6-я мишень

Легкая, непринужденная манера держаться и природное обаяние располагали к нему с первых же мгновений общения.

— Все, что вы только что слышали, все, что сказал здесь представитель обвинения, — начал он, — есть чистая правда.

Смелое, но рискованное начало, подумала Юки. Пожалуй, впервые в своей практике она столкнулась с такой позицией защиты.

— Все вы уже знаете, что случилось на пароме «Дель-Норте» первого ноября, — продолжал Шерман. — Мистер Бринкли действительно пронес на борт заряженное оружие. Он действительно застрелил четверых и ранил двоих — не сознавая последствий этих действий ни для них, ни для себя самого. Произошло это в присутствии двух с лишним сотен человек, некоторые стали очевидцами стрельбы. Сбежав с парома после случившегося, мистер Бринкли не выбросил оружие. Он не стал избавляться от улики. Разве это идеальное преступление? Только безумец способен совершить такое и вести себя таким вот образом. Итак, что именно случилось, ни для кого не загадка. Но почему это случилось? Ответ на этот вопрос и должен дать суд. Мистер Бринкли не понимал, что делает, когда стрелял в тех несчастных людей, потому что с точки зрения закона в момент совершения преступления был невменяем. Поскольку вопрос о «юридической невменяемости» будет основанием для вашего суждения в отношении мистера Бринкли и его деяний, пора и нам определиться с этим термином. Сформулируем вопрос так: совершая перечисленные выше преступления, сознавал ли мистер Бринкли, что поступает неправильно и противозаконно? Если он не понимал, что его деяния вредны, дурны, ущербны и аморальны — другими словами, преступны, — то с точки зрения закона мой подзащитный невменяем.

Мистер Шерман выдержал паузу, перебрал лежащие на трибуне бумаги и продолжил свое выступление голосом, которым Юки восхищалась и которого боялась. Негромкий, мягкий, даже вкрадчивый, этот голос втекал в уши присяжным, и каждому казалось, что защитник обращается лично к нему. Голос внушал, что его обладатель не нуждается в театральных эффектах и ловких ходах, что его рассуждения не только безупречны с точки зрения логики, но и истинны, а истина не нуждается в приукрашивании.

— Медики диагностировали у мистера Бринкли шизоаффективное расстройство. Он болен. Его болезнь, по сути, ничем не отличается от таких же заболеваний, как рак или диабет. Эта болезнь перешла к нему генетическим путем, но ее развитию способствовала полученная в детстве травма. Мистер Бринкли не виноват в том, что болезнь нашла его. Он не просил ее. То же самое могло случиться с вами, со мной или с любым из здесь присутствующих. Болезнь не щадит никого, и нет болезни хуже той, что обращает во врага ваш собственный мозг, что заставляет вас совершать действия, противные вашему характеру и натуре. Я хочу сказать, что мы все сочувствуем потерпевшим, что сердца наши скорбят по погибшим, по тем, кого, так или иначе, коснулась трагедия. Если бы можно было повернуть время вспять, если бы у Альфреда Бринкли была волшебная палочка или пилюля, проглотив которую он исцелился бы и вернул к жизни погибших на пароме, он сделал бы это без раздумий. Если бы мистер Бринкли сознавал, что болен, он прошел бы курс лечения. Но он не знал этого и не понимал, почему чувствует себя так, как чувствует. Жизнь мистера Бринкли, если воспользоваться расхожей фразой, была сущим адом.

Глава 66

Микки Шерман чувствовал себя легко и свободно, как парящая в восходящем потоке птица. Этим потоком был для него адреналин. Микки Шерман знал свое дело и верил своему клиенту, жалкому бедолаге, который так и не успел привыкнуть к реальному миру после долгих пятнадцати лет медленной декомпенсации.

И чем же обернулся для него мир? Угрозой пожизненного заключения, долгих лет под тяжелым саваном нейролептических средств?

Вот она, настоящая трагедия, — с какой стороны ни посмотри.

— Мистер Бринкли слышал голоса, — продолжал Микки Шерман, расхаживая перед присяжными. — Я говорю не о тех голосах, которые слышит каждый из нас, ведя внутренний диалог с самим собой; не о тех голосах, которые помогают нам решать наши проблемы, готовить выступление, писать письма или находить ключи. Голоса в голове мистера Бринкли вторгались в его мозг, приходили незваными, требовали и указывали. Они мучили его нещадно, издевались над ним, унижали и подстрекали к убийству. Сидя перед телевизором, он верил, что персонажи фильмов, ведущие и репортеры обращаются непосредственно к нему, говорят с ним, обвиняют его в ужасных преступлениях и указывают, что нужно делать. Долгие годы Альфред Бринкли сопротивлялся этим голосам, но в конце концов подчинился им. Леди и джентльмены, в момент стрельбы мой подзащитный не сознавал реальности окружающего мира. Он не понимал, что люди на пароме — живые существа из плоти и крови. Для него все они были частью мучительных галлюцинаций его собственного, больного мозга. Потом мистер Бринкли увидел себя по телевизору, услышал репортаж о расстреле на пароме и понял, что наделал. Переполненный чувством вины, терзаемый раскаянием, ненавидя себя за содеянное, он сам, добровольно, сдался полиции. Мистер Бринкли отказался от своих прав и сознался в преступлении, потому что здоровая, еще не пораженная болезнью часть мозга помогла ему осознать весь ужас содеянного. Надеюсь, рассказанное мною поможет вам лучше понять этого человека. Обвинение постарается убедить вас, что самое трудное решение, которое вам предстоит принять, — это избрать старшину. Но вы услышали еще не все. Свидетели, знающие мистера Бринкли не первый год, и профессионалы-психотерапевты, обследовавшие его, выступят здесь и расскажут о моем подзащитном, прошлом и нынешнем состоянии его психики. И когда вы услышите всю историю целиком, вы — я в этом нисколько не сомневаюсь — признаете мистера Бринкли невиновным по причине его психического состояния. Потому что на самом деле мистер Бринкли — хороший человек, страдающий от ужасной, разрушающей его мозг и сознание болезни.

Глава 67

Тем же вечером, в половине седьмого, Юки и Леонард Паризи сидели за столиком в огромном, напоминающем пещеру обеденном зале ресторана «Лу-Лу», новомодном заведении неподалеку от Дворца правосудия, разместившемся на месте бывшего склада и быстро ставшем популярным в последние годы.

Юки пребывала в приподнятом настроении, чувствуя себя полноправным членом команды. И не просто команды, а команды победителей. Она заказала жареного цыпленка, Лен взял пиццу с креветками. Ели не спеша, перебирая детали первого дня заседания, намечая потенциальные препятствия, планируя обходные маневры — короче, готовясь к презентации своей позиции по делу «Народ против Альфреда Бринкли».

Разлив по бокалам шестидесятидолларовое мерло, Паризи угрожающе прорычал:

— Гррр… Осторожно! Берегитесь команды Рыжего Пса!

Официантка убрала тарелки. Юки рассмеялась, отпила глоток вина и убрала бумаги в большую кожаную сумку. Работая по гражданским делам, она никогда не испытывала такого возбуждения, такого удовлетворения от собственной роли в процессе.

Здоровенная каменная печь в противоположном углу зала дышала восхитительным ароматом орешника. Свободных мест за столиками оставалось все меньше, голоса и смех отражались от стен и высокого потолка и разлетались звенящим эхом по всему залу.

— Кофе? — предложил Лен.

— Не откажусь. Я сожгла столько калорий, что, наверное, возьму и заварное шоколадное пирожное.

— Поддержу, — отозвался Леонард, поднимая руку, чтобы подозвать официантку. В следующее мгновение лицо его застыло, рука опустилась к груди, он приподнялся и вдруг резко откинулся на спинку стула. Стул качнулся, опрокинулся, и Паризи полетел на пол.

За спиной у Юки громыхнул поднос. Зазвенела посуда. Кто-то вскрикнул.

Кричала, оказывается, она сама.

Юки вскочила и опустилась на колени перед шефом, который катался по полу и глухо стонал.

— Леонард? Лен, где болит?