Страница 47 из 58
Для начала бойцы по мелочи с батальонной кухни все тырили. Там буханка с хлебом, здесь грамм триста маслица, тут кусок мяса, а уж потом:
— Я знаю товарищ старший лейтенант что это ваши бандиты, ограбили продовольственный склад, — бесится зам по тылу.
Идет в штабе бригады дознание. Вызваны, командир второй роты, командиры взводов и начальник караула. В тот день в декабре наша рота несла караул, я как раз начкаром был. В числе объектов подлежащих охране был и продовольственный склад. Надежные бункеры отрыть не успели, все имущество в палатках, а часовые вечно голодные молодые солдаты.
— Твои мерзавцы, — орет лиловый от злобы майор, командиру роты, — вынесли все доппайки, чем я спрашивается теперь офицеров кормить буду?
Затем поворачивается в мою сторону майор, кричит:
— Сержант! Признавайся! Мерзавец я из тебя всю душу вытрясу…
Признаваться? Нашел дурака! Все печати и пломбы целы. Мы взяли? А ты докажи!
— Товарищ майор, — с болью, с мукой несправедливо обвиненного человека, отвечаю я, — часовые тут не причем. На складе круглосуточно дежурили ваши подчиненные…
Что майор съел? Твои подчиненные бросили ночью склад, а мои часовые не растерялись.
— Разберитесь майор в конце то концов со своими кладовщиками! — возмущается начальник штаба бригады, — вы сами просили, разрешить внутренний караул на складах, я такой приказ издал. Где же был ваш караул?!
Тот караул товарищ майор, прихватив ящик тушенки свалил пить брагу на день рожденье писаря особого отдела. Утром только вернулись. А как пропажу обнаружили так хай и подняли. Но докладывать я вам об этом не собираюсь. Сами разбирайтесь, а наше дело маленькое: пост принял; пост сдал.
Дознание нас не уличило, зато уже вечером после смены караула в расположении роты П*** вывел меня за палатки и:
— Ты что совсем обнаглел? — зашипел сжимая кулаки он, — я тебе не дам офицеров голодными оставлять. Где доппайки?
— Там где и положено на складе, только в другой палатке, там где старые сапоги хранятся, — спокойно глядя на перекосившееся от возмущение лицо П***, отвечаю я, — их эти сучары сами там спрятали. Мои бойцы видели как они вечером втихоря ящики переносили, а вот уж оттуда ребята из них всего три ящика взяли: один со сгущенкой и два с тушенкой. А эти пи…сы теперь всё на нас навешать хотят.
— Да? — П*** чуть опешил, спросил, — Верно? — злобно матернулся, быстро решил, — Пойду и начальнику штаба доложу, я им б…м покажу как офицеров голодом морить…
Пропавшие ящики с доппайками в тот же вечер нашли, а кладовщик в дурака играл: «ой забыл что убрал, ой инвентаризацию не провел, ой не подумал, виноват исправлюсь». Про три пропавших ящика он уже и не заикался. Сильно забывчивого кладовщика отмудохали товарищи офицеры и перевели служить в четвертый батальон, а мой взвод досыта пожрал. Дристали они правда потом с денёк, но ничего, это дело житейское, уж лучше от обильной и жирной пищи животами пострадать, чем чахнуть с голодухи. Вот как учатся воины боевой науке, не по дням, а по часам постигают военное дело, все влёт ловят. Одно слово молодцы! А кто их учил? Вот то-то и оно.
Уже дома участь в институте, я с искренним изумлением узнал, что точно такой же методики в обучении бойцов придерживались спартанцы. Там тоже молодых воинов в качестве боевой подготовке поощряли самостоятельно добывать пищу. Не верите? А вы первоисточники по истории древнего мира прочитайте, там об этом черным по белому написано. Так что ж это значит мои ребята вроде спартанцев были? Путь это и нескромно, но я считаю, что десантники с нашей бригады пошустрее были. Спартанцев с детства к военной службе готовили, а мои ребятки только второй месяц как от мамкиных юбок оторвались и службу тащить стали. И потом вы вот только послушайте:.
Приходит рота с тактики, личный состав весь вымотанный, замерзший, мокрый, солдатня злая до чертиков. Мечтаем согреться и обсушиться Вваливаемся в палатки, а там холодина. Продрогший дневальный в шинели стоит и чуть не плачет, не смог растопить чугунную печку, не горит мокрый уголь, нет дров на растопку. Палатка промерзла, а дневальный потупив голову и виновато шмыгая носом готов принять заслуженную кару. Его сразу вся рота растерзать готова. А пацан дневальный с отделения Лёхи. Стал быть Лёхе судить его и карать.
— Смотри, — показывает расстроенному мальчику Лёха и достает из лотка с минами дополнительный минометный заряд: промасленный бумажный сверток с порохом.
Разрывает колечко заряда и порох в печку на мокрый уголь высыпает, штык — ножом вскрывает патронный ящик, два цинка с патронами отбрасывает, сухие дощечки ящика расщепляет на растопку, промасленную всю в крапинках пороха бумажку поджигает и… через полчаса печка вся малиновая от жара, по палатке теплый воздух волнами гуляет. Все уже разделись до белья, верхняя одежда сушится, скоро ужин, благодать.
— А вот теперь, — сурово объявляет Лёха счастливому пацану дневальному, — Запомни! Еще раз будет печка холодной, я тебя урою. Понял?
Могут спартанцы, лютой зимой в чужих горах одними щитами и мечами огонь развести? Нет! По крайней мере мне из истории такие случаи неизвестны. А вот наши ребята запросто сумеют военное снаряжение не по назначению использовать, так сказать при острой нужде «перекуют мечи на орала». А печки у нас в палатке с тех пор жару достаточно давали.
В конце декабря пообвыкли ребята, приноровились, кое-чему выучились, пора образование солдатское заканчивать, пора вам ребята крови и пороха понюхать.
Первый выход он учебный был, вот только солдатики об этом не знали, было решено по кишлакам, что рядом располагались, маршем пройти, как говорится себя показать и на них посмотреть. Учебный то он учебный, но в Афгане никогда не знаешь когда и на кого напорешься. Поэтому собирались, как на боевую операцию, боеприпасы, пайки, разбивка бойцов по боевым группам, все как положено.
— Родной! Ты зачем сухпаек выкинул, а в РД патронов и гранат напихал?
— Товарищ сержант, так вдруг не хватит! Что же мы без патронов делать будем?
Мне смешно, а воин серьезный такой. Видит воин кровавый бой, вот кончились у взвода боеприпасы, а враг все ближе и ближе, и он достает предусмотрительно захваченные лишние патроны и гранаты, и спасает весь взвод. Со слезами на глазах благодарит его товарищ сержант, «спасибо солдат» — говорит ему ротный, к ордену его представляют, и все им восхищаются. Боже ж ты мой, ну какие это знакомые симптомы, а раз так то неси мальчик свои патроны, неси, следующий раз, ты их выкинешь, а наберешь хлеба и консервов.
— Взвод! Слушай мою команду! Верхнюю одежду снять, приторочить к РД. Сам бушлат и ватные штаны снимаю и к ранцу привязываю. В декабре в горах минус двадцать, да ветер тысячами ледяных пуль пронизывает, в декабре в горах снега по пояс, а когда и по грудь. Да как же мы в одном х/б пойдем? Да вот так! Только так и надо ходить, чтобы от холода и ветра не умереть, налегке надо ходить, чтобы силы были, что бы на привале или в засаде сухую одежду на мокрое и потное х/б одеть, чтобы не загнуться, вытерпеть, дойти и вернутся в родные палатки, к печке «буржуйке» да к кухне батальонной.
— Твой взвод головной заставой пойдет, — говорит мне ротный, пока он сам третьим взводом командовал, мы только передовыми и ходили, советует:
— Ты особенно ребят не нагружай.
— Не учи ученого, — огрызаюсь я.
— Да? — злится П***, - А тебя кто учил? Ученый ты наш! Забыл умник, как сам щенком беспомощным под ногами путался.
— Ты с училища приехал, не лучше меня был, — возражаю, — сам первые операции болтался как…
И не договариваю, что было то прошло, я уже давно не щенок, а он… его мы по праву считали лучшим офицером бригады. Высшую воинскую награду он получил, уважали его ребята, все с кем ему служить довелось. Да и не только мы — солдаты, даже штабные его уважали, с мнением его считались. Сколько раз он выводил нас из тупиков, когда сбивались с пути в незнакомый горах, сколько раз воевали под его командой. Знания свои на опыт этой войны помножил, вот и был третий взвод батальонной разведкой, и не разу по нашей вине не попадал в огневой капкан, наш батальон. Еще уважали мы тебя Сашка П*** за то, что не было в тебе ни капли гонора офицерского, и ел ты с нами на операциях с одного котелка, и пару раз поминая погибших ребят водку с одной кружки пил, но при этом каждый, даже вконец оборзевший дембель, точно знал — ты командир, и приказ свой любого выполнить заставишь.