6-я мишень

— Вы говорите о Тони Канелло? Том мальчике, в которого стреляли на пароме?

— Да. У меня к нему всего три вопроса. Обещаю, что не буду его утомлять.

— Извините, лейтенант, — сказала медсестра, глядя на меня большими грустными глазами. — Операция была очень сложная. Пуля повредила несколько жизненно важных органов. Мне очень жаль, но мы потеряли его двадцать минут назад.

Мне пришлось прислониться к стене.

Она еще говорила что-то, спрашивала, что мне дать и не позвать ли врача. Я не слушала. Протянула ей пакет с медвежонком и попросила передать игрушку первому же ребенку, который попадет в отделение.

Не помню, как я спустилась вниз, добрела до стоянки, села и поехала во Дворец правосудия.

Глава 11

Дворец правосудия — громадный гранитный куб, занимающий целый квартал на Брайант-стрит. На его десяти этажах, мрачных и запущенных, разместились главный суд первой инстанции, офисы окружного прокурора, южное подразделение полицейского управления Сан-Франциско и тюрьма на самом верху.

Офис судебно-медицинской экспертизы находится в соседнем, примыкающем к Дворцу правосудия здании, но попасть туда можно через переход на первом этаже. Я открыла дверь в задней части фойе, прошла через запасный выход и поспешила по коридору к моргу.

За дверью прозекторской в лицо ударил поток холодного воздуха. Я бывала здесь и раньше, так что чувствовала и вела себя уверенно, по-хозяйски, беря пример с моей лучшей подруги, Клэр, главного судмедэксперта города.

Только вот у стола, на котором лежала покойница, стояла не Клэр — это место занимал сейчас ее заместитель, белый мужчина лет сорока с чем-то, пяти футов восьми дюймов ростом, с посеребренными волосами и в больших черных роговых очках.

— Доктор Джи, — бросила я, врываясь в чужие владения.

— Осторожнее, лейтенант. Смотрите, куда ступаете.

Доктор Хамфри Германюк возглавил службу судебно-медицинской экспертизы всего лишь шесть часов назад, а на полу у стены уже лежали аккуратно сложенные стопочки бумаг. Мыском туфли я поправила ближайшую стопку, придав ей первоначальный вид.

Доктор Германюк был перфекционистом, превыше всего ставил порядок, отличался остроумием и прекрасно чувствовал себя в суде, когда давал показания в качестве эксперта. Квалификация и опыт вполне позволяли ему занимать должность главного судмедэксперта, и некоторые поговаривали, что, если Клэр когда-либо освободит это место, первым кандидатом на вакантный пост будет именно он.

— Как дела с Андреа Канелло? — спросила я, подходя к секционному столу. Женщина — уже голая — лежала на спине, и между грудями была отчетливо видна огнестрельная рана. Я наклонилась, чтобы получше рассмотреть входное отверстие, но доктор Германюк решительно встал между мной и телом:

— Вам нельзя, лейтенант. Здесь зона, свободная от полиции, — усмехнулся он, но я поняла — доктор не шутит. — Дел хватает — жертва дорожного происшествия, женщина, которой раскроили утюгом голову, а теперь еще и трупы с парома… Работы на весь день, а я только-только начал. Есть вопросы — задавайте сейчас. Нет — оставьте номер сотового на столе, и я позвоню, как только закончу.

С этими словами он повернулся ко мне спиной и начал измерять рану на груди Андреа Канелло.

Я отошла в сторону, едва сдерживая рвущиеся изнутри злые слова. Ссориться с доктором Германюком было совсем некстати, к тому же здесь распоряжался он. Штат судмедэкспертизы и без того недоукомплектован, а в отсутствие Клэр на них свалилась дополнительная нагрузка. Меня Германюк едва знал, а потому действовал так, как и должен действовать глава любого ведомства: защищал свою службу, свою работу, права своих клиентов и не допускал отступлений от инструкций и предписаний.

А еще ему предстояло собственноручно провести вскрытие каждой из жертв расстрела на пароме. И если на вскрытиях будут два патологоанатома, хороший адвокат обязательно воспользуется представленным шансом, поставит их друг против друга и постарается отыскать малейшее несовпадение в свидетельствах, чтобы подорвать доверие к показаниям.

Но для начала нам еще нужно найти этого психа.

И довести дело до суда.

Часы показывали четыре пополудни, и если Андреа Канелло была первой «пациенткой» доктора Германюка, то работы ему хватило бы до глубокого вечера.

И все же я не могла уйти просто так. У него свои проблемы, а у меня свои. Четверо убитых.

Время уходило, и шансы стрелка скрыться от возмездия возрастали с каждой минутой.

— Доктор Джи…

Он повернулся ко мне. Нахмурился.

— Извините за настойчивость, но на пароме погибли четверо, убийца на свободе, а мы до сих пор не знаем, кто он и где его искать.

— Четверо? Вы, наверное, хотели сказать, трое? У меня три тела.

— Мальчик, Тони Канелло, сын этой женщины, умер полчаса назад в центральной клинике. Ему было девять лет. Так что погибших четверо, и Клэр Уошберн дышит через трубочку.

Недовольство смыла волна сочувствия, и в голосе доктора, когда он заговорил, зазвучали совсем другие нотки:

— Хорошо, скажите, чем я могу вам помочь.

Глава 12

Взяв мягкую пробирку, доктор Германюк осторожно раздвинул края раны на груди Андреа Канелло.

— Выстрел прямо в сердце. Я бы не стал спешить с заключением — это дело эксперта, — но, на мой взгляд, в нее стреляли из револьвера 38-го калибра.

Посмотрев видеозапись, я и сама пришла к такому же выводу, но хотелось бы знать точнее. Джек Руни отвел камеру в тот самый момент, когда убийца выстрелил в Андреа. Если она умерла не сразу, если узнала стрелявшего, то, может быть, успела назвать его по имени.

— Как долго она прожила с такой раной?

Доктор покачал головой.

— Смерть была мгновенной. С пулей в сердце у нее не было ни единого шанса. Думаю, она умерла еще до того, как упала на палубу.

— Надо же так ухитриться. Шесть выстрелов — пять попаданий. И это из револьвера.

— Не вижу ничего удивительного. Народу на пароме было много — трудно промахнуться, — сухо заметил Германюк.

За спиной у нас громыхнула тяжелая стальная дверь. Мы одновременно обернулись — служащий вкатывал в прозекторскую каталку.

— Доктор Джи, а это куда?

Укрытое простыней тело было маленькое, около пятидесяти дюймов. Тело ребенка.

— Оставьте здесь, — сказал Германюк. — Я сам им займусь.

Мы подошли к каталке. Доктор приподнял простыню.

От одного лишь взгляда на мертвое детское тельце перехватило дыхание. Кожа приобрела синюшный оттенок, на крохотной, впалой груди выделялся свежий двенадцатидюймовый шов. Я стиснула зубы, подавляя неуместный импульс — коснуться лица, погладить по головке, сделать что-нибудь, чтобы утешить несчастного ребенка, волею случая ставшего мишенью для безумца.

— Прости, Тони.

— Вот моя карточка. — Доктор Германюк выудил из кармана халата визитную карточку и протянул мне. — Будет нужно, звоните на сотовый. И когда увидите Клэр… передайте, что я приду к ней, как только смогу. Скажите, что мы все здесь думаем о ней… что мы ее не подведем.

Глава 13

Парни придвинули стулья поближе к столу, и обсуждение началось. Они задавали вопросы, выдвигали теории, строили предположения насчет личности стрелявшего. Внезапно зазвонил мой сотовый. Я сразу узнала номер Эдмунда и ответила.

— Клэр только что сделали рентген, — дрожащим голосом сообщил он. — У нее внутреннее кровотечение.

— Ничего не понимаю. Эдди, что случилось?

— Пуля повредила печень… Ее снова пришлось оперировать…

А я уже было успокоилась, поверив улыбке и заверениям доктора Сэссуна, что все в порядке, что Клэр ничего не грозит и что она в надежных руках. Мне вдруг стало нехорошо.

В комнате ожидания отделения интенсивной терапии уже собрались родные и друзья Клэр. Здесь же были Эдмунд, Уилли и Регги Уошберн, старший сын Эдмунда и Клэр, прилетевший из Майами, где он учился в университете.