Страница 3 из 7
Игорь снова положил под голову подушку.
– Хорошо.
Он рассказал все заново. С момента прощания с Анютой до момента водворения в ИВС.
Павел Николаевич изредка перебивал его, как и девочка-следователь, уточняя некоторые моменты происшествия.
Игорь закончил рассказ риторическим вопросом:
– Видите, разве я виновен? Это же самооборона.
– Выкинь из головки это слово, Игорек. Это не самооборона, это даже не превышение самообороны. Это статья сто восемь, часть один. Или два, если тот, длинный, отбросит копыта. Но думаю, что не отбросит. «Бакланы» живучи. Лучше б, конечно, отбросил.
Тогда ты один останешься.
– А те двое?
– Те двое зарылись по шхерам и сами в ментовку не побегут.
– Но длинный может их назвать.
– Может. Поэтому лучше б он загнулся.
– Да ну, к черту. Пускай живет. Хорошо б он их не знал. Вдруг они только в этот день познакомились!
– Возможно. Но не очень на это рассчитывай. Так, свидетель у них наверняка есть: кто-то вызвал ментовку, значит, видел, что вас было четверо. Теперь слушай и запоминай.
Завтра или, может, сегодня тебя снова будут допрашивать. Скорее всего, девочка.
Допрашивать как подозреваемого. Опера этим не занимаются. Пока тебя допросили как свидетеля. Так полагается. Сейчас у тебя якобы появятся новые права. Это туфта бумажная. Ничего у тебя не появится. Поменьше придавай значения этому словоблудию.
Допрашивать тебя будут прямо здесь, тут, в ИВС, есть специальная комната. На допросе ты пойдешь в отказ.
– Не понимаю. Зачем?
– Слушай, Игорек, и не перебивай. Ты простился со своей Анютой и почапал к себе домой. В ее дворе ты увидел трех дерущихся парней. Само собой разумеется, ты, как благородный человек, попытался их растащить. А точнее, ты просто заступился, так как двое на одного – это не по понятиям. Когда ты оттащил одного из парней, второй выхватил «перо» и ударил длинного. Сначала в ногу, потом в живот. Тут кто-то закричал из окна. Так тебе показалось. Парень бросил нож в мусор и побежал. Тот, которого держал ты, вывернулся и ударил тебя ногой в лицо. Ты, естественно, упал. После этого он тоже убежал. Ты поднялся, начал помогать длинному, и в этот момент вас застала милиция. Усекаешь?
– Подождите, но я же уже дал показания, как все было. Их же из дела не вырвать.
– Пустяки. Тебя в отделении били?
– Нет.
– Хорошо. Тебя пугали? Тебе угрожали?
– Да вроде тоже нет. Этот Хоменко сказал, чтобы я не играл с огнем и рассказывал все, как есть. А то будут неприятности.
– Во! А говоришь, не угрожали! По-твоему, это застольный анекдот? Это самая что ни на есть угроза. Ты так жутко испугался, что просто вынужден был оговорить себя от греха подальше. Что, собственно, и сделал. Поэтому попросишь У девочки листок бумаги и напишешь жалобу на имя районного прокурора. Так, мол, и так, застращали опера в усмерть, пришлось себя оговорить. Побольше жалости.
– Да, но этот Витек, он же будет говорить другое.
– Конечно, будет. Но ты обыгрывай ситуацию. Те двое – его знакомые, и он не хочет их подставлять. Может, хочет с них «бабки» снять, потом. Поэтому сейчас грузит все на тебя. Самое главное, когда девочка будет тебя пытать, постарайся узнать, что говорит длинный. Это трудно, но можно. По принципу: «А вы пойдите, спросите у него!». Девочка молодая, проколется. Если длинный не двинул коня, его уже допросили.
– А свидетель?
– Тут придется рисковать, ничего не попишешь. Только вряд ли он из окна разглядел, кто был с ножом. Ты же сказал, что там темно было.
– Если не считать фонаря.
– Все равно вряд ли. По крайней мере, в лицо тебя точно не разглядели. Дрались вы не больше минуты. Вот, собственно, и все. Девочка проглотит, ей меньше хлопот. Ты в отказе, дело зависает «глухарем», не надо возиться с тобой, со свидетелями, с бумагами.
Это операм «палки» нужны, следакам это наследство по фигу. Главное чтобы тебя сейчас выпустили, не предъявив обвинения. Читай внимательно все, что будешь подписывать. Я уверен, что при такой версии ты соскочишь. Будешь лепетать про необходимую оборону – сядешь надолго.
– Мне надо подумать.
– Думай. Время есть. И учти, это твой единственный шанс. Единственный…
Сержант увел Игоря вечером того же дня, а через час вернул в камеру. Павел Николаевич лежал на койке, не снимая ботинок.
– Как дела, Игорек?
Игорь сел на свою койку и уставился в пол.
– Не знаю. По-моему, она не поверила.
– Это ее проблемы. Ты сам ничего не напутал?
– Кажется, нет.
– Что длинный говорит, узнал?
– Да. Она сама прочитала мне протокол.
– Ха-ха, неужели?
– Да, когда я начал ссылаться на него.
– Прекрасно, Игорек. Что мы имеем?
– Он не знает тех двоих. Они познакомились в тот день случайно, в каком-то пивняке.
Потом якобы пошли в гости к длинному. По пути встретили меня, я был пьяный.
– Так-так…
– Разумеется, зацепился первым, просто так, без причины. Потом вытащил нож и ударил длинного. В ногу и в живот. Те двое убежали. Я вернулся, чтобы добить, но он начал отбиваться, и в это время появилась милиция.
– Отлично! Вы один на один. Про ту парочку забываем. Жалобу накатал?
– Да.
– Как девочка отреагировала?
– По-моему, никак. Послушала, записала. Сказала, чтобы я не спешил и подумал.
– Это так, для тумана. Обвинение предъявила?
– Значит, не будет постановления на арест Завтра вечером тебя выпустят.
– Вы уверены?
– Ну, если ты не сморозишь какую-нибудь глупость.
– Странно. Неужели можно отговориться от чего угодно?
– Нет. Тебе повезло. Ты не успел завязнуть слишком глубоко. И заметь, ведь ты же действительно не виновен.
– Да. Тем более странно. Соврав, я получаю свободу, которая полагается мне и так.
– В философии это называется законом отрицания отрицания. Однако, Игорек, не расслабляйся. Как только длинноногий выйдет из больнички , вам устроят очную ставочку. Не дрейфь, вали все на тех двоих, прямо ему в глаза. После этого можешь спокойно жить дальше, даже не вспоминая, что когда-то посетил это госучреждение. – Павел Николаевич показал пальцем на стену.
Игорь помолчал немного, затем поднял глаза на собеседника:
– Простите, Павел Николаевич, может, я спрошу глупость… Я должен буду вам что-нибудь?
Судимый тихонько рассмеялся:
– Ты пока здесь. А потом я же говорил, что ты только фигура, а я игрок. Глупо требовать что-то от фигуры, которую сам поставил на нужную клетку. Или упрекать ее, если сам проиграл партию. Ложись, Игорек, завтра их ход.
Игорь вздрогнул от громыхания щеколды. Тусклая лампочка после сна слепила глаза.
Он спал крепко, избавляясь от накопившейся двухдневной усталости.
– Королев, подъем.
Игорь по инерции глянул на руку, забыв, что часы перед посадкой отобрали. Павел Николаевич похрапывал, уткнувшись лицом в стену.
– Который час?
– Два.
– А что случилось?
– Руки в ноги и на выход. С тобой хотят поговорить.
Игорь влез в ботинки, потер глаза и пошел за сержантом.
«Какого черта? Что еще за ночные разговоры? Дали б поспать…»
Сержант распахнул двери комнаты, где несколько часов назад Игорь беседовал с девочкой.
За столом сидел оперуполномоченный Фоменко. Он кивнул на привинченный к полу стул и чиркнул спичкой. Игорь сел.
Фоменко выпустил вверх струю дыма:
– Значит, тебе угрожали, да?
Игорь не ответил, опустив в пол глаза.
– Ну, хорошо, уважаемый, сам придумал, или кто подсказал? Думаю, что второе, у тебя самого фантазии и мозгов не хватит. Советы бывалых людей это, конечно, здорово, но надо знать, когда ими стоит воспользоваться, а когда лучше пропустить мимо ушей. Ты, выходит, решил поиграть с законом? Ну что ж, игра хорошая, но слишком велика ставочка. Этой дурочке ты рассказал красивую историю и теперь надеешься, что на этом поставят точку. Ошибаешься, на этом поставят запятую. Выходит, тебе угрожали? – закончил Фоменко тем же, чем и начал.