Долг чести

Отца Беатрис ему довелось увидеть лишь однажды. После свадьбы он явился в деревенскую гостиницу, где остановились молодожены, переполненные счастьем. Он прикатил в карете, запряженной восьмеркой превосходных лошадей. От таких лошадок не отказался бы и принц крови! Отец Беатрис приехал вовсе не для того, чтобы благословить молодых. Он высказал дочери — в весьма не двусмысленных выражениях — все, что думает о ее безрассудном поведении.

Беатрис выслушала отца молча, только глаза сверкали да губы побелели. Потом с видом принцессы взяла Рыжего под руку и велела старику убираться вон. Надутый дурак с налитым кровью лицом поклялся, что никогда больше не заговорит с дочерью.

Рыжий смотрел, как великолепный экипаж выезжалсо двора. Даже сбруя лошадей сверкала золотом и серебром. Беатрис смеялась: карета — всего лишь карета, а надутый старик — всего лишь надутый старик, и ничего больше. Но после того визита Рыжий влюбился в Беатрис еще больше. Она была самой любимой женщиной в мире, а Рыжий — самым счастливым мужем. Особенно после того, как у них появилась София.

София и её мать были очень близки. Беатрис защищала дочь, как могла. Теперь она пришла к Рыжему и сообщила нечто, от чего он никак не мог отмахнуться. Вот это поворот! Он был в растерянности: что он знает о Маклейне, чтобы доверить ему дочь?

Рыжий болезненно поморщился. Это не игра, если дело касается Софии. Какая досада, что он не может отправиться в путь. А то он сам доставил бы дочь к Маклейну.

Он выглянул в окно. Шел проливной дождь, и конца ему не было видно.

— Беатрис, — прошептал он. — Ты уверена?

Ему послышалось, как дорогой голос шепнул в ответ:

— Да, простофиля ты эдакий.

Лежа в темноте, Рыжий улыбался.

Наконец наступило утро. Как и две предыдущие ночи, эта выдалась бессонной. София спала не больше двух часов. Каждый раз, закрывая глаза, она видела лицо Маклейна, который смотрел на нее… с презрением? Гневом? Она уже ничего не понимала. Она только знала: сердце ее разбито.

Снизу раздавались голоса — Мэри втолковывала Энгусу что-то насчет сырых дров. За окном не умолкая шумел дождь. Никакой надежды! Вздохнув, София встала, умылась и оделась. Каждое движение давалось с трудом. Иногда легкая боль напоминала ей о Маклейне и о произошедшем в библиотеке. Тогда она закрывала лицо руками и приказывала себе думать о чем-нибудь другом.

София решительно вышла из своей комнаты. Сегодня она твердо решила — хватит печалиться. С высоко поднятой головой она вошла в спальню отца, натянуто улыбаясь.

Он был еще бледен, однако в нем явно произошла перемена к лучшему. Его глаза блестели, как раньше, лицо просветлело, на губах играла радостная улыбка.

— Ты выглядишь молодцом, — сказала София, наклонившись, чтобы поцеловать отца. — Ты даже помолодел!

Он засмеялся, голубые глаза радостно заблестели.

— Не иначе как ангел исцелил меня сегодня ночью.

София рассмеялась:

— Да, это и немного волшебного порошка — и завтра ты встанешь на ноги. — Она села возле его постели и улыбнулась. — Как спалось?

— Отлично, просто отлично. — Рыжий всмотрелся к лицо дочери. — Девочка, ты выглядишь совсем больной.

София пожала плечами:

— Я плохо спала.

— С тех пор как ты отыграла дом, ты вообще не спишь. А я-то думал, теперь мы можем отпраздновать.

— Это из-за дождя. Льет уже три дня, и у меня мигрень.

Рыжий потрепал ее по руке.

— Детка, ты не спишь и не ешь. Ты зачахнешь, как пить дать.

— Нет. Дождь прекратится, и все будет хорошо.

— Дело не в дожде, София.

— Тогда в чем же?

— В Дугале Маклейне.

Она выдернула руку.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

— Ты неравнодушна к этому человеку.

— Неправда! — вскричала она. — Дугал Маклейн — надменный, самовлюбленный и упрямый болван!

— Твоя мама, упокой Господь ее душу, частенько называла так и меня. И До сих пор называет — только не спрашивай, каким образом мы беседуем. Но это не объясняет, почему ты тоскуешь.

— Я не тоскую.

— Хорошо. Тогда что тебя терзает?

София сцепила руки.

— Я… Я не понимаю. Я чувствую злость и обиду, и он тоже. У меня не было времени объяснить, почему… — Она покраснела. — Не важно.

— Это важно, иначе почему ты так расстроена? Девочка, ты можешь сделать только одно: отправиться вслед за ним.

София удивилась:

— Что?

— Отправляйся за ним и скажи все, что нужно. Уже прошло время, так что вы оба немного успокоились. Может быть, он выслушает тебя.

На ее глазах выступили слезы.

— Нет. Никогда не захочет он меня слушать. Рыжий, я… сжульничала.

Рыжий остолбенел.

— Что ты сделала?

— Не тогда, когда на кону стоял дом, а после. — Поймав взгляд отца, София снова покраснела. — Не важно.

— Что ты ставила?

Она со вздохом призналась:

— Поцелуй.

— Черт возьми! — Рыжий сжал зубы и долго молчал, прежде чем задать вопрос: — Поцелуй против чего?

София кусала губы. Рыжий застонал:

— Ох, девочка!

— Теперь ты знаешь, почему мне пришлось смошенничать. Я боялась — вдруг мне слишком понравится целоваться с ним?

Рыжий закрыл лицо рукой и пробормотал:

— Ох, Беатрис, что мне сказать? — И обратился к дочери: — Послушай, не знаю, прав ли я, но некоторые сказали бы, что да, прав. Поэтому я скажу. Маклейн сейчас гостит у сестры. Это день езды отсюда. Собирай вещи и скажи ему все, что должна.

— А дом?

— Что дом?

— Я думаю… Думаю, что он достоин им владеть. Ми делали все, чтобы его провести. Когда-то это казалось важным, но теперь…

— Детка, ты серьезно?

София кивнула.

— Можно продать запасы бренди. Вырученных денег хватит, чтобы начать жизнь заново где-нибудь в другом месте.

— Ты пойдешь на это? Уедешь из нашего дома?

— Когда-то мне казалось, что дом — все для меня, потому что это память о маме. Теперь я думаю — ведь мама всегда с нами, в наших сердцах.

Рыжий прижал руки к груди и воздел глаза к потолку.

— Дорогая, ты во всем права!

София тоже посмотрела на потолок и нахмурилась:

— Рыжий, что…

— Не обращай внимания. Девочка моя, я согласен с тобой. Если это принесет мир твоей душе, отдай дом Маклейну и выскажи ему все.

— А потом?

Он взял ее руку.

— А потом возвращайся домой, мы соберем вещички. — Он улыбнулся. — А теперь иди. Скажи Мэри, что она и Энгус поедут с тобой. Пусть сторожат тебя, как два бульдога.

— Но не могу же я вот так появиться в дверях дома его сестры и заявить, что хочу с ним говорить! Чтобы добраться туда, уйдет целый день, и…

— Ничего страшного. Более того, думаю, сестра Маклейна пригласит тебя погостить. Все говорят о ее щедрости. К тому же я знаю многих людей в Стерлинге. На всякий случай черкну кое-кому пару строк. Энгус возьмет записку с собой.

Неужели Рыжий прав? Она никогда не успокоится, если оставит дело как есть? Что, если Маклейн не станет ее слушать? Что подумает его сестра, когда она явится незваной, словно дерзкая особа, которая охотится за ее братом?

Щеки Софии густо окрасил румянец, но стыд не пересилил сердечную боль. Как все запуталось!

То, что случилось между ними, должно было случиться. Это было неизбежно с той минуты, как они встретились. Она знала это и хотела его отчаянно. Жаль только, что все испортило ужасное недоразумение.

Если они не объяснятся, Дугал будет вечно думать о ней плохо. Невыносимая мысль!

Она проглотила стоящий в горле ком и сказала:

— Рыжий, ты прав. Скажу Мэри, чтобы собиралась в путь.

— Энгуса возьми тоже. Для защиты.

Она пыталась было возразить, но отец поднял руку:

— Если тебе хватит часа на сборы, к ночи будешь уже там. Тем более этот дождь. На твоем месте я бы не медлил. Как бы не смыло мост.

София вымученно улыбнулась:

— Тебе не терпится от меня избавиться?

— Точно. Надоело видеть твое унылое лицо за завтраком.