Страница 35 из 53
До начала судебного процесса над Зиновьевым и Каменевым в августе 1936 года членов партии ознакомили с закрытым письмом ЦК «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока», в котором говорилось, что зиновьевцы убили Кирова, а собирались убить еще и Сталина, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова…
В текст обвинительного заключения Сталин вписал, что Кирова убили «по прямому указанию Зиновьева и Троцкого». Сталин вписал в текст и новых обвиняемых. Их расстреляли.
Постановлением ЦИК и СНК от 5 ноября 1934 года было учреждено печально известное особое совещание при народном комиссаре внутренних дел. Это значительно упростило жизнь аппарата госбезопасности. Судебный процесс даже в сталинские времена требовал соблюдения минимальных формальностей. А тут свое же начальство без лишних разговоров подписывало приговор.
Первоначально особое совещание получило право без суда ссылать или отправлять в исправительно-трудовые лагеря на срок до пяти лет лиц, признанных общественно опасными, а также высылать из страны иностранных граждан.
В 1937-м особое совещание получило право отправлять в лагеря на срок до восьми лет обвиняемых в принадлежности к право-троцкистским, шпионско-диверсионным и террористическим организациям, а также членов семей приговоренных к высшей мере.
С 17 ноября 1941-го особое совещание уже могло выносить любые приговоры вплоть до смертной казни.
После войны особое совещание получило право отправлять на бессрочное поселение тех, кто отбыл заключение, выселять из Литовской, Латвийской, Эстонской ССР и западных областей Украины в отдаленные местности членов семей участников националистического подполья.
Берия 15 июня 1953 года предложил ограничить права особого совещания, ссылаясь на то, что министерство государственной безопасности злоупотребляло своими правами. Упразднили особое совещание в сентябре 1953-го, уже после Берии.
Приказом НКВД СССР от 27 мая 1935 года были созданы областные тройки НКВД, которые располагали правами особого совещания. В тройки входили: начальник местного управления НКВД или его заместитель, начальник управления милиции и начальник отдела УНКВД, который разбирал соответствующее дело.
Приказом НКВД от 30 июля 1937 года, согласованным с ЦК, создавались тройки по другому принципу: в них входили республиканские наркомы или начальники управлений НКВД, партийные секретари и прокуроры. Они имели право применять любые меры наказания, вплоть до расстрела. Тройки были упразднены приказом НКВД от 26 ноября 1938-го.
Зачем вообще Сталин это затеял?
Профессор Наумов:
— Он расстрелял всю партийную верхушку, потому что видел, что его решения вовсе не воспринимаются в стране так уж безоговорочно. Ему нужно было вселить во всех страх. Без страха система не работала. Как только приоткроешь дверь, сразу начинается разрушение режима.
Сталин хотел освободиться от тех людей, которые работали с Лениным, которые помогли ему одолеть оппозицию. Не любит диктатор, когда рядом стоит человек, который ему помог.
Вокруг Сталина уже появились молодые работники, которые воспринимали его как полубога, так что он осуществил смену поколений, причем по всей стране, до последнего сельского райкома.
До убийства Кирова партийные руководители могли свободно встречаться, приехав на съезд в Москву, что-то обсуждать. После убийства был установлен новый порядок: первый секретарь обкома выезжает в Москву на пленум ЦК или в командировку, только получив разрешение Сталина.
Всякое общение партийных секретарей между собой было перекрыто: оно ставило под сомнение верность Сталину. Встречи, разговоры только с его санкции. Даже когда Сталин был в отпуске на юге, туда шли шифровки с просьбой разрешить выехать в Москву или в другой город и с объяснением зачем.
Политбюро решало, кому и куда ехать в отпуск. Так, например, командующего войсками Белорусского военного округа командарма первого ранга Иеронима Петровича Уборевича насильно отправили отдыхать за границу. Он не хотел, но его заставили ехать, а потом приписали ему работу на разведки тех стран, где он побывал.
Николая Ивановича Ежова, который лечился в Германии, тоже обвинят, что он работал на немецкую разведку.
У Сталина все было продумано до мелочей. Он действительно обладал даром администратора. Не случайно Ленин именно Сталина поставил на пост генерального секретаря. Ленину он нравился твердый, решительный, последовательный. Не понравилось Ленину, когда Сталин против него повернулся. Зиновьев и Каменев тогда уговаривали Ленина: он еще молодой, мы все уладим. Уладили…
Убийство Кирова вождь использовал для того, чтобы убрать очень многих людей.
В ночь на 27 июля 1936 года был арестован бывший член политбюро, а в тот момент первый заместитель наркома лесной промышленности Григорий Яковлевич Сокольников.
Его жена писательница Галина Серебрякова написала большое письмо Сталину и Ежову.
Вдруг раздался телефонный звонок.
— Галина Иосифовна? — спросил незнакомый голос по телефону. — Говорит Агранов. Вы ведь писали Сталину и Ежову? Мне поручено поговорить с вами. Сегодня в десять вечера выходите на угол Спасо-Песковской площади и Трубниковского переулка. Увидите машину. Подойдите к шоферу и скажите, что вы — Семенова. Понятно?
В назначенный час Серебрякова подошла к поджидавшему ее автомобилю и назвалась Семеновой. Шофер, не говоря ни слова, распахнул дверцу. Они приехали на Лубянку. В приемной она просидела целых пять часов, и лишь поздней ночью ее провели в огромный ярко освещенный кабинет. За столом, уставленным вазами с пирожными и фруктами, сидели Агранов и Ягода.
— Мы хотим спасти вас от страшной катастрофы, которая неизбежна, — сказал ей Агранов. — Мы молоды, даровиты…
— Что я должна сделать?
— Все рассказать.
— Но в том, что я расскажу, нет признака чьей-либо вины, иначе я давно бы сообщила об этом партии.
— Расскажите о себе и о вашей семье все.
Серебрякова говорила четыре часа. Иногда Ягода или Агранов прерывали ее, щеголяя знанием деталей, которые она упустила.
— И тем не менее, — сказал ей Агранов, — вы говорите неправду, вы скрываете главное.
Дверь открылась, и вошел секретарь ЦК Ежов. Его крошечный рост и лицо старого карлика ужаснули Серебрякову.
— Все еще не хочет помочь нам? — спросил он улыбаясь, отчего все его лицо еще больше исказилось и сморщилось.
— Так вот, подведем итог, — продолжал Агранов. — Самого главного вы нам так и не сказали. В декабре 1934 года, после убийства Кирова, вы проходили по коридору своей квартиры и остановились у дверей кабинета мужа. Вы услышали, как ваш отец…
— Но позвольте, — закричала Серебрякова, — отца в это время не было в Москве! Он за всю зиму ни разу, слышите, ни разу не был у нас!
— Не прерывайте меня, вспомните все и подтвердите. Ваш отец говорил: «Мы убрали Кирова, теперь пора приняться за Сталина».
— Ложь!
— Поймите, — сказал Ежов мягко. — Мы хотим сохранить вас как писателя. Вы ведь стоите на краю бездны. Дайте правдивые показания, и вас не арестуют. Через несколько месяцев мы восстановим вас в партии и вернем в литературу. Вы снова выйдете замуж, будете счастливы. Ваши дети вырастут в человеческих условиях…
Галина Серебрякова сначала попала в больницу, потом ее все-таки арестовали и отправили в ссылку. Она отбыла свой срок, вышла на свободу, вернулась в Москву, но долго не могла обустроить свою жизнь.
Она обивала пороги разных учреждений, пока не попала на прием к моему отчиму — Виталию Александровичу Сырокомскому, который в начале 60-х работал помощником первого секретаря Московского горкома. Человек с обостренным чувством справедливости, готовый помочь всякому, кто нуждается в помощи, он был потрясен ее трагической историей. Он буквально заставил своего шефа принять Серебрякову, за этим последовал звонок в Моссовет и ордер на квартиру. Она много писала и издавалась, хотя воспоминания об аресте и ссылке увидели свет только после ее смерти…