Кризис и другие

Суперфактор А – это лишение субъектности через эрозию смыслового ядра у той системы, которую обрекают на катастрофу. Системой может быть семья (мы говорили уже о семье Отелло), организация, нация, цивилизация и так далее. Какова бы ни была система, ее можно вовлечь в катастрофу и провести через все фазы катастрофы нужным образом, доведя катастрофу до летального финала, только в случае, если система лишена способности к удержанию и сотворению смыслов, адекватных вызову катастрофы.

Система, которая лишена способности к удержанию и сотворению таких (адекватных катастрофе, в которую ее вовлекли) смыслов – это уже не субъект, а объект.

"Перестройка" – это изымание смыслов с целью превращения субъекта в объект. Франкл помогал людям обрести смысл. А фашистские психологи изучали способы разрушения у человека смыслов. Изучали методично и изощренно. Что, например, станет с человеком, если его заставлять делать нечто очевидно бессмысленное? Например, если требовать от него, чтобы он заправлял свою койку, измеряя качество заправки с помощью теодолита, и наказывать за отклонение от правильной заправки на доли миллиметра? Или заставлять перетаскивать камни – сначала из точки #1 в точку #2, а потом назад из точки #2 в точку #1, и так до бесконечности?

А листовки, адресованные солдатам, оказавшимся в окружении? Все они основаны на том, что сопротивление бессмысленно. Нет смысла, то есть. Москва сдана, Сталин бежал, все руководство партии и страны бежало, военачальники предали. Как только человек теряет смысл, он теряет способность выстаивать.

И не только человек. "Перестройка-2" повторит убийство смыслов, осуществленное "перестройкой-1". "Перестройка-1" уничтожила советские смыслы и основанную на них советскую идентичность. Помните трехчленку: "что мне делать?" В ней главное – МНЕ. Для того, чтобы это главное было, я должен БЫТЬ, то есть обладать бытием. Обладание бытием – это идентичность. Потеря идентичности – это потеря "я", то есть способности быть. Если нет способности быть, то какой смысл обсуждать, что делать? Некому это делать. В жизни вполне возможна ситуация, когда у КТО налицо дефицит по части "ЧТО делать". Но невозможна ситуация, когда проблема "ЧТО делать" бывает решена в отсутствие КТО. Организаторы катастрофы будут атаковать смыслы, процесс смыслообразования и идентичность, то есть возможность появления КТО.

Можно пережить низкие цены на нефть и газ, можно отразить демарши с юга или даже с трех сторон (Запада, Востока и Юга). Но все это можно сделать, если ты есть. Если ты субъект, КТО. А если ты объект, и тебя нет – то и сделать ничего нельзя.

Как же избавляют от субъектности страну, нацию, цивилизацию да и любую другую систему?

С одной стороны, систему проблематизируют. Как? По-разному. Ее проблематизируют с точки зрения полезности ("а зачем нам государство, если мы голодаем?"). Ее проблематизируют с точки зрения справедливости ("мы голодаем, а они жируют"). Ее проблематизируют иными способами. Наша система под названием РФ дает колоссальное количество поводов для таких проблематизаций.

Но ведь одних проблематизаций мало. Пользы нет? А разве к пользе все сводится? Мы детей ведь не для того заводим, чтобы иметь от них пользу в виде обеспеченной старости.

Справедливости нет? А мы ее вернем. Зачем нам систему разрушать? Мы ее исправлять должны.

То есть, для избавления от субъектности нужна еще и деперсонализация. Нужно, чтобы никакого "мы" не было, и чтобы это "мы" – "не дергалось". Для этого надо "мы" назвать, например, "совки". И, используя имеющуюся у этого "мы" склонность к самоуничижению (основанную на неких религиозных традициях – кенозис, покаяние и т. д.), начать демонтаж "мы". "Кто вы такие? Вы "совки", шедшие неверным путем! У вас все шиворот-навыворот. Вы не возникайте в ответ на наши проблематизации, а делайте, что вам говорят. Потому что по сути и нет вас, есть только ошибка природы и истории, которую другие будут исправлять".

Сочетание множественной проблематизации с деперсонализацией избавляет граждан от государства. Проверенное и патентованное средство. Суперфактор А в рамках многофакторной спецоперации "перестройка".

Если "перестройка-1" смогла за счет проблематизаций и деперсонализаций изъять советские, достаточно прочные к 1985 году, смыслы, под которые подкапывались многими десятилетиями, то изъять путинский "тучный патриотизм" намного проще. Ибо этот патриотизм сооружен политтехнологами. И помножен на невнятные надежды регрессирующего общества, цепляющегося за остатки собственного бытия, за воспоминания о возможностях такого бытия, за остатки собственного "мы", и не более.

Ущербность "тучного патриотизма" как смысловой системы компенсировалась "тучностью" этого патриотизма, то есть объедками со стола высоких нефтяных и газовых цен. С одной стороны, изымаются эти компенсации. С другой – демонстрируются уродства, обнажающиеся в момент изъятия компенсаций. Уродств хватает. Их всегда хватает, а в данном случае их через край. Тщательная работа по демонстрации уродств превращает сооруженную одними политтехнологами "великую воскрешающуюся Россию Путина" в сооруженные другими политтехнологами "эрэфию" или "путинярню".

Этот процесс уже идет полным ходом при попустительстве действующей власти. Говоря о попустительстве, я имею в виду не отсутствие жестких репрессивных мер, которые в этом случае имеют очень усеченную эффективность, сопряженную с большими издержками. Я имею в виду отсутствие адекватного смыслового ответа на данный вызов. То есть отсутствие всей и всяческой субъектологии, которая только и может противостоять деструктивному технологизму в условиях, когда конструктивный технологизм обесточен. Да и может ли технологизм вообще быть по-настоящему конструктивным?

Так называемые "конструктивные" технологи будут цепляться за "тучный патриотизм" вопреки всему, что будет входить в нашу жизнь вместе с катастрофой. "Деструктивные технологи" будут это входящее специфическим образом интерпретировать. "Ну, лопнул ваш "тучный патриотизм", – скажут они. – Что поделаешь? Теперь настало время антипатриотизма… Регионализма… Трансгосударственного патернализма, произвольных региональных декомпозиций и сборок".

Чем можно им ответить? Реальным ответом в нынешней ситуации может стать только "тощий патриотизм". Патриотизм, не нуждающийся в "объедочных" компенсациях. Но этот патриотизм несовместим с гламуром и шиком власть имущих. Нельзя призывать низы "затягивать пояса", одновременно демонстрируя вопиющую роскошь омерзительных куршавелевских оргий. И паллиативами по принципу "ай-яй-яй" тут не обойдешься. Тут нужно не "ай-яй-яй", а "а-та-та".

Это – как минимум. И не надо рассказывать сказки о том, что никто не знает, как это сделать. Когда надо – делали. Те же люди, которые сейчас говорят, что не знают, как это делать, – делали. Почему же тогда делали, а теперь, видите ли, не могут? Потому что тогда делали это самое "а-та-та" отдельным представителям класса, и класс соглашался это принять с ухмылкой ("Бабки-то у кого-то надо взять! У кого власть – у того и бабки! Сатисфакция называется… хе-хе-хе…").

Новые "а-та-та", способные создать предпосылки для эффективности патриотизма в тощие годы, должны задеть святое – возможность класса устраивать гедонистические оргии. А зачем этому классу страна, если он таких оргий закатывать не может? Зачем ему даже деньги? Ему деньги нужны для оргий, а страна – для денег, на которые можно осуществлять оргии. Оргии – это святая святых.

И класс говорит тем, кто на это посягает: "А вот это ты – не замай! Хочешь поизгаляться над несколькими нашими собратьями и полакомиться их бабками – ради бога! Но все мы как целое хотим гулять и будем гулять! Да хоть бы и на собственных политических похоронах".