Враги по оружию

— Смолкните! — рявкнул Молот, свел у переносицы кустистые брови, потер сизый носище и изрек: — Сегодня делаем недоделанное, собираем пожитки и выдвигаемся на рассвете.

— Ой, горе, горе-е-е! — голосила другая баба — кто это, Макс за спинами не видел.

— Скотину жалко бросать, — сказал Мыш, похоже сам себе. Его длинный нос-хоботок шевелился, как у животного.

— Голосуем, — пророкотал Молот. — Кто за то, чтобы уходить? — И первым вскинул ручищу, поросшую черными курчавыми волосами.

— А точно омеговцы идут? — не унимался Мыш.

— Когда я вам врал? — Староста ударил себя кулаком в грудь, его пузо-барабан колыхнулось.

Макс скрипнул зубами. Хоть бы постеснялся, дерьмо ползуновье! Все знали, что Молот — лжец еще тот, и это не самый страшный его порок. Если заподозрит, что его интересы страдают, ни перед чем не остановится, волчара ненасытный! И что отец Макса с крыши по его вине свалился и покалечился, тоже все знали, но предпочитали помалкивать — боялись Молота и его головорезов. Вон глазенками зыркают. Пока отец Макса был старостой, урожай и приплод поровну делили и плату для омеговцев тоже одинаковую брали. Теперь же что идет в гарнизон, а что — в подвал Молоту, непонятно. И все молчат. Скажет кузнец Молот прыгать в Разлом — прыгнут. Велит удавиться — удавятся же! Ропщут по углам, а как до дела доходит, хвосты поджимают. Вон тянут ручонки, голосуют. А если подохнет выродок, пир закатят. Все, кто Молоту противостоять вздумал, либо мертвы, либо уехали из поселка. И ведь с омеговцами нынешний староста на короткой ноге — пожаловаться некому. Но сколько веревочке ни виться — конец будет, отберут власть у Молота. Лучше сделать это сейчас, чужими руками.

— А ты, гончаренок, что? — Сосед Митек ткнул Макса в бок. — Никак остаться решил?

— Задумался просто, — подавив ненависть, буркнул Макс и проголосовал как все.

Он пять сезонов вынашивал план, как избавить поселок от коросты по имени Молот, — наконец момент настал. Он справится.

Легкое касание — Макс подпрыгнул, сбросил руку с плеча и лишь потом обернулся: Надин. Чуть раскосые глаза блестят, на высоких скулах горит румянец.

— Извини, — прошептал Маке— Что-то я сегодня не в себе.

Мужики окружили старосту и принялись обсуждать подробности бегства. Бабы, сбившись в кучки, причитали поодаль.

— Ничего, — Надин взяла его под руку, — идем от- сюда.

Последний раз обернувшись, он встретился взглядом со Старостиным сынком Угрюмом. Парень надул губы и смотрел с ненавистью. Набравшись смелости, Макс улыбнулся от уха да уха. Недолго Молоту осталось издеваться!

Обычно Макс и Надин встречались за сараями, под навесом. Макс уселся на сено — в стороны прыснули вспугнутые ящерицы, Надин осталась стоять. Набравшись смелости, он сказал:

— Давай останемся. Черные глазища Надин округлились.

— Неужели ты веришь Молоту? — удивился Макс.

— Сейчас — верю. — Девушка принялась наматывать на палец черный локон. — Зачем ему лгать? У него кузня… он тоже теряет, как мы.

— С ними пойдешь… С Угрюмкой… Поженитесь, заживете… — Макс сплюнул под ноги. — Врал Молот, Как обычно — врал! Он вас использует, как ты не понимаешь! Всех вас. Выйдешь за Угрюмку, да?! Дом у него большо-о-ой! Надин рассмеялась:

— Ну и дурачок ты! Придвинувшись, Макс взял ее за руку и ткнулся носом в прохладную ладонь.

— Омеговцы — чужаки, — шепнула девушка. — Они… хуже симбионтов. Вроде люди, но живут по непонятным правилам. Лучше остаться со скверным, но проверенным человеком, чем пустить в дом чужака.

Макс хотел возразить, но сдержался. Он еще мальчишкой мечтал сбежать на обучение к омеговцам, уже было решился, даже сухарей собрал, но именно в тот сезон отец отправился крыть черепицей дом Молота, упал с крыши и поломал ноги. Все знали, что кузнец метит на место старосты, шептались потом, что Молот и подстроил несчастный случай. И отец в этом был уверен. С тех пор кормильцем в семье стал Макс — какая уж тут Омега!

Отцовские кости срастались плохо, раны постоянно гноились, сыну пришлось гончарничать по мере умения, но всё до последней кружки выгребал Молот. Вы-де в поле не работаете, скот не растите, а жрете больше всех, будьте благодарны, что вас, лишние рты, кормят.

Когда у Макса выросли усы, он полностью освоил мастерство, но как со взрослым с ним не считались — привыкли, что работает бесплатно.

— Офицеры Омеги сыто живут, гораздо лучше нас. И там у них порядок, — сказал Макс.

— Ну и шел бы к ним. — Надин надула губки.

— И нанялся бы, если б не отец. И не ты. Люблю я тебя, Надин. Щеки девушки залил румянец, Макс продолжил:

— Я хочу, чтобы в поселке было все справедливо и правильно, как у омеговцев: украл — руку рубят или уши постригают, убил — повесили. А тут обворовывает нас Молот, и все молчат. Нельзя так.

— И я хочу. — Девушка вздохнула, тонкие пальцы зарылись в шевелюру Макса. — Но сдается мне, что добрые и справедливые омеговцы — это сказки. Не делай глупостей, Максим, идем с нами. Ну?

Сказать ей? Не стоит. Не поймет. Нужно сделать все самому, самому и ответить за поступки. Он отряхнул приставшие к шортам травинки, чмокнул девушку в лоб.

— Собираться надо. Подумать, на чем отца везти… Едва скрипнули проржавевшие дверные петли, отец крикнул:

— Что случилось, сын?

А ему сказать? Переложить ответственность? Нет. Ни у Макса, ни у отца нет выбора. Возможно, Макса и заберут, а вот старого гончара точно бросят. Кому нужен калека, когда он сумел вырастить достойную замену? Нужно сделать все самому, тихо. Наняться в омеговцы, отвоевать, вернуться в обновленный поселок. Макс не сомневался, что омеговцы повесят Молота как дезертира. Когда кузнец издохнет, справедливость будет восстановлена.

— Говорят, омеговцам новая плата нужна, война у них, — солгал отцу.

— А-а-а, тогда понятно, откуда столько шума. Всё забрали. Не дотянем до сезона дождей, с голоду помрем. Посмотри, что я сделал.

Макс принял из морщинистых рук продолговатый кувшин с двумя ручками, повертел, делая вид, что разглядывает нарисованных птиц, и поставил на верхнюю полку к готовым изделиям.

— Красиво. Пойду-ка я с Хватом свяжусь, узнаю что к чему, а то переполошились все… ужас, как переполошились!

Хотелось спросить отца, что он думает, но не хватало решимости. А вдруг осудит? Как и Надин, скажет, что лучше плохой свой, чем хороший чужак… Как это говорится? Лучше ящерку к пиву, чем маниса в поле? Так. Люди нерешительны, нужно помочь им избавиться от гнета Молота. И только он, Максим-гончар, сможет, потому что у него есть знакомый сержант-омеговец по прозвищу Хват, который частенько приезжал из ближайшего гарнизона забирать плату с их деревни…

На второй этаж вела подвесная лестница. Подтянувшись, Макс вскарабкался, обернулся, хотя был уверен, что отец за ним не последует, расчехлил огромный приемник, настроенный на одну частоту, надел наушники и отправил позывной. Хват оставил координаты на всякий случай, и, по мнению Макса, сейчас было самое время ими воспользоваться.

Хват тотчас отозвался. У Макса взмокли ладони, кровь пульсировала в голове. Еще есть шанс отступить, вдруг он ошибается… Вдруг… Нет! И так слишком долго на коленях перед Молотом ползал. Пришло время расплаты.

— Это Макс, — прохрипел он и продолжил шепотом: — У меня есть интересные сведения. Только пообещай, что омеговцы ничего не сделают моим односельчанам. Наш староста собирается на рассвете людей уводить. Узнал, что вы пожалуете. Люди против, но головорезов его боятся.

— Сведения достоверны? — поинтересовался Хват.

— Более чем. Если что изменится, я сообщу. Людям ничего не будет?

— Смотря как они себя поведут.

— Когда вас ждать?

— Ближе к ночи, — в голосе- Хвата звякнул металл, — спасибо. До связи.

Макс вытер пот и уставился в окно, откуда открывался вид на сараи, сколоченные из ржавых листов жести. Над черепичными крышами возвышался железный домик дозорной вышки с винтовой лестницей и закопченной трубой. К опорам крепились огромные прожекторы.