Страница 10 из 63
С чердака спустился Витек:
– Больше ничего нет. – Весь улов составили рваный ватник без пуговиц и черная вязаная шапочка. – Может, все-таки к соседям заглянем?
Ремезов отрицательно покачал головой. Натянул на голову шапку, ватник вернул товарищу.
– Тебе виднее, – Витек штык-ножом вскрыл трехлитровую банку, достал огурец, с хрустом принялся есть. – Угощайся! Куда дальше пойдем?
Вопрос уже стал риторическим. Готовясь к побегу, они перебрали множество вариантов, но все не годились. В конце концов решили: главное – сбросить со следа погоню, а там уж как-нибудь…
Как?
За сутки, прошедшие с момента оставления части, ясности не прибавилось.
Зато убавилось сил и уверенности в сделанном выборе.
– Денег нет, одежды нет, транспорта нет. – привычно перечислил Ремезов, сквозь пожелтевшую тюлевую занавеску поглядывая на улицу. – Начнем добывать – сразу подставимся. Все связи под колпаком. Родственники, друзья. Ждать будут везде.
– Не жди меня, мама, хорошего сына, – вздохнул Витек, доставая из банки очередной огурец.
Витек был сиротой, воспитывался в детдоме. Как и Ремезов, отслужил срочную, а потом несколько лет безуспешно трепыхался на гражданке, пытаясь занять свое место в новой жизни. Работал охранником, мотался челноком в Польшу и Турцию, торговал шмотками на вещевом рынке. Вершиной карьеры стал ларек у метро «Пионерская». Чтобы наладить торговлю, Витек с компаньоном одолжился у местной братвы – армейский кореш имел в группировке какой-то вес и замолвил словечко. Торговля не задалась, компаньон, прихватив все, что имело какую-то ценность, исчез. Братва потребовала возврата кредитов, отдавать было нечего. После двух напоминаний – первое было чисто словесным, во вовремя второго пришлось перемахнуться с «напоминальщиками», Витек прикинул хрен к носу и явился в военкомат: «Хочу защищать Родину!» Думал: перекантуюсь годик-другой на всем готовом, и начну заново вписываться в капиталистические реалии.
А оно вон как получилось…
– Прокуратура? – продолжал Ремезов. – Тоже не вариант. Сразу ласты завернут, а в камере придушат. Нужен ход, которого не просчитают.
– Может, у Андрюхи с газетой получится?
– Ты в это веришь?
– У него там все-таки брат… Медведем хорошо стать. Залечь в берлогу, а по весне уйти.
– Берлога… А знаешь, это мысль! Видал я одного бомжика, так он на зиму прибивался к монастырю. Работал там, само собой, зато с зимовкой проблем не возникало.
– В монастырь я еще не уходил. Но если в женский – я согласен. Только где тут монастырь взять?
– Темнота! Тут же Ладога рядом, Валаам. С рыбаками дойдем. Постригаться не обязательно, послушниками перебьемся. А по весне свяжемся с нашим прежним комбатом. Он сейчас в Москве…
– Думаешь, он нас вытащит? А если и он с этими заодно?
– Дурак ты, Витек.
– Может, и дурак. Да только жизнь показывает, что никому верить нельзя. Но вообще-то… Это надо погонять по извилинам.
– Погоняй. А я пока покемарю. – Ремезов перебрался со стула у окна на кровать.
– Слышь, Санек!
– А?
– Почему с нами такая хрень получилась?
– Не в то время родились. И не в той стране.
Ремезов натянул на глаза шапочку и быстро заснул, прижимая к груди автомат…
…А пока он устраивался отдохнуть, третий беглец, Андрей, полчаса пролежав на обочине грунтовой дороги, дождался своего шанса. Пропустив мимо себя неспешно катящий по колдобинам «ЗиЛ-бычок», он незаметно для водителя догнал его и запрыгнул в накрытый брезентовым тентом кузов.
На машине были питерские номера, и Андрей надеялся, что она возвращается в город. А в городе – газета, брат, друзья, которые могут спрятать.
Выкрутимся, где наша не пропадала!
На самом деле он ехал навстречу собственной гибели.
Рядом с Шахидом на крыше дома сидел неопределенного возраста мужчина в зеленой «натовской» куртке. Внешностью он походил на отставного военного, много лет отслужившего в войсках специального назначения, и на самом деле таковым и являлся. Других подробностей его биографии, равно как и настоящего имени, Шахид не знал. Он привык называть его кличкой Спец. Состыковал их один приятель Шахида, ныне покойный: год назад, не поделив с компаньонами торгово-развлекательный центр, этот приятель получил пулю в лоб из снайперской винтовки, когда утром выходил из подъезда, чтобы отправиться на работу. Шахид смутно подозревал, что ликвидация была осуществлена Спецом. Но на отношениях с профессиональным убийцей эти подозрения никак не сказались. Дважды он уже отрабатывал заказы Шахида, и сейчас дал согласие устранить директора речного порта.
– Вон его квартира, – Шахид передал Спецу бинокль. – Шесть окон на предпоследнем этаже, прямо от угла. Два окна – спальня, два – кабинет, и два – детская.
Спец взял бинокль, присмотрелся:
– Стекла обычные?
– Да. И прямо с боковой стены два окна – кухня.
– Других вариантов нет?
– По информации – нет. Слишком много охраны.
– Сами смотрели?
– Нет, у нас время поджимает.
Телефон Шахида проиграл модную мелодию в полифоническом исполнении. Шахид посмотрел на дисплей: звонил Пашка Арнаутов. Чего это он вдруг объявился? Когда-то они оба занимались на «Динамо» и выступали в соревнованиях по рукопашному бою. Выпивали, ходили по бабам, подхалтуривали вышибалами в кабаках или «крышей» над мелкими коммерсантами. Но все это было очень давно, и с тех пор как в девяносто девятом Шахид уволился из ОМОНа, они виделись всего пару раз. Что же ему сейчас нужно? Решил уйти из ментовки и ищет, куда пристроиться?
Шахид нажал кнопку ответа и сказал с преувеличенной радостью:
– Пашка? Здорово, брат! Рад тебя слышать… У меня? У меня, как всегда, все в порядке. Ты-то как? Ага… Ага… Во как! Слушай, я тут на переговорах, договор подписываю. Давай, вечерком подползай ко мне домой, там все и обсудим. Давай, жду. Часиков в восемь.
Дождавшись окончания разговора, Спец вернул Шахиду бинокль:
– Нужна лебедка, альпинистские причиндалы, пара ведер, ну и роба какая-нибудь.
– Хорошо. К утру сделаем. – Шахид протянул Спецу заранее приготовленную пачку стодолларовых купюр – аванс за предстоящую работу.
С равнодушным видом Спец убрал деньги в нагрудный карман и встал, отряхивая куртку и джинсы:
– Пойду вниз, посмотрю.
Стас и Кожурина вылетели из «Пулково» рейсом «Уральских авиалиний» в половине первого ночи. В екатеринбургском аэропорту «Кольцово» они должны были приземлиться в начале шестого, но с учетом смены часовых поясов перелет занимал всего два с половиной часа.
В салоне «сто пятьдесят четвертого» места у них были рядом. Кожуриной досталось более удобное, у иллюминатора. Первую половину полета больше молчали. Кожурина заметила:
– Вы нервничаете, Станислав Александрович. Боитесь летать, или это со мной связано?
– Ну что вы! Ни то ни другое.
– Тогда что?
– По поводу московской проверки переживаю.
– У вас в делах непорядок?
– Просто думаю: вдруг они захотят у меня что-то спросить, а меня нет? Еше решат, что я специально сбежал. Спрятался.
Кожурина покачала головой и отвернулась к окну, глядя на огоньки в десяти километрах под ними.
В детстве Скрябин очень любил самолеты. Несколько раз родители ездили с ним на юг отдыхать, и всегда так получалось, что туда они отправлялись на поезде, а обратно – на самолете, так что радость от предстоящего перелета скрашивала перспективу расставания с морем и «праздника» 1-го сентября. Став взрослым, он много лет не летал – зарплата оперуполномоченного и цена авиабилета в середине девяностых годов, когда он работал «на земле», были понятиями несовместимыми. Если в отпуске и удавалось куда-нибудь выбраться, то исключительно поездом. С переходом в главк появились командировки, но к этому времени Скрябин уже наслушался столько ужасов про самолеты – то там упадет, то здесь взорвется, что относился к ним не то чтобы с опаской, но несколько настороженно.