Страница 48 из 64
Сын покачал головой.
— Я склонен к этому не больше, чем дикий кот к тавлеям, — возразил он.
Глубоко вздохнув, Сигрид сказала:
— Думаю, твой отец посоветовал бы тебе то же самое…
Он пристально посмотрел ей в глаза, и ее ответный взгляд был твердым. Потом он снова стал смотреть на море, ища глазами Икольмкилль. И прошло немало времени, прежде чем он произнес:
— Пусть будет так, как ты хочешь.
Сигрид с облегчением вздохнула: по крайней мере, она выиграла хоть какую-то отсрочку.
— И если ты потом захочешь отправиться в паломничество по святым местам, тебе нужно будет сначала заехать домой, — сказала она.
Он засмеялся и покачал головой.
— Тебе хотелось бы держать меня дома, как избалованную собачку.
— Но разве ты не приедешь на Росс, перед тем, как отправиться в длительное странствие?
— Я приеду, — сказал он. При этом он покачал головой и засмеялся.
Это и следующее Рождество Кальв провел дома, на острове Росс. Лето же он провел на Судерских островах, когда вернулся из похода викингов.
Из Норвегии приходило много новостей; у Торфинна ярла были люди, тайно оповещавшие его о планах конунга Магнуса, так что король не мог напасть на него внезапно. Но Магнусу было не до мести за Рёгнвальда ярла.
В то самое лето, когда в Петтландском фьорде произошло сражение, в Норвегию вернулся брат его отца, Харальд Сигурдссон. Покинув страну после стиклестадской битвы, в которой он сражался на стороне конунга, он жил на Востоке. Говорили, что он был влиятельным человеком при дворе в Миклагарде и к тому же очень богатым.
И теперь он требовал, чтобы Магнус разделил с ним власть в стране. Но Магнус отказывался делить отцовское наследство с кем бы то ни было.
Узнав об этом, Харальд отправился в Свейю и вступил в союз со Свейном Ульвссоном; Магнус оспаривал у Свейна право на королевский престол в Дании. Ведь когда род короля Кнута прекратился по мужской линии, Магнус вступил во владение страной, согласно договору между ним и Хардакнутом. Но Свейн, как сын сестры короля Кнута, считал, что имеет не меньшее право на наследство.
Свейн и Харальд жестоко разоряли Данию, и на следующее лето после сражения в Петтландском фьорде Магнус отправился на юг, чтобы защитить от них страну.
Но когда Магнус прибыл в Данию, Харальд воспользовался случаем и с помощью хитрости провозгласил себя королем Норвегии. Предъявив фальшивые обвинения Свейну Ульвссону в измене, он нарушил договор и вторгся в страну, после чего провозгласил себя королем Оппланда.
Узнав об этом в Дании, Магнус немедленно отправился домой. Но обстановка в стране оказалась такой, что ему пришлось разделить власть с Харальдом.
Так что теперь в стране было два конунга, и об их дружбе говорить не приходилось.
В тот год, когда Харальд Сигурдссон стал королем Норвегии, зима выдалась крайне суровой. Море замерзло и было покрыто льдом от Норвегии до самой Дании. А над Оркнеями непрерывно бушевали шторма.
Но ни Кальв, ни Торфинн ярл не жаловались на погоду. Ведь теперь, когда Магнус заключил мир с Харальдом, они ожидали, что он вспомнит о Рёгнвальде Брусасоне. Но пока стояла непогода, нападения ждать не приходилось.
В зимние вечера оба они часто сидели в пили; говорили о том, что происходит в Норвегии и чего можно ожидать от королей. Оба считали, что Магнус и Харальд могут этим летом отправиться в Данию и выгнать Свейна Ульвссона из страны; он управлял страной с тех пор, как Магнус вынужден был поспешно вернуться в Норвегию. И оба чувствовали себя далеко не в безопасности.
В начале лета из Норвегии пришел корабль. Это прибыл Арнор Скальд Ярлов, гостивший всю зиму у конунгов в Нидаросе. В тот же вечер ярл пришел в гости к Кальву; с ним пришло много его людей, среди которых был Арнор.
Ингебьёрг тоже пришла в этот вечер с ярлом. Но они с Трондом обменялись лишь взглядами вежливости; Тронд только что вернулся домой из Икольмкилля, где он провел всю зиму.
— Похоже, по крайней мере, что лето обещает быть мирным, — сказал в заключение ярл, рассказав Кальву новости, которые привез Арнор: конунги собираются в поход против Дании.
— Это всего лишь отсрочка, — мрачно заметил Кальв. Он сидел, подперев рукой подбородок.
Видя, как он подносит ко рту рог, Сигрид поняла, что он уже выпил более чем достаточно. Рука его дрожала, описывая широкую дугу. Она вздохнула. Последние две зимы Кальв слишком часто напивался.
— Не могу поверить, что положение такое безвыходное, — сказал Торфинн, не желая поддаваться мрачному настроению Кальва. — Удача сопутствовала мне с рождения, и я не вижу причин для того, чтобы она изменяла мне.
— Причина может быть в том, что ты связался с таким приносящим несчастья человеком, как я.
— До сегодняшнего дня тебе не удавалось спугнуть мою удачу, шурин!
— Это я втянул тебя в ссору с Магнусом, — ответил Кальв. — Если бы я не подстрекал тебя, ты до сих пор жил бы в мире с ним и Рёгнвальдом, сыном твоего брата.
Сигрид разозлилась; хотя это и было правдой, но лучше было бы помолчать об этом.
Торфинн ответил не сразу.
— У тебя есть все основания, чтобы питать неприязнь к Магнусу и всем его друзьям, — сказал он. — Я же достаточно зрел, чтобы отвечать за свои поступки.
— Да, — ответил Кальв, вдруг выпрямившись. При этом он стукнул кулаком по столу. — Я имею право на месть.
Он повернулся и не спеша оглядел собравшихся; казалось, он бросает вызов всем присутствующим. Но никто ничего не сказал.
— Черт бы побрал этого Эйнара Тамбарскьелве! — сказал Кальв, снова ударяя кулаком по столу.
Сигрид не могла больше усидеть на месте. Она встала, подошла к нему и положила руки ему на плечи.
— Сегодня вечером у нас в зале присутствует скальд, Кальв, — сказала она. — Не попросишь ли ты его произнести для нас драпу?
— Тебе не нравится то, что говорит твой муж? Ты с большей охотой послушала бы исландских скальдов?
Сигрид замолчала, опасаясь, что он наговорит лишнего. Но Кальв не унимался.
— Ты сейчас опять примешься говорить о вине и покаянии? Скажешь, что мстить — это грех? Знаю я твое нытье. Тебе наверняка хотелось бы, чтобы я отправился в Норвегию и пал в ноги Магнусу…
Сигрид не отвечала.
— Ты не желаешь мне ответить? — угрожающим тоном произнес он.
— Что я могу сказать?
— Вы только послушайте ее! — воскликнул он, обводя глазами собравшихся. — Я был прав. Она хочет, чтобы ее муж ползал на брюхе, как собака, перед человеком, предавшим его! Возможно, тебе хочется увидеть меня убитым, — сказал он, снова поворачиваясь к ней, — раз ты считаешь, что я должен сдаться Магнусу?
— Я не думаю, что ты будешь убит, если сделаешь это, — сказал Тронд, становясь на защиту матери. — Мало чести для конунга убивать человека, добровольно отдавшегося ему в руки.
Кальв повернулся к нему.
— И ты тоже с ней заодно? Заступаешься за свою мать? Из тебя сделали бабу эти монахи из Иком… — он остановился и снова попробовал сказать: — Иклом…
— Икольмкилля, — ледяным тоном поправил его Тронд, — и если бы ты не был моим приемным отцом, я бы поднял на тебя меч за такое оскорбление, — добавил он. Он хотел уйти, но Сигрид остановила его.
— Не слушай Кальв, он пьян, — сказала она.
— Есть пределы пьяной болтовне, — ответил Тронд. Но когда ярл тоже стал уговаривать его, он сдался и сел на свое место.
— Арнор… — сказал Торфинн, обращаясь к скальду. — Может быть, ты произнесешь те песни, которые ты сложил в честь норвежских королей?
Арнор Скальд Ярлов тут же встал и начал говорить висы. Но не успел он закончить, как Кальв заснул прямо за столом, положив голову на руки. И он не слышал, как скальд рассказывал о препирательстве королей; Харальд считал, что скальд посвятил Магнусу слишком хорошую песнь.