Угол атаки

Еще через час выяснилось, почему не запускаются дизеля резервной электростанции. Сообщение не удивило подполковника Тимашука: чего-то в этом роде он ждал. Оказались подпиленными все трубки ТНВД - топливных насосов высокого давления. На двух дизелях трубки меняют, больше на складе нет, нужно выписывать из Читы.

Полковник Тулин матерился - беззвучно, словно читал молитву.

Дизеля наконец запустили. Лампочки горели вполнакала. Электрокраны и подъемники на эстакаде не работали: мощности станции не хватало. Когда восстановят ЛЭП, никто не знал. О разгрузке состава и погрузке "Мрии" вручную нечего было и думать.

Появился встревоженный Сивопляс, доложил: на полу в помещении резервной электростанции обнаружен инструмент, которым были подпилены трубки ТНВД. Преступник, вероятно, обронил его в темноте.

Полковник Тулин и находившиеся в узле связи офицеры с недоумением смотрели на плоскую хромированную пластину странной формы. Они не знали, что это такое. Тимашук знал. И Сивопляс знал.

- Серьезное дело, товарищ подполковник, - сказал он. - Чревато боком.

Тимашук кивнул. Серьезнее не бывает. Пластина была мини-ножом "Робинзон" из комплекта ножа выживания "Оборотень". Такие ножи выживания входят в штатное снаряжение диверсионных групп.

Тимашук связался с Москвой. Ермаков выслушал сообщение и приказал не отходить от телефона. Через пять минут раздался зуммер вызова.

- На линии генерал армии Г., - сообщил московский связист. Говорите.

- Товарищ генерал армии, докладывает подполковник Тимашук...

В трубке высокочастотной связи раздался пронзительный голос Г.:

- Ты, мать-перемать-распротак, чем там занят? Я тебе, так-перетак-растак, ноги выдергаю, если "Мрия" через час не взлетит! Я тебя, распроэдак-распротак-расперетак... через колено... оглоблей...

"Долбаный козел! - тяжело подумал подполковник Тимашук. - Сидишь там в Москве, командуешь! Тебя бы самого сюда, мать твою!.."

Полковник, начальник штаба и оперативный дежурный внимательно слушали рулады козлиного генеральского баритона. На Тимашука старались не смотреть, отводили глаза. А молоденький лейтенант-связист даже раскрыл рот от изумления. Еще со школы он знал, что русский язык велик и могуч, но не подозревал, что настолько. На Тимашука он смотрел с откровенным сочувствием и испугом. И этот взгляд что-то разрушил в душе подполковника. Все напряжение минувших полутора суток трансформировалось в лютую злобу.

- Долбаный козел! - рявкнул он. - Сам прилетай сюда и отправляй свою долбаную "Мрию"! Против меня действует диверсионный батальон, а ты мне про ноги выдергаю, разэдак-перетак и так!

Он коротко процитировал самого Г. и бросил трубку.

Воспоминания об уважении, с которым посмотрели на него офицеры, грело его сердце до самой смерти.

Через три минуты вновь прозвучал зуммер телефона спецсвязи.

- Докладывай, - приказал Г. - Со всеми подробностями.

Он выслушал, ни разу не перебив.

- Почему ты решил, что там батальон? - спросил Г., когда Тимашук умолк. - Сам сказал - пять спецовок.

- Пятеро не могут быть одновременно во всех местах. Слишком далеко. Плюс кто-то на передатчике. Плюс подстраховка. Пять человек не могут блокировать аэродром. Не мне вам это объяснять. А они это сделали.

- Спокойно, подполковник, - приказал Г. - Не может там быть батальона. От силы - рота. А у тебя под ружьем полк. И сорок профи. Они одни двух батальонов стоят. Не паникуй. Обнаружить помогу. Действуй спокойно. Хорошо бы хоть одного взять живым. Не получится - уничтожь всех. Надеюсь на тебя. Что хочешь делай, но "Мрия" должна взлететь!

Глава VIII

После всей этой беготни по долинам и по взгорьям у всех у нас ноги отваливались. И то сказать:

двадцать километров туда, двадцать обратно. И если часть пути туда мы проехали на дрезине, то назад пришлось пилить на своих двоих. И не по шпалам, а в обход, по нагорью, рискуя каждую минуту наскочить на растяжку. Да еще эта клятая брезентуха, складки которой натирали кожу даже сквозь шерстяное белье. Боцману с Доком, минировавшим ЛЭП, досталось и того больше - еще километров по десять.

Но все же самая трудная часть дела выпала Мухе. Мало того что ему нужно было незаметно добраться до Потапова - а это двадцать с лишним кэмэ, так еще нужно было незаметно вернуться, а затем инфильтроваться на территорию объекта. Я хотел послать с ним для страховки Артиста, но Муха воспротивился: он маленький, незаметный, очень безобидный. Очень. Справится. И справился. Когда под утро мы вернулись в блиндаж на горе, он уже был там, дрых без задних ног и даже легким шевеленьем не прореагировал на наше бесшумное появление. Правда, при выполнении задания он допустил оплошность и нажрался шашлыка от щедрот местного братана, которому впарил "лимонку". За что и был наказан жесточайшим поносом, который не могли утихомирить все запасы бисептола и активированного угля в наших аптечках. Так что большую часть следующего дня он вынужден был провести не с нами, а в одиночестве в кустах, метрах в десяти от нашего лежбища. Но это выяснилось уже позже.

Мы влезли в камуфляжки из комплекта "Выдра-ЗМ", уютные, как домашняя пижама, выдавили в себя по тюбику сублимированного говна из боевого рациона питания и испытали полный кайф.

Не умеют люди ценить привычные радости жизни. Нет, не умеют. Вернуться после работы домой, переодеться, поужинать и залечь на диване с газетой или включить телевизор. Что может быть лучше? Даже если дом - яма между камней, ужин - тюбик безвкусной пасты, а телевизор - бинокль БН-2, в окулярах которого неторопливо разворачивается действо; которое можно было бы назвать "кино не для всех".

Одно время по телевизору часто крутили такое кино. Отнеся себя, как и всякий интеллигентный человек, к тем самым избранным, которым адресована эта рубрика, я честно высиживал перед экраном, пока не убедился, что все-таки не настолько интеллигентен и не настолько избран. Недоизбран.

Грустно, но факт. Моего культурного уровня явно не хватало, чтобы оценить тайные достоинства этих кинематографических шедевров. "Кино не для нас". А вот оценить то, что происходило внизу, на пространстве аэродрома, на это моего культурного уровня хватало. Это кино было для нас. И хотя мы наблюдали его с первой минуты, зрелище не утрачивало своей захватывающей увлекательности.

Смысловым центром композиции был огромный Ант-125. "Мрия". "Мечта". И все происходящее вокруг предопределялось ею. Самолет стоял в начале главной взлетно-посадочной полосы. Нос его вместе с пилотской кабиной был задран вверх, широкая задняя аппарель опущена на бетон. Из самолета "Мрия" превратилась в гигантский летающий вагон, готовый принять в свое чрево энное количество десятков тонн груза, который двигался к ней по Транссибу. И поскольку никто из нас не представлял, каким образом можно воспрепятствовать взлету этой махины, мы решили подойти к делу с другой стороны.

Правильно поставленная задача содержит в себе и пути ее разрешения. Устроить на железнодорожной ветке небольшую аварию - это решение напрашивалось само собой.

Когда Док сказал, что нужно будет продублировать расстыковку рельсов, с этим я согласился сразу. Не помешает. А вот насчет минирования ЛЭП были у меня сомнения. Но Док не стал и спрашивать нашего согласия. Когда дошло до дела, он просто оставил меня и Артиста откручивать гайки, а сам с Боцманом двинулся по шпалам в сторону Транссиба.

Мое командирское самолюбие было слегка задето, но не настолько, чтобы начать выяснять, кто главней. Главней всегда тот, кто знает, что нужно делать. А Док, судя по его виду, знал. И нам ничего не оставалось, как подчиниться. Что я и сделал не без удовольствия. Всегда приятно, когда за тебя принимают решения и избавляют от необходимости за них отвечать. Это и составляет главную привлекательность военной службы для здравомыслящей молодежи, а главную привлекательность социализма - для широких народных масс независимо от цвета кожи и национальных традиций.