Страница 26 из 28
— Вы заходите слишком далеко! — закричал, вставая, Скримджер; Гарри тоже вскочил на ноги. Скримджер, прихрамывая, подступил к нему и с силой ткнул его в грудь своей палочкой, и она прожгла, точно зажжённая сигарета, дыру на футболке Гарри.
— Ого! — вскрикнул Рон, тоже вскакивая и поднимая палочку, но Гарри остановил его:
— Нет! Ты же не хочешь дать ему повод для ареста всех нас?
— Не забывайте, что вы не в школе, понятно? — сказал Скримджер, тяжело дыша прямо в лицо Гарри. — Не забывайте, что я не Дамблдор, который прощал вам наглость и неподчинение. Вы можете носить свой шрам, как корону, Поттер, однако не вам, семнадцатилетнему мальчишке, указывать мне, как я должен исполнять свою работу! Пора бы вам научиться проявлять уважение к людям!
— Пора бы и вам заслужить его! — ответил Гарри.
Пол дрогнул, с крыльца донеслись торопливые шаги, дверь гостиной распахнулась, и в неё влетели мистер и миссис Уизли.
— Мы… нам показалось, что мы слышали… — начал мистер Уизли, явно встревожившийся, увидев министра и Гарри стоящими буквально нос к носу.
— Разгорячённые голоса, — выдохнула миссис Уизли.
Скримджер отступил от Гарри на пару шагов, мельком взглянул на проделанную им в футболке дырку. Похоже, он уже сожалел о том, что сорвался.
— Это… нет, ничего, — пророкотал министр. — Я… меня огорчает ваша позиция, — сказал он, ещё раз прямо взглянув Гарри в глаза. — Вы, видимо, думаете, что Министерство не желает того, чего желаете вы… чего желал Дамблдор. Нам следовало бы работать плечом к плечу.
— Мне не нравятся ваши методы, министр, — сказал Гарри. — Вы не забыли?
И он во второй раз за время их встреч поднял вверх правый кулак и показал Скримджеру шрамы, белесо светившиеся, складываясь в слова: «Я не должен лгать». Лицо Скримджера окаменело. Не сказав больше ни слова, он повернулся и, прихрамывая, покинул гостиную. Миссис Уизли поспешила за ним, Гарри слышно было, как она остановилась у задней двери. Примерно минуту спустя она крикнула:
— Ушёл!
— Что ему было нужно? — оглядывая Гарри, Рона и Гермиону, спросил мистер Уизли, пока его жена торопливо возвращалась в гостиную.
— Отдать нам завещанное Дамблдором, — ответил Гарри. — Они только теперь рассекретили его завещание.
Несколько позже, в огороде, три отданных им Скримджером вещи, передаваемые из рук в руки, обошли столы по кругу. Каждый восторгался делюминатором и «Сказками барда Бидля», высказывал сожаления о том, что Скримджер отказался отдать меч, но никто не смог предложить толкового объяснения того, что Дамблдор оставил Гарри старый снитч. Когда мистер Уизли уже в третий раз осматривал делюминатор, его жена робко сказала:
— Гарри, милый, все страшно проголодались, мы же не могли начать без тебя… может, я подам обед?
И после того как все торопливо насытились, несколько раз прокричали хором: «С днём рождения!» — и проглотили торт, празднование завершилось. Хагрид, приглашённый на завтрашнюю свадьбу, но слишком большой, чтобы ночевать в и без того уже переполненной «Норе», отправился на соседнее поле — устраиваться на ночь в шатре.
— Встретимся наверху, — шепнул Гарри Гермионе, пока они помогали миссис Уизли приводить огород в обычный вид. — После того как все улягутся.
В мезонине, пока Рон изучал делюминатор, Гарри наполнял ишачий мешочек Хагрида — не золотом, но вещами, которые он ценил больше всех прочих, вещами, по-видимому бесценными, хоть они и сводились всего лишь к Карте Мародёров, осколку волшебного зеркала Сириуса и медальону Р. А. Б. Затянув мешочек и повесив его себе на шею, Гарри присел, держа в ладони старый снитч, наблюдая за его слабо трепещущими крыльями. Наконец Гермиона стукнула в дверь и на цыпочках вошла в комнату.
— Оглохни! — прошептала она, махнув палочкой в сторону лестницы.
— Ты вроде бы не одобряла это заклинание, — сказал Рон.
— Времена меняются, — ответила Гермиона. — Ну-ка покажи нам делюминатор.
Рон немедленно подчинился: держа делюминатор перед собой, щёлкнул им, и единственная горевшая в комнате лампа тут же погасла.
— Дело в том, — прошептала в темноте Гермиона, — что такого же результата можно добиться с помощью перуанского порошка Мгновенной тьмы.
Послышался тихий щелчок, и на потолке снова загорелась, залив их светом, шаровидная лампа.
— Всё равно вещь клёвая, — словно оправдываясь, сказал Рон. — И все говорят, что её сам Дамблдор изобрел!
— Я знаю, но не для того же он выделил тебя в завещании, чтобы помочь нам тушить свет!
— Думаешь, Дамблдор знал, что Министерство конфискует завещание и проверит всё, что он нам оставил? — спросил Гарри.
— Наверняка, — ответила Гермиона. — Написать в завещании, зачем он нам их оставляет, Дамблдор не мог, но это не объясняет…
— Почему он не намекнул нам на это, пока был жив? — спросил Рон.
— Вот именно, — ответила Гермиона, перелистывая «Сказки барда Бидля». — Раз эти вещи настолько важны, что он передал их нам под носом у Министерства, Дамблдор, наверное, мог дать нам знать, чем именно… если только не считал это очевидным.
— Ну, если считал, значит, ошибся, так? — сказал Рон. — Я всегда говорил, что у него не все дома. Блестящий маг и всё прочее, но чокнутый. Оставить Гарри старый снитч — на черта он ему сдался?
— Понятия не имею, — сказала Гермиона. — Когда Скримджер заставил тебя взять его, Гарри, я была совершенно уверена — что-то произойдёт.
— Ну да, — отозвался Гарри и, чувствуя, как учащается его пульс, поднял перед собой снитч. — Правда, особенно лезть из кожи на глазах у министра мне не стоило, верно?
— Что ты хочешь сказать? — спросила Гермиона.
— Это снитч, который я поймал в самом первом моём матче, — ответил Гарри. — Помнишь?
Гермиону вопрос поставил в тупик, зато Рон ахнул и начал отчаянно тыкать пальцем то в Гарри, то в снитч, пока наконец не совладал со своим голосом:
— Это же тот, который ты чуть не проглотил!
— Правильно, — сказал Гарри и — сердце его забилось ещё чаще — прижал снитч к губам.
Однако снитч так и не открылся. Разочарование и горечь вскипели в Гарри, он опустил золотой шарик, но тут вскрикнула Гермиона:
— Надпись! Посмотри, на нём появилась надпись!
От изумления и волнения Гарри едва не выронил снитч.
Гермиона была права. На гладкой золотой поверхности, где ещё секунду назад не было ничего, появилась гравировка — четыре слова, написанные наклонным почерком, в котором Гарри узнал дамблдоровский:
Я открываюсь под конец.
Гарри едва успел прочитать их, как слова исчезли снова.
— «Я открываюсь под конец»… Что это может значить?
Гермиона и Рон недоуменно покачали головами.
— Я открываюсь под конец… под конец… я открываюсь под конец…
Однако сколько раз и с какими интонациями они ни повторяли эти слова, никакого смысла из них вытянуть не удалось.
— А тут ещё меч, — сказал Рон, когда они наконец отказались от попыток проникнуть в пророческий смысл надписи на снитче. — Зачем ему понадобилось, чтобы меч был у Гарри?
— И почему он не мог мне об этом сказать? — негромко спросил Гарри. — Весь прошлый год меч висел во время наших разговоров на стене его кабинета! Если он хотел, чтобы меч оказался в моих руках, почему просто не отдал его?
Он чувствовал себя так, точно сидит на экзамене, глядя на вопрос, ответ на который должен знать, но голова у него варит туго и ни на какие понукания не отзывается. Может быть, он упустил что-то из тех долгих разговоров, которые вёл с Дамблдором в прошлом году? И должен хорошо знать, что всё это значит? Или Дамблдор просто надеялся, что он и сам все поймёт?
— Да, а уж эта книга, — сказала Гермиона, — «Сказки барда Бидля»… Я о них и не слышала никогда!
— Не слышала о сказках барда Бидля? — не поверил ей Рон. — Шутишь, что ли?
— Нет, не шучу, — удивлённо ответила Гермиона. — А ты их знаешь?
— Ещё бы я их не знал!