Кровь звезд

Когда они сели на коня, она устроила свои обжигающие теплом ножки в латных рукавицах своего похитителя и еще раз поцеловала его.

— Как я буду любить вас! — сказала она. — И этот мир, и все, что связано с ним! Какое веселое время настанет! Вот увидите!

Вот так в 1268 году эры Тау воплотилась на Анти-Земле настоящая Стихия под видом девушки с огненными волосами по имени Саламандра, или Кровь Звезд.

Большой секрет тамплиеров

Жильбер Дест разместился во дворце патриарха сионского, его «родственника» в пятом колене. В залах из фригийского мрамора царила суета; участники процессий толкали друг друга, бегали, поднимали свои сутаны писцы. Говорили о пожарищах, резне и о грозном послании халифа Хакима, чей невыносимый посол Абд-эль-Малек, атабек Мосула, появился на берегах реки Иордан.

В этой суматохе, завернувшись в парчу, пленница принца Триполи, которая была, впрочем, весьма маленькой, прошла незаметно. Дест поднялся в свои покои, отослал слуг и задернул плотными гобеленовыми шторами окна, на которых светились первые лучи рассвета. Гобелены изображали Марфу, Святого Михаила, топчущего дракона, и Тоби, освобождающего девушку Рахиль. Повелители находили удовольствие в легендах, где изображенные торжествовали победу над странным отродьем; землянин в тринадцатом веке уловил бы в этом смысл, но не Жильбер.

Ему надо было слишком много сделать. Он в спешке открывал тюки и вскрывал сундуки, куда госпожа Остроберт положила гору подарков для принцесс. Дест надел на шею Саламандры ожерелья из опала, он обвязал ее доставленным из Генуи шелком и восточной полупарчой. Она безумно смеялась, эти заботы казались ей излишними, а Дест любовался ее божественным неведением, ее наивностью, которые казались ему достойными восхищения.

Она и в самом деле удивлялась всему: и что под ногами чувствуется твердая земля, и что всюду узлы тюков, и что стены не открываются на ее пути. Она приходила в волнение, когда чувствовала мягкость мехов и холод драгоценных камней.

На рассвете было прохладно, и слуги разожгли в главном очаге огонь на ветках лимонного дерева. Она подбежала к нему и легла на горящие угли, туника на ней горела со слабым потрескиванием, и землянин выхватил неосторожную красавицу из пламени. Никаких следов не осталось на розовой коже, которую он покрыл поцелуями.

— Опасно?! — воскликнула она, отбиваясь от него. — Этот только что остывший пепел? Так, значит, ты не знаешь, как вспыхивает Солнце и какая это радость — пересечь его орбиту? Посмотри, это прекрасно!

Она хотела, чтобы он взял горсть горящих угольков. Жильбер объяснил ей, что, будучи материального происхождения, он сгорел бы, как туника на ней, и в подтверждение своих слов показал ей почерневшие нити ее вуали. Она размельчила их между пальцами и стала серьезной.

— Значит, ты никогда не видела всепожирающий огонь?

— Нет, — сказала она. — Я всегда смотрела сверху. О! Я видела удивительные вещи — бездны света, огненные розы!

— Теперь тебе нужно время от времени опускать глаза. Здешние люди тупы, не надо, чтобы они подозревали, что ты пришла издалека. Тебе следует стать обыкновенной девушкой с Анти-Земли…

— Это невозможно, я — Саламандра!

— Мы им это не скажем. Нужно выбрать какое-нибудь имя, которое тебе подошло бы… У меня в окрестностях Триполи есть маленькая область Сент-Эльм, и ты станешь, нет, не моей сестрой, поскольку у меня ее нет, а кузиной из Феранции, прибывшей сюда… паломницей.

— Они не поверят тебе, — возразила с безразличным видом Саламандра.

— Почему?

— Потому что ты меня любишь.

— Да, — согласился Жильбер, — я люблю тебя… — Он обнял светящийся призрак. Открылась бездна Огня. При одном соприкосновении со Стихией его обжигало наслаждение.

— Кто бы ты ни была, — поклялся он, — монстр или женщина, я женюсь на тебе на глазах людей и их богов!

— Постой, — сказала Саламандра, — я, однако, слышала, что ты должен жениться на принцессе Анне де Лузиньян? Неужели христиане являются двоеженцами?

Он не ответил: это не самое сложное препятствие в той сложной ситуации, из которой он старался выпутаться.

Шло время: водяные часы были наполовину пусты. В раскаленной дымке над горизонтом поднимался медный диск солнца; со временных алтарей неслись причитания, а толпы самобичующихся в капюшонах двигались через Город. Благородные девицы и придворные фрейлины, пронзительно голося, били себя в грудь. Высокие, как столбы, свечи оплывали на папертях, на них еще видны были следы крови, пролитой во время ночной резни. Везде только горе, прах и смерть.

— Я голодна, — сказала Эсклармонда и с завистью посмотрела на головешки в очаге.

Жильбер объяснил ей, что она не может больше, следуя нормам приличия, питаться смолой, и принес ей пирожные, печенье и легкую закуску из мяса крупной дичи, которые приготовляли в соседних комнатах. Крепкое и густое кармельское вино высокого качества пахло глиной; Дест сделал несколько глотков, стремясь погасить внутренний жар. Он смотрел, как Саламандра поглощала все, и находил восхитительным ее аппетит, который он презирал бы, будь это другая женщина. Она поела и быстро заснула. Уткнувшаяся в свой локоть, она была похожа сейчас на ребенка со своим слегка приоткрытым, как бутон розы, ртом. Жильбер накрыл ее расшитым золотом покрывалом.

«Остановись, — говорил он себе, — ты цивилизованный человек, а это всего лишь маленькая девочка. Если я возьму ее на руки, все погибнет. Я люблю ее… Я никогда не смогу полюбить другую…»

Мысли астронавта путались, он чувствовал истому и жар, как жертва, которая весело поднимается на костер, а между тем в ясном уголке его разума кричал другой голос. Он предупреждал его об ужасной опасности и о самой страстной из смертных женщин.

К несчастью, рядом со сверхъестественным существом его силы таяли. Он поцеловал видневшуюся из-под платья голую ножку, и аромат амбры и сандала заполнил его легкие.

Тем же вечером, знойным и тихим вечером, какой в этих местах не редкость, когда сумерки еще не сгустились, Сафарус на муле бежал из Сиона.

Пустыня была окрашена в золотые, оранжевые и пурпурные тона; на западе изумрудное озеро занимало весь горизонт, свинцовые тучи висели над Городом. Ученый держал путь к пещере Маспела, где рядом со своим супругом покоилась Сара. Он дрожал, хотя воздух был знойным, горячим. В наполненном тревогой сердце его, которое пронзала мысль о смерти, лежала печаль. Несколько прокаженных с белым налетом на лице, с кровоточащими глазами, появились внезапно из гробниц, где они лежали, и стали целовать его следы. Он бросил им мелкую монету и подумал: «Этим нечего терять в своем падении. Но они счастливее, чем я: они не знают…»

Чтобы перевести дух, он остановился в оазисе, водный источник которого защищали только три пальмы. Небо представляло собой магму из расплавленного золота. На песке видны были следы ходивших к водопою львов.

На дороге возникла тень.

Человек не хотел спускаться с холма, откуда его острый глаз как любовницу видел Сион или добычу. Негр-раб присматривал за конем, повелитель же был укутан в джеллабу черного цвета. На его золотистого цвета лице с орлиным носом лежала печать абсолютного спокойствия. Его узкие зрачки, охваченные тенью, как зрачки хищных птиц, уставились на Сафаруса, который пал ниц. В это время огромное красное солнце закатилось, и сразу наступила ночь.

— Возвращайся в Солам, — сказал незнакомец. Так называли Иерушалаим сторонники Терваганта.

— Господин атабек! — зарыдал еврей. — Вы не можете не знать: этот город проклят! Безумие охватило христиан; все мои близкие вырезаны.

— Аллах велик! Некоторые всегда выживают.

— Даже мой дом в Силоаме представляет собой лишь пепел. У меня нет больше ни крыши над головой, ни камня, на который я мог бы положить голову.

— Кажется, это произошло не в первый раз?

— Нет, — сказал Агасверус, — нет, на этот раз было хуже всего! Огненный Бич неистовствует… ужасный конец уготован этому городу и королевству…