Страница 60 из 60
— Ну, вот и свиделись, погорелец, — весело объявил Астах. — Бросай кольт, что ли. Потолкуем напоследок.
— А зачем же мне его бросать? Стреляй, что ли, в девку, потом я тебя кончу, да и делу конец.
— Слушай, погорелец, не винти мне мозги. Девка это твоя, и любовь у вас. Я, видишь ли, ее просил добром, чтобы она покричала, тебя позвала. Молчала, мутафагово семя. Значит, любит тебя. Разве ж ты не оценишь этого? Разве дашь ей помереть? Нет, Мажуга, меня ты не проведешь. Бросай кольт. Видишь, у меня один ствол, так что я только тебя и кончу. А ее пинком пониже спины на волю отправлю, клянусь. Да, и куртку свою тоже скинь. Я ж знаю, что за курточка у тебя, у меня, между прочим, целый шкаф таких — разного покроя есть, на выбор.
Мажуга швырнул кольт под ноги и, расстегивая куртку, поправил:
— Не «есть», а «был».
— Что — «был»?
— Шкаф. Видишь ли, оба мы с тобой погорельцы, горемыка. Нет у тебя больше ни шкафа, ни курточек, ни дома богатого, ни даже буровой. Все сгорело. Жалко мне тебя, Асташка.
— Снимай куртку, — повторил Астах.
Когда Игнаш скинул бронированную одежку, он решился глянуть вверх. Увидел, что из окна, где торчит пулеметный ствол, клубами вытекает дым. Черные жирные струи плыли изнутри спокойно, без спешки, пожар не торопился, он знал, что этот дом уже принадлежит ему. Когда Астах поднял голову, ладонь Йоли осторожно скользнула ему под полу куртки.
— Что ж ты сделал, мутант? — прохрипел Астах.
Он злобно ткнул Йолю стволом, она дернулась, охнула… и, пользуясь случаем, высвободила руку из-под полы астаховой куртки. В руке был короткий нож.
— Я сделал? — спросил Игнаш. — Нет, это ты сделал. Ну так что, будешь стрелять в меня наконец? Или как? А то здесь жарко становится. Давай, стреляй уж, покончим с этим.
Астах молчал, поглядывая то на Игнаша, то на дым, плывущий из окна. Потом решился, вскинул обрез, Йоля всадила ему нож в бедро, Мажуга упал, выбрасывая руку к лежащему в пыли кольту. Пуля, выпущенная из обреза, ушла вверх и расщепила дверной косяк. Йоля вывернулась из ослабшей хватки, отскочила в сторону, дважды бабахнул кольт. Астах завалился на спину, на лице его застыло удивленное выражение.
— Ну вот и все, — устало сказал Мажуга, поднимаясь. — Йоля, лезь в самоход, поедем отсюда…
В дверях позади него хлопнул выстрел, звук был совсем негромкий, и Мажуга не сразу сообразил, почему вдруг ноги перестали его держать, и что это с ним такое приключилось, что он валится и валится… и валится. Когда он упал, Йоля увидела в дверях женщину. Круглолицая блондинка с дымящимся пистолетом, который она судорожно сжимала обеими руками. Женщина зажмурилась и снова вдавила спусковой крючок. Пуля вжикнула над головой Йоли, та метнулась в сторону, в другую, блондинка стреляла еще и еще. Она палила, не раскрывая глаз, не целясь, пули уходили куда-то в стороны, Мажуга корчился на земле, под ним расплывалась темная лужа, в крови отражался свет фар, луч прожектора и языки пламени, уже показавшиеся в окне второго этажа.
Расстреляв обойму, блондинка уронила руки и завыла. Йоля споткнулась, упала на колени. Над головой грохнул выстрел — не пистолет малого калибра, а ствол помощнее. Самоха, дохнув перегаром, хрипло произнес над сидящей Йолей:
— Вот теперь готово.
Блондинка, заливаясь кровью, распростерлась на пороге. Здание уже горело в нескольких местах, густые клубы дыма валили из окон, ползунья шкура на них корчилась и лопалась, языки пламени пробивались наружу.
— Эй, Игнаш, вставай, — позвал Самоха, — ты чего? Чего ты, Ржавый?
Они бросились к Мажуге, подхватили с двух сторон, подняли. Тот обвис в их руках, запрокинув страшно побледневшее лицо.
— Идем, дочка, бежать отсюда нужно, — пропыхтел оружейник. — Скорей! В грузовик его, я за руль сяду.
Они с трудом затащили вяло шевелящегося Мажугу в кабину, Йоля села рядом, обхватила его обеими руками, ей казалось, что если выпустить Игнаша хоть на миг, мир опрокинется. Руки были скользкие от крови, но она держала крепко.
— Йоля, — прошептал Игнаш, — так всегда бывает. Люди думают, что они оружию хозяева, что управляют им. На самом деле… послушай…
Он закашлялся, на губах выступила кровь.
— Молчи, молчи, — просила она, — береги силы.
— Нет, я должен сказать… я понял. Оружие не просто над нами властвует, оно нас ведет. И… и… и приводит… к…
Самоха завел двигатель, стал сдавать назад, бормоча, что нужно спешить, потому что зарево над усадьбой сейчас заметят те, кто на буровой…
— Ничего, — твердил толстяк, — ничего, вот привезем его в Харьков, первым делом к лекарям. Знаешь, какие у нас в цеху лекари? Они, дочка, и мертвого поднимут, вот какие… Ты рану зажми, тряпку какую или что… А, ты уже сама догадалась, это правильно, правильно, дочка…
До Харькова Мажуга не дотянул. Он перестал дышать у того самого холма, где Йоля впервые увидела небо над собой. Теперь она попросила Самоху остановить грузовик и помочь ей выкопать могилу. Небо и впрямь было красивым, сперва темно-синее, с медленно бледнеющими звездами, потом розовое, красное и, наконец, пронзительно-голубое.
Самоха терпеливо ждал и после того, как пригладили землю на могильном холмике. Ждал, пока Йоля смотрела в небо…
Когда совсем рассвело, на горизонте громоздкой серой глыбой встал дым сотен труб, он медленно поднимался к небесам, набухал колеблющейся громадой, струи различных оттенков сплетались, смешивались в бесформенную массу — как будто равнина вспухала волдырем, который вот-вот прорвется, и брызнет оттуда что-то опасное, смертоносное. Так и было на самом деле — из этого города во все концы Пустоши везли оружие. Оно обладает великой властью над людьми, оно ведет их странными и опасными путями. Йоля долго глядела на чудовищный дымовой волдырь, вздувшийся над равниной, серый призрак того, старого, давно умершего города. Будто силуэты древних зданий встали среди степи и колышутся под ветром.
— Куда ж ты теперь, дочка? — спросил Самоха. — Хочешь, идем со мной, а? В Харьков? Домой…
Йоля встала, утерла мокрые щеки, подтянула узел, стягивающий вышитый Лушей платок, и помотала головой. Она не хотела возвращаться в Харьков — город, который дал ей все, и который затем все отнял. Бескрайняя Пустошь лежала перед ней, и «беретта» в кобуре на поясе уже вела Йолю странной дорогой.