Последняя битва

Вверху раздался кашель, и хриплый голос произнес:

— Где он?

— Вниз уполз, — пробасили в ответ.

— Шпага, давай за ним, — приказал хриплый.

— А чего я? — фальцетом возразил третий кетчер. — Чуть что, Шпага — туда, Шпага — сюда. Пусть Кент под плиту лезет.

— Лезь! — рявкнул первый и заперхал.

Захлюпала грязь. Бяшка встал на четвереньки и, забравшись в холодную воду, спрятался за сваю.

— Кент, — откашлявшись, сказал хриплый. — Вон мешок на берегу, принеси пока.

— Угу, — буркнул кетчер и, чавкая по глине, побежал вдоль берега.

— Эй, головоногий! — позвал Шпага. — А ну вылазь оттедова!

Бяшка закусил губу, сжал кулаки.

— Кому говорю, вылазь! А то как шмальну, — прозвучало уже под плитой.

Клацнул затвор.

Вздохнув, бурильщик выглянул.

Между сваями, пригнув голову, на полусогнутых стоял худой как жердь кетчер. Лицо вытянутое, уши оттопырены, смотрит не моргая темными глазами-пуговками, словно рыбеха из аквариума на банку с кормом.

— Ну! — Толстый ствол штуцера дернулся вверх. — Руки!

И Бяшка, приподнявшись, показал открытые ладони. На кетчере была затертая до дыр куртка из шкуры пятнистого маниса, узкие грязные штаны и кирзовые сапоги.

— Шагай наверх.

Шпага посторонился. Недалеко от него на берегу стоял Кент.

— Гля, чё нашел! — воскликнул тот. — Э, слышьте, да тут сухпаек, журналы нашей армии и еще во!

Кент обернулся, помахал саблей.

— Холера, смотри! — крикнул он.

— Неси, — приказал хриплый. — Сейчас разберемся.

Когда Бяшка под прицелом штуцера выбрался из-под плиты, высоколобый и здоровый, как Георг, Кент уже стоял возле машины. Под его кожаной рубахой бугрились и перекатывались крепкие мышцы. В руках у кетчера была вскрытая упаковка с яркими надписями, одна из тех, что Бяшка нашел на столе в доме. Нижняя квадратная челюсть бандита прыгала вверх-вниз, с хрустом наминая давно не съедобные пластинки. Содержимое мешка лежало на капоте, а сам мешок Кент зажал под мышкой, где в петле висел двуствольный обрез.

— Подойди, — прочавкал здоровяк, доставая новую галету из пачки.

За баранкой сендера, поставив ногу на приступок, сидел третий кетчер, со скуластым лицом, в оспинах после земляной лихорадки. Он брезгливо разглядывал плесневелый хлеб.

— Эй, э! — воскликнул Шпага за спиной у Бяшки. — Мне оставьте.

Холера попробовал галету и, сплюнув, швырнул ее на капот:

— Жрите такое дерьмо сами.

Он близоруко уставился на Бяшку.

Шея кетчера была обмотана засаленным платком, лысину покрывали пятна лишая. Холера сутулился, кутаясь в серую шинель с блестящими пуговицами.

— Иди сюда, — сказал он, разворачиваясь на сиденье. — Кто такой?

Шпага подскочил к машине, схватил галету и вгрызся в нее, показав редкие кривые зубы.

Бяшка подошел к сендеру и оглянулся на холм за озером в надежде, что там появится водовозка клана. Вдруг в мастерской Георгу еще вода понадобилась, и он отправился к озеру в такую рань…

— А ну хватит! — заорал вдруг Холера.

И все вздрогнули.

— Жвала придержите. Вы чё, коровы-мутафаги?!

— Ну, это… — протянул виновато Кент, положив упаковку с галетами на капот. — Командир…

— Зачем ты так? — добавил Шпага и громко сглотнул. — Мы ж три дня не емши…

— Смолкни! — кинул Холера.

Его брови сдвинулись к переносице, глаза стали как две щелочки.

— По-вашему, я должон допрос учинять? — Он выпятил щетинистый подбородок. — Мы пленного взяли… Давай, Кент.

Мясистыми пальцами здоровяк вытер пухлые губы и повернулся к Бяшке.

— Ты мутант? — произнес он, двигая челюстью, словно дробильный пресс в мастерской у Георга.

— Чего? — Бяшка насупился, прикидывая, стоит ли попытаться отобрать у Шпаги штуцер, висевший у того на плече. Только руку протянуть, схватить за приклад, развернуть стволом к кетчерам и… Нет, не выйдет, ремень у ружья короткий, не получится его с плеча сорвать. Кетчеру достаточно руку согнуть…

— Башка у тебя вона какая, — пояснил Кент, разведя лапищи в стороны. — Большая.

— Я бурильщик, — с вызовом произнес Бяшка. — Это вы…

Он осекся, встретившись с холодным взглядом Холеры.

— Кент, — тот дернул подбородком, — научи малого, как надо со старшими разговаривать.

Бяшка отпрянул, когда здоровяк шагнул к нему, выхватив из-за пояса нож с широким кривым лезвием.

Клинок свистнул перед носом бурильщика. Кент ловко перебросил его в другую руку — сразу стало понятно, что делает он это не впервой.

Бяшка приготовился закричать изо всех сил, вдруг кто услышит, открыл рот — да так и замер.

Кент, играясь ножом, бормотал, что располосует Бяшкину голову на дольки, как крымский арбуз. Шпага лыбился, а Холера ухмылялся. Кетчеры не видели, как из затянутой некрозом пристройки за их спинами появился пустынник, одетый в драный халат, с тюрбаном на голове и платком, скрывающим половину лица. Он уверенно перемахнул через забор и пошагал к сендеру, неся на плече деревянный посох. Иногда пустынники странствуют в одиночку, иногда — с караванами, считается, что они приносят удачу, защищают торговцев в Пустоши от невзгод и напастей. Но к вышедшим из некроза такое не относится. Нельзя пройти через ядовитую плесень, не став симбиотом.

Бяшка подумал было, что у него глюки приключились. Это частенько случается с бурильщиками, которые давно занимаются своим делом и работают в затоне без особых масок. Во время сбора урожая улитки выделяют слизь, от ее запаха, как от дурман-травы, в голове случаются видения, а непривычные люди и вовсе сознание могут потерять.

Пустынник врезал посохом Шпаге под колени, тот вскрикнул и, получив в довесок по затылку, рухнул на землю. А пришелец из некроза уже запрыгнул на капот сендера, схватив молоток. Кент не успел развернуться — брошенный инструмент врезался тупым концом ему в щеку. Хрустнула челюсть, и здоровяк, утробно хрюкнув, повалился лицом в грязь.

Узкий прямой клинок, непонятным образом возникший в руке пустынника, со свистом рассек воздух. Холера пронзительно закричал, схватившись за левое ухо.

Незнакомец наотмашь залепил ему ножнами по правому, и кетчер вылетел из кузова.

Бяшка стоял с раскрытым ртом, боясь пошевелиться. Пустынник выпрямился на капоте, окинул взглядом неподвижные тела бандитов и вложил меч в ножны. В руках у него теперь был обычный деревянный посох.

То есть посох из двух частей состоит, промелькнуло в голове у Бяшки, пытавшегося унять дрожь в теле. Его плечи, руки, пальцы, колени безудержно тряслись, стучали зубы. Прежде он никогда не видел, чтобы симбиоты действовали так, так… хладнокровно и расчетливо. Твари, которые иногда выбредали из некрозных пятен, всегда вели себя как тупые, ничего не замечающие перед собой создания. Напрочь лишенные рассудка, они выли и мычали, сдирали кожу с лица ногтями, пуская изо рта кровавую пену, и вскоре падали замертво.

— Н-не… — выдавил Бяшка, клацая зубами, — не уб-бивай.

Пустынник спрыгнул с капота, перешагнул через Кента и подошел вплотную. Стянул с головы тюрбан.

— Вик! — выдохнул Бяшка.

И, всхлипнув, опустился в грязь.

Ферзь попробовал шевельнуть пальцами. Он почти их не чувствовал, руки были крепко стянуты за спиной тонкой бечевой. Рот заткнули чензиром, наполовину окостеневший кусок вогнали так, что язык прижало к небу. Перед тем хозяин нищих кварталов успел-таки всадить нападавшему в ухо шило, которое всегда прятал в рукаве, но здоровенная тварь, придавившая его к стене полутемного барака, даже не вскрикнула. Потом Ферзю на голову набросили мешок и ударили его чем-то тяжелым в висок.

Очнулся он уже в повозке. Судя по шипению и тихому топоту впереди, ее тянули ящеры-манисы. Во рту скопилась вязкая горечь, чензир, пропитавшись слюной, разбух. Ферзь сглотнул и сразу пожалел: измученный язвенной болячкой желудок взбунтовался, перед глазами поплыли круги, горло сдавило спазмом. Замычав, старый вор рывком перевернулся на живот и шумно задышал носом.