Эх, если бы, — печально вздохнул Егор. — Ладно, ты не гадай, а помоги-ка лучше мне.
— Как?
— Змей видишь?
— Ага, — Олеся с любопытством взглянула на уроборосов. — И что с ними надо сделать?
— Убрать.