Язва

Из всей нашей огромной семьи до космодрома удалось добраться только четверым: моей матери, мне, моей молодой тете и ее младенцу. Мне кажется, что тогда, среди этой сумасшедшей толпы, именно младенцу Юрию и мне, которая в 11 лет была больше похожа на лягушонка, удалось решить судьбу нашей группы. А может быть, моей матери — кто знает? Эта молодая фурия с перекошенным от ярости лицом схватила Юрия поперек тела, меня — за плечо, сильно ущипнула и приказала: «Орите!» Мы заорали. Тетя тащила за нами сумки. Мы спотыкались об ужасные почерневшие тела, скользили по липким зловонным лужам… Юрий был синий от крика. Мы пробирались именно к этому кораблю, где был начальник космодрома, сквозь толпу исступленных людей. Я еще помню (это уникальное в своем роде зрелище, оно произвело на меня огромное впечатление среди всех криков, в красных расплывчатых отблесках пожарищ), как люди боязливо расступались перед нами. В центре космодрома стоял небольшой белый столик. Вокруг него были расставлены четыре легких дезинтегратора, направленных в разные стороны, а огромные черные собаки с вытянутыми грустными мордами лежали среди разбросанного оружия и лениво лизали покрасневший бетон… Начальник разговаривал с мужчиной огромного роста, затянутым в черный пластик. На фоне покрытого заревом пожаров неба четко вырисовывался мертвенно-бледный профиль, в разрезе его глаз было что-то восточное, как и во всем выражении его лица и в изгибе губ кофейного цвета. (Я потом слишком часто встречала на самых различных лицах эти несмываемые признаки и знаю, что их нельзя отнести к какой-либо определенной расе. Речь идет о признаках определенного клинического состояния.) В отличие от сопровождающих его людей, вооруженных до зубов, у гиганта в руке был только хлыст из бычьих жил, и его сухое пощелкивание по камню как бы подчеркивало его слова. Я расслышала:

«Иностранцам из-за пределов Солнечной системы нечего здесь делать… полнейшее уничтожение… будут ликвидированы…»

Выражение невероятной скуки делало это лицо абсолютно нечеловеческим.

Но моя мать, решилась атаковать это чудовище, крича:

«Пустите меня! Пустите меня! В городе чума, по трупам ходят! А мои дети здоровы, они после прививки, вы слышите, как они кричат?! Болезнь поражает в первую очередь легкие, да?! Но эти малыши боятся, а когда Юрий чего-нибудь пугается — это катастрофа…»

Начальник бросил исполненный покорности взгляд в сторону затянутого в черное гиганта.

— Эти детки, должно быть, страшно живучи — а в сумках, наверное, грязные пеленки. Пропустим?

— Пропустим.

— Надо же, чтобы кто-нибудь подыхал и в космосе! — съязвил, оскалив зубы, высокий чернокожий охранник.

Вот таким был наш пропуск в будущую жизнь.

Когда мы оказались на борту этого кораблика, поразительная житейская хватка моей матери и то, что она называла «своими связями» (случайные любовники, просто чувствительные люди, охранники, получившие взятку) помогли нам занять крохотный служебный отсек, где старшие стали выяснять отношения.

— Если ты думаешь, что я потащу тебя через всю галактику, — сказала мать тете, — то ты напрасно надеешься. Неизвестно даже, сможет ли Юрий приспособиться — я стащила в муниципальной лаборатории кое-какие тесты. Незачем тебе говорить, что это не для него — а условия, в которых он родился, не предвещают ничего хорошего!

— Ах, если бы мы могли остановиться на Уране, — прошептала тетка, всхлипывая. — Там мама…

— Ты высадишься на первой же планете, где мы сделаем остановку! — отрезала мать. — Необходимо избавиться от большинства пассажиров до того, как корабль вырвется в большой Космос. Здесь слишком мало воздуха. Эти водоросли и традесканции ничего не стоят с точки зрения фотосинтеза. Идиотка, перестань стонать! Ты хотела покинуть Землю — что ж, ты ее покинула! Или ты надеешься долететь до Сигмы в созвездии Волопаса?!

— Но ведь вы, Ксантия…

— У меня, — воскликнула мать, приподнимаясь на цыпочки, — у меня свои расчеты! Ты ничего не знаешь об особых возможностях Талестры, она родилась в момент прохождения кометы с максимальным уровнем тяжелых частиц в хвосте. И это моя дочь. Так ты что, хочешь, чтобы она продолжала путь без своей родительницы?!

На этом месте она неожиданно умолкла и выскочила в коридор, чтобы распространить свою идею о высадке бесполезных ртов. Тетя Элла, бледная и как-то сразу сдавшая, неожиданно заснула с Юрием на руках. Я же, насколько помню, пошла прогуляться. Не знаю, при чем здесь тяжелые частицы, но я умею проделывать некоторые вещи, от которых у людей лезут глаза на лоб. Этот небольшой кораблик был каким-то странным: он был тесным, как обычный лунный грузовик местного сообщения, но кое-где виднелись замаскированные дополнительные мощные двигатели. Всюду блестели экраны и механизмы, чьи совершенные линии напоминали экспонаты в музее земной космонавтики. Все это было похоже на семейный геликоптер, переоборудованный для межгалактического перелета. Я попробовала пройти в рубку управления, но все пути к ней были перерезаны, а я еще не могла как следует управлять своими способностями. А жаль!

Тогда я «вернулась в свое тело» и решила затесаться среди пассажиров, напиханных в жилых отсеках, как сельди в бочке. Они жаловались или ругались, их мысли были весьма примитивны. Присев отдохнуть в похожей на нашу каюту, я неожиданно обнаружила очень старого мужчину — ему было не менее пятидесяти лет. Я удивилась, что ему удалось попасть сюда, а потом поняла, что он один из этих многосторонних людей — он был одновременно и астрофизиком, и археологом, и астроботаником и т.д. Он был худеньким, кожа

— цвета сухого дерева, щупленьким, как кузнечик. На нем не было ничего, кроме набедренной повязки фиолетового цвета и огромного монокля в глазу. Он прижал к себе, словно бесценное сокровище, очень старую книгу в футляре. Пока я вертелась около него, он вытащил нечто совсем не похожее на наших классиков на микропленке: пачку переплетенной бумаги, структура и запах которой напоминали сухие лепестки розы. То, что он прочитал, было похоже на музыку:

Он сделал паузу, рассматривая меня через свой монокль, и это было так странно, что я не могла произнести ни слова. Тяжело падавшие фразы больше не были слышны, и я была уже на пороге каюты, но в то же время я очутилась в диком лесу, «дремучем и грозящем», среди сказочных зверей. Я чуть было не вскрикнула, картины мгновенно изменились, но остались все такими же тревожными: я увидела прямо перед собой какую-то темную дверь, похожую на люк космического корабля. Я увидела полустертую надпись на каком-то языке, который я понимала, совсем не зная его:

И я тотчас поняла: это была та самая дверь, через которую мы вошли. А спускаться с горы нам придется по этой дороге.

Я отпрянула: несомненно, это была книга черной магии! То, чего больше всего боятся на Земле…

И я сказала голосом, который не был моим:

— Но это же не учебник по астроботанике!

— Да, — согласился незнакомец. — И тем не менее, это прекрасная книга.

— А у вас есть разрешение на ее вывоз?

— Ну, конечно, — он погладил страницы. — Каждый имеет право провезти полтора килограмма. Моя одежда ничего не весит. И я взял эту книгу…

— Она приносит пользу?

— Конечно. Эта книга рассказывает о человеке, который в давно прошедшие времена пережил то же, что и мы: попал в ад и вернулся обратно.

— Что ж, — сказала я, — это позанимательнее, чем астроботаника. Не почитаете ли вы мне еще что-нибудь оттуда?

3

Данте, «Ад», песнь третья, 1-3 (перевод М.Лозинского)

3

Данте, «Ад», песнь третья, 1-3 (перевод М.Лозинского)