Серебряный молот

Однажды вечером младший из исландцев подошел к ткацкому станку. Посмотрев на картину через плечо Сигрид, он принялся читать строфу из старинной песни:

Дал клятву Один на кольце[34],

но стоит ли верить его словам?

Суттунгуон изменил,

Гунлёдплакать заставил.

И он нараспев прочитал другую песнь; Сигрид остановилась и посмотрела на него, взгляды их встретились. Она никогда раньше не видела таких глаз, черных и мечтательных, горящих огнем. И она тут же повернулась обратно к ткацкому станку, и ее пальцы заработали быстрее обычного.

— А где все остальное? — спросил он. И она достала первую часть картины, развернула и показала ему.

Переводя взгляд с одной картины на другую, он искоса посматривал на нее.

— Более красивого тканья я никогда не видел, — сказал он. — Вам нравится, фру Сигрид, эта песнь, в которой говорится о меде Суттунга?

— Мне нравятся песни о богах, — сказала она, — хотя здесь, в Эгга, мало кто знает поэзию скальдов, разве что некоторые отрывки. Несколько раз я слушала Берсе Скальдторвессона, скальда ярла Свейна, и мне очень понравилось.

Исландец молчал некоторое время, потом произнес:

Для тебя я песню,

женщина, слагаю,

за твои картины,

что ты показала.

Горько плачет Гунлёд,

изменил ей Бёльверк,

не забыть его ей,

деве одинокой.

Но богов измена

людям дарит прибыль:

дар великий скальдов

Эмблы[35]род вкушает.

Скальдом ты зовешься,

ведь о скорби Гунлёд

ты проворством пальцев

песнь слагаешь в красках.

В зале было тихо, пока он произносил свою песнь. И когда он закончил, Эльвир попросил его повторить, потому что не слышал первой строфы. Но когда он захотел вознаградить исландца, тот покачал головой.

— Я сочиню для тебя другую песнь, — сказал он, — и за нее ты можешь заплатить мне, если захочешь. За эту же песнь я получил плату заранее.

Сигрид сидела за ткацким станком. И теперь, глядя на свою работу, она увидела ее в новом свете: она увидела все его глазами, глазами скальда.

Он назвал ее тканье песнью в красках.

В самом деле, она умела подбирать цвета: радостные и грустные, тяжелые и легкие, помогающие изложить содержание саги, показать чувства людей, великанов и богов. Но раньше никто этого не понимал.

Он назвал ее скальдом…

Кто он такой, этот юноша? Во всяком случае, он производил впечатление человека, знающего себе цену.

Она вздрогнула, снова услышав его голос, который теперь звучал взволнованно.

— Хьяртан, старое эскимосское чучело! Что ты делаешь здесь, в Трондхейме?

Его слова были адресованы Хьяртану Торкельссону.

Оперевшись правой рукой о стол, он с легкостью перескочил через него, расплескав при этом налитый в чаши мед и заставив Эльвира нахмуриться; очутившись возле Хьяртана, он принялся энергично колотить его по спине. И Хьяртан, выпивший уже не одну чашу меда, ржал, как жеребец.

— В-в-вот уж не думал снова встретиться с тобой, Сигват! Как здорово! — заикаясь от веселого возбуждения, воскликнул он. — Как у тебя дела? Много ли ты съел за последнее время рыбьих голов?

Сигват захохотал.

— Нет, — ответил он, — но если ты знаешь, где водится много рыбы того же сорта, что и в Апаватне, я охотно отправлюсь туда порыбачить!

— Ты понимаешь, о чем он говорит? — спросил Эльвир у Гицура, сидящего рядом с ним.

— Да, — ответил Гицур, — Сигват воспитывался у Торкеля из Апаватна. И ему сказали, что если питаться определенным видом рыбы, обитающей в тех водах, то станешь необычайно умным. Один норвежец посоветовал ему есть головы, потому что там находится рыбий ум. И тогда Сигват съел все головы от пойманной рыбы и стал скальдом.

— Хьяртан был одним из родственников Торкеля, — продолжал Гицур, — и считал Апаватн своим домом, вот почему они с Сигватом знают друг друга.

А тем временем Хьяртан и Сигват рассказывали друг другу, что произошло со времени их последней встречи. И когда в зале на миг стало тихо, вдруг послышался шепот Сигвата, слышимый во всех углах:

— Как обстоят дела с твоим золотом, Хьяртан?

Хьяртан крякнул, огляделся по сторонам и процедил сквозь зубы:

— Оно лежит на берегу в Винланде, ты сам об этом знаешь.

— И ты до сих пор не взял его! Хьяртан, смелый завоеватель Винланда, ты меня просто разочаровал!

— Мне бы только снарядить корабль… — сказал Хьяртан, — но никто не хочет слушать меня. Ты бы посмотрел на тот берег на севере Винланда, куда мы причалили! Золотые слитки валялись там, как яйца чаек! Если бы он только послушал меня, этот Торвальд Эрикссон, мы теперь были бы богаты, все, кто был на борту! Но он всегда знал обо всем лучше других. И он сказал, что нужно возвращаться назад — в тот раз, когда мы с ним нашли золото, всего в трех-четырех днях пути от домов Лейва, но он не захотел слушать меня… А потом Торвальд умер. А золото осталось лежать там, и мне не удалось никого убедить в этом на обратном пути. Никто не верил мне, когда я говорил, что мы с Торвальдом нашли… — Лицо его просияло. — Ясное дело, они боялись эскимосов, и они не решились отправиться туда, трусы.

— Это там ты заплыл на веслах в пещеру? — спросил Сигват.

Хьяртан кивнул.

— Если хочешь, чтобы я рассказал об этом, мне нужно немного промочить горло.

Основательно глотнув из чаши, он продолжал:

— В тех горах, что рядом с золотоносным берегом, было множество пещер. И в шторм волны поднимались так высоко, что невозможно было войти туда. В тихую же погоду вода не доходила до уключин весел. Из одной пещеры слышался треск, похожий на удары грома, и никто не осмеливался зайти туда и посмотреть, в чем дело. «Ты, Хьяртан, — сказал Торвальд, — ты самый смелый из нас, ты и пойдешь туда». И я сказал ему: «Да, я готов осмелиться на это», — и пошел.

— И что же ты там обнаружил? — спросил Эльвир, никогда до этого не слышавший подобных небылиц.

— Я увидел там удивительные вещи, — сказал Хьяртан, глотнув еще меду, прежде чем продолжать дальше: — В той пещере жил здоровенный бычок. Он лежал в углублении в скале, держа нос у самой поверхности воды и разинув пасть, так что рыбы и другие морские животные заплывали прямо туда. И когда он закрывал пасть, слышался треск. Я поспешно выскочил наружу. Но тут нахлынула волна и потащила меня вместе с лодкой прямо в пасть бычку. Ты бы слышал, какой послышался грохот! Чудовище поперхнулось, закашляло и выплюнуло меня вместе с лодкой из пещеры! Посмотрел бы ты на остальных парней: они дрожали, как осиновый лист, потому что вся гора задрожала, а сам я вылетел из пещеры с такой скоростью, словно меня преследовали злые духи! Там была еще одна пещера. Но если рассказывать об этом, нужно опять промочить горло.

Вволю глотнув меду и вытерев рот рукавом, он продолжал:

— Вторая пещера была глубокой, — начал он. — Я греб и греб, становилось все темнее и темнее. Но вдруг я увидел удивительный мерцающий свет и, оглядевшись по сторонам, увидел, что нахожусь в просторном помещении и что ко мне направляется группа эскимосов с факелами. «Откуда вы здесь взялись? » — спросил я. И тот, кто шел первым, ответил: «Мы пришли с другого края земли».

— Значит, твои эскимосы говорили по-норвежски? — спросил Гутторм, подмигивая Эльвиру.

— Я умею говорить по-эскимосски, — с достоинством ответил Хьяртан и, пользуясь паузой, глотнул еще меда. — «А я пришел из далекой страны, что к востоку от восхода солнца», — сказал я. «Ты, должно быть, великий хёвдинг, — сказал он мне, — если осмелился в одиночку войти в эскимосскую пещеру. Никогда я не видел таких храбрецов, как ты. Хочешь быть нашим богом? » Я поблагодарил его и сказал, что мне нужно домой в Апаватн. И ты бы видел, как он тогда разъярился! «Раз ты не хочешь, мы тебя заставим! » — сказал он. «Этого мне только не хватало, — подумал я. — Это похуже, чем бычок». И тогда я вспомнил, что в лодке у меня были лосиные рога. И я надел их на голову, крепко придерживая длинным и указательным пальцами, раздвинув большими пальцами губы и вытаращив глаза. И завыл во всю глотку… И я не знал, куда подевались все эскимосы, но больше я их не видел.

34

Торжественная клятва, при которой рука лежит на специально предназначенном для этого кольце, хранящемся в языческом храме.

35

Первая женщина.